Облака слились в одно огромное существо над нами, оно быстро приобрело крайне неприятную плотность, в то время как молнии, вспыхивающие вокруг него и в его глубинах, начали раскрывать бесчисленные, всё более чёткие детали, это были уже не просто газовые вихри, а сознательные движения огромного множества живых органов. Сначала они имели туманные очертания, и каждый орган неистово двигался.
Безумное их разнообразие становились всё более отчётливым по мере сгущения форм. Некоторые из них имели различную степень сходства с органами существ, обитающих на нашей планете, но другие были настолько чужды всему земному, что, казалось, не имели никакого отношения ни к одному знакомому нам виду или функции.
Среди этих конечностей и отростков, имелось, по крайней мере, несколько опознаваемых; я мог различить когти и клешни, жадно хватающие воздух; бурлящую массу паучьих ног, вытягивающихся с непристойным любопытством во всех направлениях; бесчисленные крылья — некоторые перепончатые, некоторые чешуйчатые, некоторые с рваными и тёмными перьями, но все огромные, и каждое хлопало в едином ритме со всеми остальными крыльями.
Надо всей этой массой органов доминировал огромный глаз, окружённый четырьмя дрожащими веками, состоящими из тысяч глаз меньшего размера на извивающихся стебельках, благодаря чему это существо могло смотреть сразу во все стороны.
Я вздрогнул, когда рука Лавкрафта внезапно схватила меня за плечо.
— Что вы об этом думаете, Эдвардиус? — прокричал он, перекрывая раскаты грома. — Разве оно не великолепно? Разве это не прекрасный монстр?
Я не знал, что сказать. На мгновение мне показалось, что я не в состоянии ответить, и, кроме того, непрекращающийся гром, казалось, издевался над любыми тихими звуками, что я мог из себя выдавить.
Затем я напрягся, потому что звук грома начал меняться. Прошло некоторое время, прежде чем я понял, что слышу: существо в небе стало сгущаться в новую форму, подобно тому, как до этого стягивались облака. У небесного монстра появилось нечто, похожее на рот.
— Вы поняли, что происходит, не так ли, Эдвардиус? — крикнул Лавкрафт.
Я посмотрел на него и почувствовал, как у меня задрожали ноги. Я прислонился к жертвенному камню, чтобы не упасть. Лавкрафт нахмурился, когда увидел это, схватил меня за руку и оттащил назад.
— Нет, — сказал он, — это ошибка, которую всегда совершают жертвы. Стойте рядом со мной.
— Оно формирует слова, — сказал я. — Оно говорит!
Лавкрафт склонил голову набок и с сомнением прислушался.
— Ну, не совсем, ещё нет, — прокомментировал он. — Но заговорит в любую минуту!
Держа одну руку на моем плече, Лавкрафт стоял немного впереди, вглядываясь вверх.
— Это Эдвардиус, — громко и чётко произнёс он. — Он мой друг. Он работает с нами. Он не жертва.
Лавкрафт снова повторил моё имя, выкрикивая его слоги один за другим и тщательно выговаривая их.
— Эд-вар-ди-ус, — крикнул он. — Эд-вар-ди-ус!
Я уставился на монстра и с новым трепетом ужаса увидел, что в центре его нижней части начались какие-то титанические конвульсии, щупальца и суставчатые ноги извивались, то же самое делали и другие непостижимые и ужасные органы. Это было похоже на то, как море из узлов развязывается само по себе!
И в этот момент монстр обрёл голос.
— ГГГГГГГ! — проревел он, словно гром. — ГГГГГГГ!
Я почувствовал, как Лавкрафт слегка напрягся и с некоторым беспокойством поднял глаза.
— Странно, — заявил он, слегка озадаченный и, впервые, немного неуверенный в себе. — Это звучит совсем неправильно.
Затем, освободившись от узлов, все эти ужасные органы стали вытягиваться всё дальше и дальше, пока не вышли даже за пределы своего гигантского тела. Всё это выглядело как ужасная пародия на сияющую звезду над головой святого на русских иконах.
— ГГГГГГГГГГГГ! — проревел голос, и я увидел, как Лавкрафт задумчиво прищурился, глядя вверх. — ГГГГГГГГГГГГ!
— Эд-вар-ди-ус! — крикнул Лавкрафт, затем повернулся ко мне, слегка раздражённо пожав плечами. — Оно не может произнести ваше имя. Представьте, как трудно его голосовому аппарату освоить наш язык.
Вытянутые конечности существа начали медленно, очень зловеще изгибаться вниз, и я невольно съёжился. Затем они опустились ещё ниже, все эти разные хвататели, захваты, присоски и кусачие зубы — тысячи их приближались всё ближе и ближе, и по мере того, как они плавно и неизбежно двигались, моя ужасная догадка медленно превращалась в уверенность.
— Оно тянется ко мне, не так ли? — спросил я сначала спокойно, а затем повторил с тревогой. — Оно тянется ко мне, не так ли?
— Не паникуйте, не паникуйте, — прошептал Лавкрафт мне на ухо, а затем снова крикнул вверх: — Эд-вар-ди-ус, он мой друг — Эд-вар-ди-ус!
— ГГГГГГГГГ-ФФФФФФФФ, — проревел голос с неба, и могучий круг камней, казалось, задрожал от этого звука.
Лицо Лавкрафта внезапно побледнело, затем покраснело, а затем его глаза расширились в абсолютном изумлении.
— Боже мой, кажется, я наконец понял, что означает та строфа в «Людях Монолита» Джеффри, — сказал он себе, а затем повернулся ко мне. — Какое сегодня число, Эдвардиус?
— Пятнадцатое сентября.
— Ага, — сказал он, — я так и думал. Не волнуйтесь, мой мальчик, вы в полной безопасности.
Затем Лавкрафт с застенчивой тоской посмотрел на монстра, что совершенно не сочеталось с его костлявым лицом с острова Пасхи.
— Это действительно необычайно трогательно, — сказал он.
Затем Лавкрафт повернулся ко мне и указал наверх.
— Оно прекрасно, не так ли? — спросил он.
— Да, — ответил я, успокоенный его поведением. — Прекрасно. Кларкаш-Тон ошибается насчёт них.
— Он ничего не может с этим поделать; такой уж у него характер. Вы должны простить его.
— ГГГГГГГГГ ФФФФФФФФ ЛЛЛЛЛЛЛЛ — прогремел голос, и камни вокруг нас закачались.
Лавкрафт убрал руку с моего плеча и сделал пару шагов вперёд, затем лёгким прыжком, выполненным с лёгкостью и неосознанной грацией маленького мальчика, он запрыгнул жертвенный камень.
— Я здесь, — крикнул он своим тонким голосом, глядя на монстра в небе. — Я здесь!
— ГГГГГГГГГ ФФФФФФФФ ЛЛЛЛЛЛЛЛ, — снова прогремел голос, — ОО — ОО — ОО — ОТЕЦ! ОТЕЦ!
Лавкрафт стоял спокойно, глядя широко раскрытыми глазами на огромную массу, нависающую над ним, на щупальца, когти и странно соединенные пальцы, тянущиеся к нему. Один из монолитов, вырванный с корнем вездесущим ревом, с грохотом упал позади Лавкрафта, промахнувшись всего на несколько дюймов, но он даже не заметил этого.
— ОО — ОТЕЦ! — снова прогремел голос, когда все эти странные, ужасные конечности нежно обхватили Лавкрафта, каждая в соответствии со своей причудливой анатомией, и вместе они осторожно подняли его с земли, а он не сопротивлялся в их объятиях. Лавкрафт смотрел вверх, в огромный глаз существа, что поднимало его всё выше и выше. И когда я в последний раз посмотрел на Г.Ф.Л., выражение его худого, вытянутого лица было странным, сверхъестественным, любящим; он был как младенец в своей кроватке.
***
Когда я вернулся, дверь дома была открыта, и Смит стоял прямо на пороге, держа в руках два бокала вина и наблюдая за мной без малейшего видимого удивления.
— Как странно, — сказал он, — я абсолютно точно знал, что вернётесь вы, а не Говард. Даже не знаю, почему. Конечно, такая возможность никогда не приходила мне в голову в случаях с другими людьми. Возможно, это из-за тех цитат из «Пнакотических рукописей», Лавкрафт часто повторял их в последнее время.
— Сегодня годовщина «Ужаса в Данвиче», — сказал я. — Это день, когда брат Уилбура Уэйтли наконец-то вернулся домой.
Смит задумчиво посмотрел на меня.
— Но в конце концов, жертвоприношение всё равно состоялось, — сказал он, — и оно сработало. В этом нет никаких сомнений. Вы изменились.
В этот момент я впервые осознал, что я стал чувствовать себя иначе, чем когда-либо. Во мне возникло какое-то сияние, какая-то сила. Очень глубокая сила, которая мне понравилась.
— Мы всегда пьём после жертвоприношений, — сказал Смит, протягивая мне один из бокалов. — Это стало традицией.
Мы чокнулись бокалами, и они издали волшебный звон. Смит быстро опустошил свой бокал, пока я сделал только один глоток. Конечно, это было вино «Амонтильядо».
— Я приготовлю ужин, когда вы проголодаетесь, — сказал Смит.
С того дня ни я, ни он не испытывал ни малейшей потребности в каком-либо обсуждении или соглашении. Кларкаш-Тон по-прежнему остаётся пономарём, я занял должность колдуна, и мы совершали жертвоприношения почти без затруднений; похоже, что недостатка в жертвах не предвидится. Нам хватило бы и высокомерных критиков. Признаюсь, я был поражён, увидев, как происходят жертвоприношения, как разрываются и плавятся тела, всё это имеет мало сходства с благоговейным вознесением Г.Ф.Л.
В тот первый вечер, однако, Смит незаметно исчез в направлении кухни, по пути наливая себе очередной бокал вина, а я спокойно направился в библиотеку. Вскоре я уже стоял в тайной комнате, протягивая руку к тёмному корешку «Некрономикона»; я заметил его ещё раньше, но не осмеливался упомянуть. Моя рука всё еще находилась в нескольких дюймах от полки, когда книга зашевелилась, как проснувшаяся кошка, и сама скользнула в мои пальцы, мягко устроившись в них, подобно птице в своём гнезде.
Обложка книги была изготовлена из какой-то чёрной шкуры с длинными густыми волосами, и после того, как я подержал «Некрономикон» пару минут, я заметил, что некоторые из длинных прядей волос ласково обвились вокруг моих пальцев. Они всё еще делают это каждый раз, когда я беру в руки книгу, и иногда они держат мои пальцы очень крепко. Особенно когда я читаю заклинания.
Когда я был ребёнком, и клетки моего мозга были ещё более мягкими и податливыми, чем сейчас, вместе с родителями я приехал во Флориду, и в пыльной аптеке Ки-Уэста я купил сборник рассказов Лавкрафта «Странная тень над Иннсмутом» издательства «Bart House».