Этот пожелтевший пергамент с клинописными символами весьма озадачил учёных, изучающих утраченные языки. Позже он попал в руки летописца, который первым попытался объяснить исчезновение Картера. Но в свете последующих событий, в частности благодаря случайной встрече в Новом Орлеане летом 1932-го года, выяснилось, что для Картера было бы благом взять с собой не только ключ, но и манускрипт. Таким, по крайней мере, было утверждение старика, который тихо и неподвижно сидел на красном, как бухарское вино, коврике. Изредка он что-то бормотал и вставал, чтобы подбросить ладан на стоящий рядом странный треножник из сварного железа, от которого исходил дым. Но больше всего этот старик бормотал о том манускрипте.
Рэндольф Картер с серебряным ключом в кармане решил пойти по знакомой тропинке, почти незаметной по причине того, что по ней давно никто не ходил. В тот день Картер заметил, что расселина в гранитном склоне оказалась очень похожа на бастионы примитивной формы, что стоят по обеим сторонам ворот некоего окружённого стеной города. Но это изменение, вместо того, чтобы встревожить Картера, укрепило его веру в то, что он выбрал благоприятные день и час. К несчастью, он был забывчив, как все учёные, и восторг от обладания Ключом ослабил его память. И Картеру даже не пришло в голову, что пергаментный свиток мог ему пригодиться. Хотя, памятуя о том, какая судьба постигла одного его друга, прочитавшего подобный манускрипт несколько лет назад, могло быть и такое: Картер мог счесть более разумным не брать с собой зловещую рукопись, отправляясь в чуждые земли, и поэтому намеренно оставил шкатулку в автомобиле.
Когда Картер шагнул в полумрак, он вытащил из кармана серебряный ключ и достал фонарик, чтобы осветить грот, расположенный, как Картер знал, позади небольшой входной пещеры и узкой расщелины в её дальней стене. Пока он осматривал пещеру, его на мгновение поразил тот факт, что внутри было достаточно светло. Поняв, что нужно делать дальше, Картер отложил фонарик и, с ключом в руке, шагнул вперёд, ожидая увидеть грот с высоким потолком. Именно так он выглядел в тот день, когда в детстве Картер посещал это место.
Однако действительность превзошла все его ожидания. Когда Картер прошел через расщелину, он был настолько ошеломлён, что несколько секунд даже не замечал старика, который любезно приветствовал гостя. Картер странным образом оказался не в гроте, а в огромном зале. Невероятных размеров полусферический потолок висел над его головой. Картеру не с чем было сравнить необъятность зала, даже с холмом над этой пещерой. Он не мог понять, как часть может превосходить целое. Затем Картер осознал, что этот гигантский зал не может быть частью холма, в центре которого размещался. Здесь происходило загадочное искривление пространства.
Циклопические столбы, поддерживающие свод, всё еще отвлекали внимание гостя от вежливого старика, который приблизился к нему. Массивная громадность беспокоила Картера и создавала у него впечатление, что ни природа, ни долото какого-либо каменщика не могли обработать камень с такой торжественной и величественной простотой. Он пытался вычислить радиус закругления купола, заметив, что на самом деле потолок был не полусферическим, как казалось на первый взгляд, но отличался своей геометрией не только от сфер, но и от эллипсоидов вращения и параболоидов, известных Картеру.
Затем, вздрогнув, Картер осознал, что ничем не ответил на приветствие старика и, несколько смутившись, хотел загладить свою вину за недостаток учтивости. Но он растерялся и не мог придумать подходящих слов или приветствий. Поскольку Картер никогда не видел человека, даже отдалённо напоминающего эту прямостоящую фигуру с гордо поднятой головой и монументальными чертами лица, похожими на сфинкса, незваному гостю явно не следовало делать никаких банальных высказываний вроде «Как чудесно встретить вас здесь». Недолго поразмыслив, Картер пришёл к выводу, что после всего увиденного самым естественным было встретить здесь такого человека с величественной осанкой и мягким блеском в глазах, которые казались более древними, чем своды этого зала. Кроме того, Картер сомневался в том, что он знает или может хотя бы назвать язык, на котором ему следует ответить. И, наконец, Картер, смущённо глядя на старика и забыв о Ключе, засомневался в том, что это вообще человек. Он чувствовал, что этот старик существовал ещё до Сотворения.
— Мы ждали тебя, — сказал бородатый незнакомец на языке, понятном Картеру. — Добро пожаловать, хоть ты и опоздал. У тебя есть ключ, и врата ждут твоего решения…
Он сделал краткую паузу, а затем продолжил, тактично ощущая, что у Картера не могло быть нужного ответа: — Если у тебя хватит смелости.
Его последние слова были лишены угрозы, но всё же Картер затрепетал от скрытого смысла этой речи. Душа Рэндольфа Картера, как и линия всех провидцев Картеров до него, скорее ощущала, чем понимала смысл; она трепетали от риска пройти через порог, о котором ей сейчас объявили.
— Я Умр ат-Тавил, твой проводник, — сказал старик. — Или, по крайней мере, ты можешь называть меня так, хотя у меня много имён.
Затем он улыбнулся, заметив, как Картер содрогнулся при упоминании имени, которое тот прочёл в запретном Некрономиконе, чьи нечестивые страницы, написанные древними арабскими буквами, он когда-то всего один раз осмелился пролистать.
Таким образом, это Существо было Умр ат-Тавилом, тем Грозным Древним, о котором туманно и тревожно писал безумный араб Абдул Альхазред: «Дерзнувшие заглянуть за Преграду и принять Его в качестве Проводника, совершают непоправимую ошибку, ибо, как сказано в Книге Тота, страшную цену придется платить всего за один только взгляд. Ушедшим на ту сторону не суждено вернуться. Бесконечность за пределами этого мира населена призраками тьмы, от которых нет спасения. Они блуждают в ночи, где защитой от них не является даже Знак Древних; они незримо присутствуют у изголовья каждой могилы, питаясь тем, что исходит оттуда. Но все эти призраки — ничто в сравнении со Стражем Ворот, ведущим безрассудных за пределы всех миров, во Всепоглощающую Бездну. Он — это Умр-ат-Тавил, старейший из Властителей Древности, именуемый также Продлившим Жизнь».[13]
— Я действительно Древнейший, — сказал Умр ат-Тавил, — и если ты, Рэндольф Картер, боишься, то можешь уйти целым и невредимым. Но если твой выбор — идти вперёд…
Повисла зловещая пауза, но улыбка Древнего была мягкой. Картер задумался на мгновение — не могли ли страшные, богохульные намёки безумного араба и отрывки из утраченной Книги Тота возникнуть из зависти и неудовлетворенного желания испытать то, что собирался совершить Картер.
— Я пойду вперёд, — объявил Картер. — И я принимаю тебя как своего проводника, Умр ат-Тавил!
Собственный голос казался Картеру странно резонирующим в ушах, когда он произносил эти слова. Тогда он понял, что ответил на том высокопарном языке, который все, кроме трёх малоизвестных учёных, считали мёртвым: Геэз[14], что так же похож на Амхарский язык, как Латынь на Английский.
Умр ат-Тавил жестом принял его ответ. А затем он сделал левой рукой ещё один знак; но теперь Картер преодолел смятение, несмотря на то, что узнал это причудливое движение и необычное расположение пальцев. Рэндольф Картер теперь знал, что он приближается к вратам, и что, несмотря на высокую плату, он мог плыть на галерах «вверх по реке Укранос мимо золотых шпилей Трана и шествовать со своими караванами слонов по ароматным джунглям в Кледе, где забытые дворцы с колоннами из слоновой кости спят под луной, прелестные и нерушимые». Поэтому он предпочёл забыть об опасности.
Но прежде чем отправиться вслед за своим проводником, Картер оглянулся и увидел, что трещина, через которую он вошёл, теперь закрыта, и что удивительный подземный зал наполнен зеленоватой дымкой, пронизанной лучами и полосками серной синевы. Следуя за Древнейшим, он понял, что подземный зал не был таким безжизненным, каким казался ему поначалу. В тумане, низко висящем вдоль изогнутой стены, Картер заметил группу бородатых людей, которые восседали на шестиугольных обсидиановых призмах. Подойдя достаточно близко, чтобы разглядеть детали резных изображений на их тронах, он начал осознавать то, что за несколько мгновений до этого только смутно ощущал: он находился в присутствии тех, кто не были человеческими существами. Картера озадачил вопрос: как они приняли форму людей? Но теперь он находился за пределами ужаса. Его разожгла отчаянная решимость.
— Если бы я не стремился к этому поиску, — произнёс Картер, когда его ноги погрузились в металлически блестящие синие песчинки на полу подземного зала, — моё тело прожило бы ещё долгие годы после смерти моей души. Поэтому предпочтительнее противостоять этому замыслу, ибо с какой целью человек спасает свою душу, если она жалко гниёт в цепях, наскоро выкованных священниками и врачами? Уж лучше потерять душу в этом великом поиске, хотя бы для того, чтобы я мог, в конце концов, сказать, что никто никогда не терялся в этом на пути к этому знанию.
Он увидел, что у восседающих существ были длинные квадратные бороды, завитые в какой-то не совсем незнакомой ему манере. Высокие серые митры, надетые на их головы, странным образом напоминали фигуры, которые забытый скульптор высек на извечных скалах той высокой горы в Тартаре. Он помнил, кому они служили, и цену их службы; но Картер по-прежнему оставался довольным, поскольку мог узнать у них всё. А проклятие — всего лишь слово, распространённое теми, чья слепота заставляет их осуждать его, кто отчётливо видит даже одним глазом.
Каждая фигура держала в руке скипетр, чьё резное навершие являло архаичную тайну, но даже тогда Картер был рад тому, что продвинулся в своём поиске, хотя знал, вне всякого сомнения, кто они такие и откуда пришли.
Картер задумался над потрясающей самонадеянностью тех, кто болтает о злобных Древних; как будто ОНИ могли прервать свои вечные сны, чтобы выплеснуть гнев на человечество. Когда он смотрел на их лица, это предположение казалось таким же глупым, как если бы мстительный динозавр тратил своё время на погоню за маленьким червяком.