Часть V10207 год
Два месяца по окончании правления Муад 'Диба.
Знание бесполезно, если человек отказывается верить.
Джессика закончила свой рассказ и оглянулась на освещенный луной силуэт орнитоптера. Ирулан и Гурни были глубоко потрясены. Все прошедшие семь лет это тайное знание холодным свинцовым грузом висело на Джессике.
Она заплатила ужасную цену. Даже спустя столько времени было очень больно. До этого дня Бронсо платил свою долю цены, выполняя просьбы Пауля, хотя ищейки Алии постоянно преследовали его… а люди ненавидели за правду, которую он рассказывал.
– Разделенная тайна – это разделенное бремя, но его вес все равно способен сокрушить. – Гурни повестил голову. – Ах, миледи, столько лет! Я чувствую себя дураком, что не догадался и иногда выговаривал тебе, отягощая твою ношу, делая ее еще более мучительной. – Шрам на его лице казался в свете двух лун кровавой полосой. – Я понимаю войну, и – мне так казалось – понимаю логические причины того, что ты сделала с десятью предводителями… но всего я не понимал. Я был связан клятвой дому Атрейдесов и тебе. Теперь наконец я понимаю все, что ты делала, и почему… и это нелегко.
– Я многим пожертвовала ради Пауля – пожалуй, частицей человечности, но мой выбор всегда был труден.
Джессика повела их назад к орнитоптеру, понимая, что пора уходить. Им недолго удастся скрывать свою тайную встречу: скоро у Алии проснутся подозрения.
Не доходя до орнитоптера, Джессика остановилась: несмотря на все предосторожности, она по-прежнему опасалась прослушивания.
– Теперь вы понимаете, почему я не могла говорить об этом в крепости. Кизара Тафвид назовет это богохульством, и меня казнят прежде, чем я сумею что-нибудь объяснить. А вас убьют за то, что вы узнали. Не уверена, что Алия попытается их остановить. Она не знает, чем обязана мне… и Бронсо.
– Чем Алия может быть обязана Бронсо? – спросила Ирулан.
Джессика улыбнулась.
– Это он раскрыл передо мной заговор священников Алии, намерение Исбара убить их с Дунканом во время бракосочетания. Она не знает, что обязана ему жизнью.
Глаза Гурни стали огромными.
– Бронсо и есть твой тайный источник? Твой шпион в крепости?
– Теперь понимаешь? Нет вендетты, он не борется с Алией. Он хочет только распространять правдивые сведения о Пауле.
Лицо Гурни в свете звезд стало печальным.
– Жаль, я не прихватил балисет: самое время для длинной грустной песни.
Джессика глубоко вздохнула.
– И хотя некоторые из самых жестких его критических выступлений так же далеки от истины, как сладкая ложь, которую хочет распространять Алия, Бронсо выполняет очень важную задачу и должен продолжать. Сам Пауль просил его об этом, чтобы противопоставить тому, что делается его именем, ослабить слишком сильных чиновников и священничество, которых сам Пауль не мог победить открыто. Пауль предвидел опасность, которая грозит империи, если миф о нем выйдет из-под контроля. – Голос ее дрогнул. – Бронсо – единственная надежда сохранить память о моем сыне как о человеке, не дав ему превратиться в легенду.
Много лет принцесса Ирулан считала писания Бронсо прямым оскорблением в свой адрес, потому что они противоречили ее изложению истории, но теперь она столкнулась с реальностью, и принять ее оказалось очень трудно.
– Если я поверю, что Пауль сам просил об этом, леди Джессика, я окажусь в невозможном положении. Желания Пауля абсолютно несовместимы с требованиями Алии к тому, что я пишу.
– Кому ты будешь верна? – Открывшись, Джессика чувствовала себя опустошенной и обнаженной перед другой сестрой Бене Гессерит, своей невесткой. – Будешь ли ты защищать то, чего хотел Пауль для своего наследия?
В слабом свете лицо Ирулан казалось безумным.
– Позволит ли Алия? Непростой вопрос! Слишком многие считают дочь Шаддама Коррино угрозой регентству. Алия может меня казнить, если я откажусь сотрудничать с ней. Или отошлет меня на Салусу Секундус и никогда не разрешит видеться с детьми.
Последнее утверждение слегка удивило Джессику.
– Это не твои дети, – заметила она.
– Они дети Пауля!
Наконец добравшись до орнитоптера, они молча сели в него. Все были в глубокой задумчивости. В кабине горели зеленые огоньки приборов. Выглянув наружу, Джессика заметила, что Первая Луна садится за неровный горизонт.
Рядом с ней Гурни включил двигатель, готовясь к взлету. На одной из приборных панелей появился сигнал, и Гурни быстро отреагировал, глядя через выпуклое окно кабины на звездное небо.
– Нас пытаются найти. Они засекли наш маяк локатора.
– Уже? – спросила Ирулан. – Сиетч Табр еще не мог донести о нашем опоздании.
– Хоть мы и поменяли орнитоптер, люди Алии следят за нами с тех пор, как мы вылетели из Арракина, – сказала Джессика. – Когда мы исчезли с их экрана, были немедленно высланы поисковики.
Она показала на приближающиеся огни вдалеке.
Гурни, отбросив эмоции, работал с приборами. Только дело.
– Пора ликвидировать нашу небольшую механическую проблему. – Он включил коммуникатор, взял микрофон и резко заговорил: – Говорит Гурни Халлек, пилот имперского борта шесть шесть альфа. Простите, что вызвали у вас тревогу. Нам пришлось сесть, чтобы отладить несбалансированный ротор и остановить течь из стабилизатора.
Послышался ответный голос:
– Нужна помощь?
– Нет-нет, проблема мелкая. Ничего такого, с чем не может справиться хороший полевой механик. Пассажиры в порядке. – Он включил двигатели, завертелись крылья. – Мы взлетаем.
– Вас предупреждали, что нужно использовать специально подготовленный для вас орнитоптер, – сказал голос.
Гурни многозначительно взглянул на Джессику и снова произнес в микрофон:
– В следующий раз учту. Все в порядке.
Джессика и Ирулан сидели молча. Орнитоптер поднялся с выступа скалы в пустое, освещенное луной небо. Через несколько мгновений вокруг как светляки в каладанском болоте замелькали огни поисковиков.
– Мы проводим вас до сиетча Табр, – сказал пилот одного из орнитоптеров.
Гурни поблагодарил, и корабль полетел в глубь пустыни.
Я давно перестала соглашаться с запретом Бене Гессерит на любовь. Любовь сама по себе не опасна. Гораздо опаснее те, кто не понимает этого чувства или равнодушен к нему.
На следующий день, вернувшись после ничем не примечательного посещения фрименов в сиетче Табр, Джессика направилась в свои личные покои в крепости Муад'Диба. Она устала и уже начала сомневаться, правильно ли поступила, поделившись своей тайной. Знание истинной миссии Бронсо поставят Гурни и особенно Ирулан в гораздо более сложное положение. Из-за нее принцесса оказалась в неразрешимой ситуации, и Джессика сомневалась, захочет ли Ирулан верить тому, что она рассказала.
А рассказать было необходимо. Заставляя себя успокоиться. Джессика подготовилась к медитации и упражнениям, дающим точный контроль над мышцами. Ей необходимо было расслабить тело и очистить сознание. Скоро она вернется на Каладан, хотя вряд ли сможет навсегда оставить Арракис. Ей не хватало звуков бушующего моря и свежих запахов – резкого контраста с умертвляющим чувства шорохом песка под постоянными ветрами Дюны.
Но у себя она обнаружила мрачный подарок Алии.
На письменном столе стояли два помятых литрака с водой. Сосуды казались старыми и обшарпанными, как будто их беззаботно выбросили с фабрики пряности в пески. Смысл подарка Джессике не был ясен. Ее заинтересовало другое – на сосудах стоял знак регентства.
Учитывая растущее несогласие с Алией и трения в правительстве, Джессика гадала, что дочь хотела сказать этим подарком. На Дюне ни один человек не откажется от подаренной воды, особенно от такого значительного объема. Это предложение мира? Алия знает, что мать не одобряет ее чисток, усиливающихся репрессий, сознательного утрирования мифа о Пауле. Но Джессика не хотела ссориться с дочерью и чувствовала, что Алия тоже этого не хочет.
Рядом с литраками лежал листок пряной бумаги, исписанный почерком Алии.
«Эта вода принадлежала тому, кто был близок нам обеим, мама. Используй ее, если хочешь».
Внимательнее присмотревшись к сосудам, Джессика увидела кодовые знаки боевого языка Атрейдесов. Даже амазонки, доставившие эти сосуды, не могли бы прочесть надпись.
Преподобная мать Гайус Элен Мохиам.
Джессика застыла. Это возвращенная вода хитрой старухи, называвшей Алию отвратительной, непрерывно пытавшейся уничтожить Пауля и его правление. Вода родной матери Джессики, казненной Стилгаром.
Вода ее матери… Что это, угроза? Алия напоминает Джессике, что ее воду тоже можно изъять и дистиллировать? Нет, едва ли.
Несмотря на благородное происхождение, Алия считает себя фрименом, а для людей пустыни вода мертвых свята, она дар племени. Дистиллированная вода родной матери тоже считается священной, но Джессика знала, что натворила эта ненавистная старуха. Знала, как близка была Мохиам к успеху – и не только когда готовила заговоры и мятежи, но и когда обманывала саму Джессику. Если бы не мгновенное колебание, Джессика могла бы убить Пауля…
Алия предоставляет ей решить, что делать с водой старой ведьмы.
Джессика долго смотрела на литраки, потом сказала, словно Мохиам могла услышать:
– Сын для меня всегда значил больше, чем ты могла себе представить – гораздо больше, чем мать. – Только что заново пережив то, о чем рассказывала Гурни и Ирулан, она не могла скрыть горечи. – Ты пыталась заставить меня убить его.
Фримены говорят, что воду, тронутую злым духом, надо вылить в песок.
Не заботясь о том, наблюдает ли за ней Алия через потайной глазок, Джессика открутила крышки литраков. Ни мало не колеблясь, она вылила воду отвратительной старой ведьмы на сухой каменный пол.