– Почему ты об этом говоришь?
– Потому что я порой думаю: может быть, это выход?
– Что – выход?
– Уйти вместе с ветром.
– Для кого?
– Для всех, – я даже рассмеялся от избытка чувств. – Для всех!
– Объясни, – нахмурилась она.
– Для этого мне сначала придется проснуться – далеко-далеко отсюда, а потом оседлать джиннов смерч и вернуться к тебе. Я пока не могу ничего объяснить – ни тебе, ни даже себе самому… Просто сейчас я ЗНАЮ, что есть выход – выход, который устроит всех, представляешь? – но пока понятия не имею, какие выводы мне следует сделать из этого бесценного знания и какие действия предпринять. Есть только эта магическая фраза: «ушедшие с ветром», – и она уносит меня все дальше – туда, где обитает надежда.
Я внезапно почувствовал, что приступ хорошего настроения окончательно меня обессилил. Теперь мне очень хотелось лечь плашмя на выжженную траву и уснуть. Если разобраться, выходило, что на самом деле мне хотелось проснуться, но в настоящий момент мне было плевать на точность формулировки.
– Отвернись, пожалуйста, – попросил я и сам едва услышал свой голос. – Мне пора просыпаться, а пока ты смотришь на меня, это очень трудно сделать.
– Приходи еще, поболтаем, – как-то нерешительно предложила она. – Во сне или наяву, как получится.
– Спасибо, я приду.
Я на секунду замялся и добавил:
– Наверное, приду. Я не могу давать обещания, Паллада.
– Я понимаю, – кивнула она.
– И не рассказывай Гекате, что я снова повадился ходить сюда в гости. Она утверждает, будто играет на моей стороне – ты знаешь об этом? – но мне она почему-то здорово не нравится.
– Еще бы! – звонко рассмеялась Афина. – Геката просто не может нравиться – никому! Кроме разве что одноглазого бродяги… Впрочем, это приносит пользу. Она выболтала ему все свои секреты. Или почти все… В частности, я знаю, что она старалась натравить на нас разъяренных Охотников, всех разом, и теперь очень зла на тебя за то, что ты ей помешал.
– А еще больше за то, что я не прельстился ее воистину неземной красотой! – фыркнул я.
– А ты не прельстился? – недоверчиво спросила Афина. – Она говорила…
– Могу себе представить. Подумай полчаса и реши, кому из нас следует верить.
Афина действительно призадумалась – правда, всего на секунду – и снова хихикнула, тоненько, как девчонка:
– Вообще-то никому, но в данном вопросе – скорее уж тебе. Ничего, пусть злится. Геката хорохорится, но ее дела очень плохи. Может быть, хуже, чем у всех нас, вместе взятых. Один сказал мне, что у нее болит зуб – представляешь? Геката это скрывает, но уж он-то умеет почувствовать чужую боль, если захочет. Вообще-то это совершенно невозможно: зубы болят только у людей.
– И это лишний раз доказывает, что я – обыкновенный человек. По крайней мере, был им не так давно, – усмехнулся я, вспомнив свой последний визит к стоматологу.
Не так уж давно это было, если измерять время с помощью часов и настенных календарей.
Я решительно отогнал неприятное воспоминание и попросил Афину:
– А теперь все-таки отвернись. Мне действительно пора.
Она кивнула, развернулась на сто восемьдесят градусов и быстро зашагала по залитой лунным светом тропинке.
Несколько секунд спустя я проснулся возле своего угасающего костра в таком замечательном расположении духа, что это даже настораживало.
– У тебя снова изменились планы, Владыка? – понимающе спросил Джинн.
На сей раз в его голосе не было укоризненных ноток. Наверное, Джинн успел раз и навсегда смириться с моими причудами.
– Представь себе, нет. Нет у меня никаких планов, так что и меняться нечему. Пусть себе идет как идет.
– Я воистину счастлив услышать, сколь искренне ты произносишь это вечное заклинание мудрецов.
– Сейчас я тебя разочарую. У меня все-таки есть одно неотложное дело. Сначала я его сделаю, а вот потом, пожалуй, действительно стану мудрецом. Всю жизнь собирался, а тут такой шанс.
У меня действительно имелась проблема. Всего одна, но мне казалось, что ее надо уладить как можно скорее. Все эти религиозные секты, о которых рассказывал Анатоль – смех смехом, но было в них что-то катастрофически неправильное.
Пока я пил чай с привкусом кислых зеленых яблок, я понял, в чем дело. Я, как и Один, панически боялся совпадений с каноническим описанием конца мира. Только для Одина каноническим было прорицание Вёльвы, а для меня, в силу культурных традиций, еще и видения сумрачного отшельника Иоанна.
Вообще-то пока все было в порядке. Я имел все основания полагать, что все-таки не являюсь «зверем, выходящим из бездны» или «космическим узурпатором». Обещанная труба явно принадлежала чернокожему Чарли Паркеру, а не архангелу, да и действовал я вовсе не «во имя свое», а по просьбе неотразимого красавчика, называвшего себя Аллахом.
Но были там слова «в храме Божием сядет он как Бог, выдавая себя за Бога». Разумеется, ни за какого «бога» я себя выдавать не собирался. Но мои люди справились с этой задачей самостоятельно, и это мне очень не нравилось. Надо было выбить из них дурь, и чем скорее, тем лучше.
– Хочу прочесть коротенькую, но содержательную лекцию своему верному войску, – сказал я Джинну. – Как бы мне устроить, чтобы они меня услышали, все до единого?
– Забавный вопрос, Владыка, – снисходительно улыбнулся он. – Тебе достаточно просто этого захотеть. Впрочем, я могу помочь тебе вознестись в небо над их головами.
– Пожалуй, не стоит. Я как раз собираюсь сообщить им, что я, в сущности, – такой же чайник, как и они сами. Если при этом они увидят в небесах мой сияющий лик, все разумные аргументы будут выглядеть довольно бледно, сам понимаешь.
– Ты собираешься сказать этим несчастным людям, что ты не бог и поэтому они не могут рассчитывать, что в последний момент ты спасешь их никчемные жизни и души заодно? – переспросил Джинн. – Но им вряд ли нужна такая жестокая правда. Ты отнимешь у них последнюю надежду.
– Вот! Именно это я и собираюсь сделать. Чтобы получить шанс на бессмертие, надо отказаться от надежды на него. Вообще отказаться от надежды. Отчаяние – удивительный ключ к могуществу, даже не ключ, а отмычка, способная открыть почти любой замок… И обычно это единственный ключ, доступный человеку.
– Я не понимаю, – нерешительно сказал Джинн.
– Конечно, ты не понимаешь. Ты же не человек. А мой рецепт хорош только для людей.
– Ты действительно уверен, что отчаяние пойдет им на пользу?
– Я никогда ни в чем не уверен. И скажу тебе по секрету, это самое неоспоримое из моих немногочисленных достоинств.
Уже через полчаса я ораторствовал, стоя в центре необозримо огромной толпы. Таинственная связь, которая установилась между мной и моей армией во время перехода через призрачный храм Сетха и заставила их дышать в одном ритме со мной, снова дала о себе знать. Я чувствовал, что даже те люди, чьи головы казались мне разноцветными точками у линии горизонта, и те, кого я не видел вовсе, слышат каждое мое слово. Мне даже не требовалось повышать голос.
– Я пришел, чтобы отнять у вас последнюю надежду, – начал я, памятуя о недавнем диалоге с Джинном. – Я пришел, чтобы сказать вам: я – не тот, кто сможет спасти вас. Единственное, что я могу – в назначенный срок привести вас к тому месту, где решится наша общая судьба. Поклоняться мне глупо и бесполезно. С таким же успехом вы можете поклоняться друг другу или выпросить у моего Джинна по зеркалу и молиться собственным отражениям. Может быть, я – один из вас, а может быть, меня вылепили из другого теста – какая разница? Я, как и вы, не знаю, что ждет нас завтра и уж тем более в полнолуние последнего декабря. Я, как и вы, боюсь смерти и пытаюсь отсрочить тот день, когда она пригласит меня прогуляться за линию горизонта. И имейте в виду, если кто-то и сможет уговорить судьбу переменить свое ужасающее решение, этот парень – не я. Поэтому не тратьте драгоценное время на то, чтобы повторять мое имя перед тем, как заснуть, эти удивительные мгновения между явью и сном можно использовать с большей пользой. А меня не надо ни любить, ни бояться. Это попросту непрактично, поскольку ничего не меняет. Я – не «большой босс», не «строгий папочка», который может спасти праведных и наказать нехороших. Никакого «папочки» нет и никогда не было. У вас осталось слишком мало времени, чтобы тратить его на старые добрые глупости.
Миллионы людей молчали, затаив дыхание. Их молчание не было ни гневным, ни испуганным. Мне даже показалось, что в конце моей речи по толпе пробежал тихий вздох облегчения, всколыхнувший неподвижные лица слушателей, как полуденный ветерок сухую траву.
А потом я почувствовал, что все они хотят спросить у меня примерно следующее: «Ладно, шеф, положим, ты действительно не “большой папочка”, но скажи, что же нам теперь делать?»
Ну, то есть, на самом деле каждый хотел спросить: «Что теперь делать МНЕ?»
– Давайте будем просто жить и идти дальше. Это наша судьба, изменить которую мы с вами пока не в силах, – мягко сказал я. – Мы все знаем, что скоро этому прекрасному миру придет конец, но сегодня сверкающие песчинки рассыпаются под нашими ногами, солнце каждое утро и каждый вечер поджигает горизонт, а сумерки окрашивают мир в изумительный синий цвет. У нас очень мало времени, но оно все еще есть, и мы можем попробовать закончить свою биографию, коряво нацарапанную на клочке туалетной бумаги, таким ошеломительно красивым росчерком, что ангелы, ответственные за чтение этой макулатуры, раскаются и сделают себе харакири. И для начала прекратите идиотские споры о том, каким образом следует преклоняться перед моей персоной. Как крупный специалист в области познания себя, могу однозначно порекомендовать: ничего не надо. Вообще ничего.
Я повернулся и пошел прочь – в ту сторону, где не было никакой толпы, только вдалеке паслись несколько белоснежных дромадеров, чьих хозяев я уже как-то незаметно привык считать своими друзьями. Я чувствовал себя очень усталым и одновременно таким легким, что хотелось набить карманы камнями, чтобы ветер не унес меня, как воздушный шарик. Думаю, так чувствует себя всякий, кто успешно закончил постылую, но очень нужную работу, которая долгое время висела на нем тяжким грузом.