Затаившись между стелами, я старался ничем не выдать своего присутствия, продолжая наблюдаться за происходящим у пирамиды. Я видел, как оттуда вышел один из них, облачённый в странные бежевые одеяния. Лишь спустя мгновение я понял, что на нём висела окровавленная человеческая кожа.
Двое змееногих выволокли из храма только что освежёванное человеческое тело, следующая пара несла ещё целого человека, находящегося, по-видимому, без сознания. Одетый в содранную человеческую кожу исполнял, по моему мнению, обязанности жреца, остальные же со своей ношей выстроились за ним и чинной процессий двинулись по сакбе в сторону сенота.
Дикость всего происходящего была настолько велика, что я оказался почти полностью парализован ею. С другой стороны, в этом было своё преимущество, возможно, только по этой причине мне и удалось уцелеть.
Когда они приблизились ко мне, ужасный мерзостный смрад ударил мне в нос. Эти монстры, откуда они появились? Вышли ли они из воды? Их щупальца источали слизь, как то делают рыбы, чтобы уменьшить трение о воду.
Прошествовав по сакбе, они остановились возле сенота. Я, оставаясь на том же месте, уже плохо видел их, и уж тем более не мог ничего слышать. Мне было видно, как жрец начал прохаживаться вокруг сенота, возможно, он что-то говорил. А затем змееногие, раскачав тела людей, бросили их в пруд.
Мне показалось, что вода в сеноте вспенилась, как будто там происходило множественное движение. Остальное осталось покрытым тайной, страх настолько овладел мною, что, почувствовав относительную свободу движения, я бросился бежать сломя голову и не разбирая дороги.
Дальнейшие события не имеют ровным счётом никакого значения. Спустя несколько часов я вышел из сельвы в районе Прогрессо и взял билет на паром «Кадат» до Майями, не входя в контакт с руководством Юкатанского национального музея.
Прошло уже больше месяца, но я впервые отваживаюсь написать кому-нибудь о том, что произошло со мной, об ужасных событиях, свидетелем которых я оказался. Пишу Вам, не зная, поверите ли Вы во всё или же отбросите мой рассказ, посчитав его бредом больного человека. Увы, всё так и есть. Я болен, а воспоминания об испытанном наяву кошмаре не оставляют меня, принуждая помыслить о единственном выходе…
Лишь одну мою просьбу исполните — не храните письмо долго у себя, а при первой же возможности уничтожьте.
Недавно в мои руки попала монография М. Лгнитса посвящённая разбору греческих мифов, и там я нечаянно наткнулся на пересказ легенды о гигантах и их битве с богами-олимпийцам и Гераклом. В тот момент свет поразительной догадки озарил меня. Сопоставив описание гигантов и индейского бога Кецалькоатля (на языке науталь — «Оперённый змей», «Пернатый змей») я отметил интересную деталь — оба связанны со змеями. Но это ещё не всё. Гиганты вступают в битву с греческими богами, а Платон сообщает о войне греков с атлантами («Критий») произошедшей девять тысяч лет назад. Атлантами, обитавшими на острове за Столпами Геракла, что принимал участие в той войне на стороне олимпийцев. Единство имени — Геракл — большой знак.
Поэтому я спросил себя — может ли быть некая связь между гигантами и теми загадочными существами, создавшими или захватившими город в глубине тропических лесов? Могли ли эти змееподобные создания после гибели Атлантиды в огне и пепле найти прибежище у майя и тольтеков, что стали обожествлять их?
В любом случае догадка должна быть проверена. Не разглашайте моё имя, это в Ваших же интересах, и последуйте моему совету — немедленно сожгите письмо.
Обо мне не беспокойтесь, загнанный в угол человек становится способен на немыслимые вещи.
Алексей ЛотерманЗЕЛЁНЫЙ ДРАКОН
Третий ангел вострубил, и упала с неба большая звезда, горящая подобно светильнику, и пала на третью часть рек и на источники вод. Имя сей звезде «полынь»; и третья часть вод сделалась полынью, и многие из людей умерли от вод, потому что они стали горьки.
Ещё совсем недавно моё имя знали во всех опиумокурильнях города. И стоило мне лишь появиться на пороге, как хозяева дома грёз самолично спешили удовлетворить мои самые притязательные капризы. Я был гурманом в мире наркотиков и был готов самоотверженно, подобно честолюбивому исследователю, выискивать рецепты самых редких дурманящих веществ. А затем проводить замысловатые опыты в своей лаборатории и, словно средневековый алхимик, воссоздавать в колбах и ретортах забытые зелья.
Завсегдатаи притонов — будь то нищие, погибающие в плену опиума, или же лорды, инкогнито упивающиеся настойкой лауданума — всегда смотрели на мена как на просветлённого, которому открылись все тайны, что лежат за Гранью. Но шаг за Грань, отделяющую мир материи от мира иллюзий и наркотических грёз, всегда подобен смерти. Он освобождает пленённое сознание и открывает перед ним неизведанные глубины, где таится древнее безумие. И в этом безумии кроется истинная мудрость, которую не способен вместить ни один человеческий разум. Лишь чувствительное сознание художника или поэта может через призму страха воплотить отблеск этой мудрости в произведении искусства.
Одним из таких фильтров космического безумия пришлось стать мне. Бесчисленные опыты с наркотиками — настойками и курениями — скрупулёзно описанные мною в поэтических дневниках, были лишь жалким полётом фантазии до тех самых пор, пока я не попробовал абсент. Объятия Зелёной феи, столь нежные и горячие, оказались сладостнее всего, что мне доводилось пробовать ранее. Однако все известные рецепты абсента в конце концов приелись, и мой искушённый дух потребовал чего-то совершенно незаурядного. Такого, чего было суждено вкусить лишь избранным из числа смертных.
Я провёл недели в поисках, пока однажды служанка-мулатка, верно помогавшая мне во всех изысканиях, не показала старинную книгу в потрёпанном кожаном переплёте. Пролистав жёлтые пергаментные страницы, исписанные витиеватой арабской вязью, служанка указала на ряд необычных гравюр. В их символах, утверждала она, был сокрыт рецепт, способный удовлетворить мою жажду. Откуда же мне было знать, что эта книга с её древними знаниями передавалась из поколения в поколение в семье мулатки. Её прародители, из какого-то восточного племени кочевников, исходили всю Руб Аль-Кхали и в самом её сердце, легендарном городе Иреме, испили из источника великой запредельной мудрости. Но я не удосужился даже толком просмотреть книгу, не говоря уже о том, чтобы задуматься, к чему может привести этот сомнительный эксперимент.
Конечно же я сразу приступил к изучению гравюр. На первой была изображена величественная птица, которая клевала какие-то причудливые растения. Две пары крыльев этой химеры были покрыты перьями, похожими на стальные наконечники стрел, лапы оканчивались хищными орлиными когтями, а голова походила на львиную морду. На второй гравюре эта птица была охвачена пламенем, а клубы дыма складывались в очертания распростёршего крылья легендарного феникса не менее фантастического вида. На третьей, этот феникс истекал кровью и, словно грозовая туча, проливал её дождём на горсть пепла, оставшегося от сожженной птицы, в котором извивалась змея. На четвёртой, последней, из праха рос необычного вида цветок, чей бутон напоминал блистающую в ночном небе звезду. Его лучи-лепестки расходились во все стороны, а в середине сияло божественное Magnus Oculus[6].
Для непосвящённых в сакральный символизм алхимии эти гравюры так и остались бы всего-навсего фантазией автора книги. Но для меня, имевшего ключ к этой головоломке, они были подробным рецептом, который мне предстояло опробовать. Сперва мне следовало собрать и высушить растения для абсента. Затем особым способом получить из них Tria Prima[7] — философские Ртуть, Серу и Соль. Их надлежало очистить и последовательно соединить в эликсир Зелёной феи.
Пока я корпел над гравюрами, стараясь понять все нюансы предстоящего процесса, мулатка начала поиск необходимых ингредиентов. Всего за неделю она раздобыла у аптекарей и травников гербарий из самых экзотичных галлюциногенных трав, среди которых главным ингредиентом оставалась горькая полынь — дух абсента. Получив их в своё распоряжение, я сразу же приступил к работе. Отложив полынь, из остальных трав я приготовил отвар. Получившееся коричневатое варево обладало удивительным приторным ароматом, но оказалось чрезвычайно ядовито. Соседская надоедливая собачонка унюхала его и, каким-то образом пробравшись в мой дом, только сунула свою морду в посудину с остывавшим отваром, как тут же заскулила и издохла.
Весь следующий день служанка пыталась убедить меня в том, что при последующей обработке, согласно рецепту, отвар потеряет свои ядовитые свойства. В подтверждение своих слов она даже согласилась лично его испробовать. Доверившись ей, я продолжил свою работу и, процедив отвар, перелил его в большую посудину, куда добавил закваску. Не прошло и часа, как всё варево забродило и наполнилось пузырьками. Тем временем, перемолов вываренные травы в порошок и пересыпав его в керамическую чашу, я поставил её на чугунную плиту. Вслед за античными алхимиками я повторил действо, которое они называли кальцинация, и столкнулся с неприятнейшим проявлением этого процесса. Кухня, где стояла плита с чашей, наполнилась удушающим дымом, от которого я чуть не потерял сознание. Открытые настежь окна помогли решить проблему, и, спустя несколько часов беспрестанного помешивания чёрного порошка, я получил горсть белёсого пепла, который незамедлительно пересыпал в бутыль и, залив несколькими литрами чистой воды, оставил отстаиваться на всю ночь.