Жаль, что я не сошел с ума еще тогда. И очень жаль, что ни у кого из нас просто не хватило сил притронуться к этой мерзости и отправить ее в океан. Когда же мы бросили якорь в порту, ужас исчез. После короткого отдыха мы отправились домой, захватив с собой на память загадочный артефакт.
Следующие полгода текла размеренная и ничем не примечательная жизнь. О том, что была какая-то экспедиция никто и не вспомнил, даже люди, бывшие нашими спонсорами. Может быть, тебе, читатель, интересно узнать о событиях того периода побольше, но, черт возьми, это моя жизнь, хорошая или плохая, делится ей я не хочу ни с кем, даже сейчас, когда она подошла к концу.
Все изменилось в конце декабря 2010 года. Женя, хранивший табличку у себя, так как чаще всего собирались мы именно у него дома, позвонил и сказал что рисунок изменился. В голосе его была паника. Тем же вечером мы собрались у него и долго рассматривали рисунок, на котором был изображен человек, лежащий под колесами автомобиля. Так ничего и не решив мы разошлись по домам. Через час после этого прозвенел звонок из милицейского участка — Женю нашли под колесами автомобиля, нечеловеческий ужас безумной маской застыл на его лице.
Табличку забрал себе Андрей, засунув ее в самый дальний ящик своего стола, и снова два месяца спокойной жизни. А на исходе 2-го месяца снова раздался звонок — Андрея нашли в залитой кровью ванной с перерезанными венами. Экспертиза показала что он был смертельно пьян, хотя из принципа совсем не употреблял алкоголь. И, да, его лицо было невозможно узнать, настолько его обезобразил испытанный перед смертью ужас.
В вещах Андрея табличку так никто и не нашел, ее местонахождение было тайной для меня. Было — до прошлой недели. Четыре дня назад, 20 июня 2011 года, сидя за своим столом я услышан странный стук. Обернувшись я почувствовал как кровь стынет в моих жилах, а волосы поднимаются дыбом и теряют свой цвет. В этот раз на табличке мое лицо.
Всю ночь я так и не сомкнул глаз, а утром, увидел в зеркале полуседого трясущегося старика. И это несмотря на то, что мне всего 23 года. Сейчас я живу в ожидании неизбежной смерти, я уверен в ней учитывая то, как мы нашли табличку и то как она оказалась в моей квартире.
Что ж, мое время пришло, я слышу как за окном поднимается ветер и собирается гроза. В звуке ветра, бушующего снаружи, слышатся далекие голоса, кажется они поют, да, что-то вроде «Пх'нглуи мглв'нафх Ктулху Р'льех вгах'нагл фхтагн».
Черт, это слово… нет, имя!!! Ктулху! Как будто сработал безжалостный механизм и воспоминания рекой полились в мой мозг, истерзанный ожиданием гибели. Да, мы были в царстве вечного льда и действительно нашли там остатки древней Атлантиды. И в чудом уцелевшем храме умудрились разрушить алтарь. На этом и закончилась наша экспедиция. Похоже это был храм Древних Богов, и сейчас меня ожидает их гнев. А может быть и не храм, а место их заточения, тюрьма из которой они не могли вырваться сотни тысяч лет, и меня ожидает благодарность. Нет, не представляю себе, что из этого хуже. Мне уже никогда не узнать правды. Теперь мне понятен ужас на лицах моих друзей, то что ожидает меня намного страшнее смерти. Но, черт возьми, я не сдамся так просто, быть может они не успеют добраться до меня — окно моей квартиры довольно высоко, и оно уже открыто…
Александр ПодольскийТВАРИ ИЗ НИЖНЕГО ГОРОДА
Вниз взглянула рыбьим оком
Недовольная Луна —
Там, тумана поволокой
Город скрыт, в объятьях сна
Пребывает безмятежный,
Спят спокойно млад и стар.
Только нет уже надежды —
От прибрежных чёрных скал
Рыбы движутся отрядом,
Позабыв извечный страх,
Человек, не жди пощады —
Кровь сверкает на зубах.
Этой ночью вышли рыбы
Человечье мясо есть,
В эту ночь познают рыбы
Что такое злая месть.
«Человек хорош покойным» —
Приговор у рыб таков…
А пока что спит спокойно
Мирный город рыбаков.
Крысы мешали спать вторую ночь подряд. Пока молнии перечеркивали больное небо Нижнего города, а дождь затапливал подворотни, рядом копошились эти твари. Местное пойло не помогало отключиться, ведь шорохи в стенах и полу проникали даже в сон, обращаясь новыми кошмарами. Лампы вокруг устроенной в кресле постели горели до утра, и грызуны не показывались. Но я чувствовал их присутствие, как и они — мое. Потому что зверь всегда чует другого зверя.
По стеклу сползала мутная жижа, размазывая вид на трущобы. Озеро приближалось. С каждым годом оно увеличивало границы, пухло, пожирало берега, принося в жертву своему главному обитателю рыбацкие бараки. Накинув плащ, я открыл окно, выбрался на решетчатую площадку обрубленной пожарной лестницы и закурил. Дождевые капли заплясали вокруг башмаков, а струйка дыма едва не утонула в потоке воды.
Никаких высоток, никакой техники, никаких верениц газовых фонарей. Все это осталось в Верхнем городе. Здесь властвовал мрак. Заводские трубы выплевывали в небо облака копоти, и над уродливыми домишками нависали черные тучи, не давая выглянуть солнцу. Трущобы напоминали живой организм. Они росли вдоль береговой линии, к ночи расцветая огнями костров и пожаров. Тысячи прижатых друг к другу комнатушек, каждая из которых больше походила на собачью конуру, сплетались в медленно уходящий под воду лабиринт. Где-то там и должен был прятаться убийца Анны.
Пятиэтажная ночлежка в этой части города выглядела настоящим небоскребом. Выплюнув потухшую сигарету, я поднялся на крышу. Флюгер порос ржавчиной, но стороны света на нем все еще узнавались. С юга тянулась единственная нормальная дорога в Верхний город, с которым меня больше ничего не связывало. Не считая пресвятых карточных долгов. Одинаковые здания топорщились из земли, будто перевернутые кружки на стойке грязного кабака. Бары, притоны, подпольные игровые клубы и сутенерские помойки — всего этого здесь было едва ли не больше, чем обычных жилых домов. Поймав новый порыв ветра, флюгер заскрипел костями и повернулся ко мне. На север.
— Куда пялишься? — спросил я уродца, что напоминал ежа. Хотя дураку понятно, чье изображение поставили на крыше.
Я тоже развернулся и взглянул на темно-синие волны вдалеке. Утренний туман поднимался из низины, где оживали трущобы. Озеро казалось бескрайним, словно и не было остального мира за кромкой воды. Вспомнились кошмары, что начались, как только я заселился в «Морок». Перед глазами встали рыбаки… Фанатики считали, что сказывалась близость к нему, не зря ведь Обитателя озера называли еще и Властителем мертвых снов. Если раньше подобная чушь жила только в мозгах рыбаков, то теперь и самые обычные люди верили в этот бред. Газетчики, психи, любители легкой наживы и народная молва превратили спящую на дне тварь в древнее божество. Служители культа Глааки были довольны.
Вторая пожарная лестница спускалась с другой стороны здания, плюс дверь на чердак еле держалась на одной петле. В случае чего, уйти можно было через крышу. Но эти же ходы наверняка пригодятся и незваным гостям, если тем хватит ума искать здесь. А искать они начали еще вчера.
В комнате было тихо, движение в гнилых перекрытиях исчезло с наступлением утра. Разложенная на столе колода вновь предвещала неприятности. Карты всегда помогали мне заработать на жизнь, от подростковых игр на сигареты с друзьями до закрытых турниров с участием городской верхушки сейчас. Они давали мне очень многое, ничего не прося взамен. Как выяснилось, просто выжидали момент, чтобы забрать все и сразу. Удача, как и любая опытная шлюха, вмиг перекинулась к другому, ведь всегда найдется тот, у кого и кошелек потолще, и член побольше. Но карты все еще говорили со мной, пускай теперь я сам надеялся на ошибку. Черный джокер Глааки приходил раз за разом, исключая возможность совпадения.
Проститутка очнулась. В заплаканных глазах отражался страх, на запястьях под веревкой проступили кровоподтеки.
— Ну что, надумала говорить?
Она послушно закивала, и я вынул кляп.
— Мне нужен великан. Уродец из рыбаков, одноглазый. И у меня мало времени, так что советую переходить сразу к делу.
— Если ты думаешь, что я работаю одна, — процедила назвавшаяся Евой шлюха, — то ты конченый. Знаешь, что с тобой сделают? Знаешь?!
Наряд проститутки ей подходил: молодое тело в нижнем белье пряталось под коротким плащом, который едва прикрывал шикарную задницу. Стройные ноги в чулках, высокие каблуки, чернильные волосы до плеч — для местных уродов слишком хороша. К животу присосалась татуировка в виде осьминога. Верхние щупальца поддерживали крепкие груди, а нижние переплетались друг с другом и заползали под ткань шелковых трусиков. В пупке, который выступал глазом подводного чудища, красовалось серебряное кольцо. Назвать Еву красавицей мешали только синяки на ребрах да исколотые до черноты вены.
— Меня ищут люди куда серьезнее твоих дружков. Это раз. Я знаю, что несколько дней назад ты с ним виделась. Это два. И если ты не заговоришь, я тебя убью. Это три.
Если у меня с такой легкостью забрали самое дорогое, почему я должен ограничиваться в средствах? Анну разорвали белым днем в одном из переулков Верхнего города. Просто так, ради забавы. Через полгода после нашей свадьбы. Оказавшийся рядом полицейский ничего поделать не смог — ему выжгли глаза кислотой. В последние месяцы это превратилось в странный ритуал, на улицах все чаще встречались люди с ожогами вместо глаз, но шумиху никто не поднимал, будто так и надо. Что еще удивительней — калеки и не ждали помощи от законников и даже в больницу не обращались, привыкая к жизни в вечной темноте. Настолько силен был страх. Похоже, чешуйчатые так отвечали на появление молодежных банд, которые отлавливали рыбаков и избивали до полусмерти, запрещая показываться в Верхнем городе. Как бы правительство ни старалось сохранить нейтралитет между людьми и глубоководными, столкновения случались почти каждый день.