Джессика старалась не обращать внимания на ее слова. Сестры видят в Пауле только опасную и разрушительную силу… но она знает, что ее сын добр, внимателен, интеллигентен, умен и полон любопытства и любви. Таков истинный Пауль, а не то представление о нем, которое возникло в результате джихада!
Обе женщины замолчали, позволяя другим сестрам обогнать их по дороге вниз с холма. Джессика смотрела на огонь своей свечи, ощущала запах дыма и пыталась справиться с эмоциями.
С удивительной силой схватив ее за руку, Мохиам прохрипела:
– Ты в долгу перед сестрами. Сама твоя жизнь принадлежит нам! Вспомни: мы спасли тебя, когда ты едва не утонула в детстве. Женщина погибла из-за тебя. Как ты можешь забыть это? Помни.
Голос преподобной матери пробудил давно подавленное воспоминание, и Джессика неожиданно вспомнила, как боролась за жизнь, когда тонула в быстрой реке: вода заполняла ее рот, легкие, холодная-прехолодная. Она не могла сопротивляться быстрому течению, ее потащило и ударило головой о большой камень. Она не помнит, как упала в реку, но ведь она была ребенок, не старше пяти-шести лет.
Две храбрые сестры прыгнули в бурную реку, чтобы спасти ее. Джессика помнит, как ее вытащили на берег и откачали. Позже она узнала, что одна из сестер погибла. Мохиам права: она умерла бы в тот день, если бы эти женщины не спасли ее.
Однако, как ни странно, Джессика не могла вспомнить имя погибшей тогда сестры или где эта река. И вдруг, сосредоточившись, собравшись с силами, кристаллизовав свои воспоминания об этом событии, она ясно вспомнила, что ее вытащили из воды две женщины, они по очереди освобождали от воды ее легкие, дышали ей в рот.
Две сестры? Как это возможно, если одна погибла, пытаясь спасти ее?
И почему остальные подробности так неясны? Сестры ничего не оставляют на волю случайности. Каким-то образом ей изменили воспоминания.
– Может, я действительно обязана Бене Гессерит жизнью, а может, вы давно поместили эту историю в мое сознание, чтобы использовать именно в таких обстоятельствах.
По тени, пробежавшей по лицу старшей женщины, Джессика поняла, что получила подтверждение. Она никогда не тонула. Что задумала эта старуха и ее приспешницы и какую еще ложь они внушили ей?
Глядя на Мохиам сверху вниз, Джессика сказала:
– Спасибо, что помогла принять решение. Сегодня вечером я достигла истинной ясности. Я ничего не должна сестрам!
Мохиам схватила Джессику за рукав, дернула назад.
– Ты будешь слушать! Ты сделаешь верный выбор.
Джессика услышала властный Голос, назойливый тон, которому не могла бы сопротивляться. Но Джессика хорошо знала Мохиам, она узнала этот голос, услышала опасные ноты и сумела мысленно подготовиться к нападению.
Из древесной тени выступила другая преподобная мать, в мерцающем свете свечи Джессика узнала это морщинистое лицо. Стокия, женщина, которую она когда-то давно видела на Иксе… та самая, о которой ее предупредила Тессия. Сердце забилось в невольном страхе. Я не должна бояться…
Голос Стокии визжал как тупая пила.
– Ты еще больше разочаровала нас, Джессика, отказавшись исправить свои ошибки. Как ты можешь выносить такую вину?
Ее слова походили на взвинченные ноты мучительной скрипки.
Мощные волны психической энергии обрушились на Джессику, пронизывая ее ощущением отчаяния, которое отнимало силы и било страшным стыдом. Еще несколько сестер вышли из тени и окружили их с Мохиам, присоединившись к нападению. Стокия подошла ближе.
Джессика ощутила страшную головную боль; от нее требовали, чтобы она подчинилась велению Верховной Матери Харишки и выступила против родного сына.
Но Тессия подготовила ее, научила, где взять силы, чтобы выдержать это нападение. Жену Ромбура били, пытали и калечили, но не сломили; она нашла в себе источник сил и смогла сопротивляться, когда сестры старались сломить ее. И теперь Джессика располагала этим знанием.
Собрав все свои силы, всю ярость и ненависть к Стокии, Мохиам и ко всем остальным женщинам, вызванную тем, что они пытались сделать с ней – и с Паулем, Джессика укрепила сознание и последовала мысленными путями, которые нашла с помощью Тессии, собирая защиту и открывая новые источники силы.
Она сражалась с чувством вины, используя самую свою суть, самую основу своей жизни. Она ухватилась за любовь к герцогу Лето и к сыну. Мысленно она видела прекрасное лицо Лето с дымчато-серыми глазами, такое нежное, такое сильное – и сосредоточилась на нем. Память о Лето и силы, пронизавшие каждую ее клетку, дали броню, которую сестры не смогли пробить.
С огромным усилием Джессика крикнула:
– Возьмите… свою вину… на себя!
Собравшись, она отбила нападение; сосредоточиваясь все сильнее, Джессика чувствовала, как атака слабеет, слышала крики боли, словно на ее противниц на самих обрушилось сознание вины. Спустя несколько мгновений, одержав победу, она пошла вниз по склону холма, оставив сестер стенать, раскачиваться и дрожать.
На полпути к сиетчу Табр посреди пустыни на выступе скалы стоял приземлившийся орнитоптер. От сильного ветра плиты его корпуса скрипели, и этот скрип Джессика слышала из расположенного неподалеку убежища. Песок шуршал о скалы, но этот звук только углублял печальную тишину, когда Джессика прервала свой рассказ.
Поразительные откровения Гурни переживал сильнее, чем Ирулан.
– Память может быть острее кинжала и резать глубже. Это были печальные времена, миледи, трудные для нас обоих, но я не знал, как подло поступали с тобой ведьмы. Меня не удивляет, что ты отдалилась от сестер.
– О, я не просто отдалилась, Гурни. Я полностью отвернулась от Бене Гессерит.
Ирулан неловко повернулась на камне.
– Сестры просят слишком много и не думают о том, какой вред могу причинить. Их заботят только собственные цели. – Она глубоко вдохнула воздух через фильтр. – Но я все-таки не вижу, как это объясняет или оправдывает преступления Бронсо. И не понимаю, почему ты настаиваешь, что должна хранить эту историю в тайне от Алии. Регент определенно не любит Бене Гессерит, как не любил их Пауль. Думаю, Алия была бы довольна, узнав, как ты победила их.
Гурни глухо заметил:
– Я счастлив, что ты отказалась выполнять требования ведьм, миледи. Заставлять мать убить родного сына ужасно и бесчеловечно.
– Гораздо хуже, Турни. – Джессика откинулась на жесткий грубый камень и заставила себя произнести вслух: – Но очень скоро я решила, что они правы и я должна его убить. И из-за этого пошла на еще более ужасные вещи.
Преподобные матери – это не матери в обычном смысле. Истинная мать любит и понимает своего ребенка и прощает ему почти все.
Но все-таки не все.
Хотя Джессика устояла против воинственных сестер, их слова продолжали тревожить ее, они непрестанно осаждали ее разум, усиливая сомнения.
В лайнере Гильдии, уносившем ее с Валлаха IX, Джессика уединилась, у нее не было настроения общаться и беседовать. Она всегда держалась за уверенность – возможно, иллюзорную, – что Пауль прав, что он поступает со знанием дела, даже если она сама не вполне его понимает.
В тишине личной каюты она размышляла, пытаясь смягчить страхи и обрести решимость. Если любовь и неоправданная доброта помешают ей делать ужасные, но необходимые вещи, сколько еще может случиться смертей и разрушений? Сколько еще жизней будет потеряно?
Как ей понять, что еще намерен делать Пауль?
Ее сын может быть очень убедителен; у герцога Лето он позаимствовал харизму и ораторское искусство, она передала ему инструкции Бене Гессерит, а еще он многому выучился, кочуя с ловкачами-жонглерами. Пауль заставил своих последователей поверить в него и повиноваться его слову, – прекрасное воздействие на массы.
Но делает ли он верные выборы или только обманывает себя? Много лет Джессика получает противоположные сведения из самых разных источников.
Но что если он ошибается? Заблуждается? Ее сын не человек, кем она его считала, не такой, каким надеялась его видеть. Именно поэтому они с Гурни покинули Арракис, отошли от джихада.
Что если Бене Гессерит правы?
Она хорошо знала, что сестры преследуют собственные цели. Их доводы не объективны, как бы убедительно они ни звучали и как бы энергично эти женщины ни настаивали на своем. В данном конкретном случае Бене Гессерит явили свою истинную суть в попытке уничтожить ее психику, навязывая ей чувство вины. Но само по себе это не означает, что они неправы.
Когда ей стало трудно выносить насмешливую тишину каюты, Джессика отправилась на общие палубы. Ей не нужны были разговоры или общество, только присутствие других; она надеялась, что фоновый гул их жизни поможет ей заполнить пустоту в сознании.
Здесь она не старалась узнавать новости о джихаде, но истории были столь ужасны, что она не могла их не слышать. Лайнер Гильдии останавливался в нескольких точках и брал на борт новых пассажиров, новые слухи, даже очевидцев происходивших событий. И беспокойные толпы гудели, потрясенно и недоверчиво.
Сердце Джессики забилось с новой силой. Что делает Пауль теперь?
На каждой остановке на борт поднимались пассажиры со свежими рассказами, и новости еще не успели перерасти в легенды. Пропагандисты Пауля не успевали корректировать или что-то противопоставлять рассказам очевидцев. Это были истинные, правдивые рассказы.
На планете Ленкивейл, некогда крепости дома Харконненов, устроили погром. В снежной горной крепости жили в древних монастырях, окруженных ледниками, буддисламистские монахи. Их много лет преследовал граф Глоссу Раббан, но без особой религиозной ярости; Раббан просто любил демонстрировать свою власть.
Однако на этот раз все было совсем иначе. Буддисламисты всегда были спокойной, мирной сектой; они проводили дни в написании сутр, пении молитв, в размышлениях над вопросами, не имеющими ответов. Члены фрименского Кизарата Пауля обрушились на религиозные бастионы Ленкивейла и потребовали, чтобы тихие монахи воздвигли гигантскую статую Пауля Атрейдеса, а также изменили свои священные тексты и верования, отразив тот факт, что Муад'Диб – величайший из всех святых пророков, второй после Бога.