Исследование Очерской фауны и флоры — вот тема для летней практики. Тема общая, постановка проблемы и ее решение — часть задания.
— Вы должны учиться мыслить глобально, сударь! — назидал профессор Ефремов, размахивая перед лицом студента Антипова указательным пальцем. Тот следил за пальцем и представлял, как этот же палец подковыривает черепа ископаемых в препараторской. Это было поэтично.
Тепло, влажно и невероятно красочно, а голова кружится от избыточного кислорода — вот первое впечатление от позднего палеозоя.
Ровным слоем размазанные по небу облака превращают простой закат в закат протоплатонический, где весь мир представал сумрачной пещерой, на стене которой копошились многочисленные тени. Здесь тоже в густых тенях кто-то неустанно копошился, нервируя и заставляя следовать всем пунктам и без того зазубренной наизусть инструкции по обустройству в чужом времени. Хотелось рвать и метать, забросить трехочковый какому-нибудь тетраподу или жестко оттеснить его от корзины и всадить мяч сверху, но местное население по неразвитости явно не в курсе игр, придуманных человеком; живет по своим дедовским правилам. Относительно их деталей уже студент Антипов был не в курсе, но о главном его предупредили. Поэтому он направил свой кислородный азарт на предотвращение необходимости выступать на чужом поле по чужим правилам. Ибо после неизбежного поражения новичка (с местной судейской системой, полной древней коррупции, это уж точно) местные знаменитости будут страшно рады. Но матч-реванш играть откажутся. По двум причинам, первой из которых (субъективной) будет сытость, а второй (объективной) — играть за людей будет некому. Поэтому Антипов стал рвать и метать в деле выстраивания негостеприимной стены между собой и хозяевами планеты.
— Вот так вот всю дорогу: приходим в гости — и сразу в танк поглубже, — совестливо думал он. — Велико еще в нас недоверие к братьям меньшим, и спесь лютая, кроманьонская.
Последняя мысль его совсем расстроила, но на скорость установления портативного лагеря не повлияла. Дело — прежде всего, и идею матча-реванша раньше времени вносить на планету не след.
Скомпактифицированная палатка, привезенная в нагрудном кармане, напичканная молектроникой и исследовательской аппаратурой, вспухла островом надежды и разума в этом спящем бессмысленном мире. Отпугиватели хищников и насекомых самовключились немедленно, локаторы высветили интерактивные карты местности с трансляцией в прямом эфире передвижений всей местной фауны.
264 миллиона лет назад. Студент Антипов, укладываясь спать на удобный пеноматрас, пребывал в возбужденном состоянии, поэтому принял таблетку антиозонита, чтобы понизить уровень кислорода в крови, и подумал о том, что собственно, поспел к шапочному разбору — начало палеозоя отстоит от его теперешнего положения на приблизительно аналогичный срок времени.
Его все время подспудно злили эти числа, представить их зримо было невозможно, постоянно казалось, что тут скрыт некий подвох. Словно кто-то жонглировал цветными шариками у него перед носом, а в руки их не давал. То есть сейчас он в самом конце палеозоя, в последнем периоде — пермском. И, кстати, недалеко от исторического райцентра Пермь, хотя очертания материков изменились радикально. Но этот самый конец продлится еще 12 миллионов лет. И только потом наступит местный армагеддон, самый, между прочим, жесткий из всех предсказанных и состоявшихся. 95 % жизни погибнет! Но. отдаленные потомки ныне царящих звероящеров, тайно передавая друг другу в норах олимпийский факел лидера эволюции, останутся. Надо будет обрести им неустрашимую веру в свое предназначение, стать тонкими знатоками телеологии и фрактального номогенеза, чтобы не дрогнуть, не предать высшую цель.
И спустя 190 миллионов лет унылой ночной жизни в подземных коммуникациях, торжествующе вытащат они мелкими цепкими лапками сей факел на поверхность — дабы вбить его как осиновый кол в могилу динозавров — извечных лютых врагов, непобедимых демонов, под чьей фашистской железной пятой прошло мрачное катакомбное детство первых млекопитающих. Однако, Вечная Слава и такая же Память! Отныне навсегда страх и отвращение к пресмыкающимся будет запечатлен в самые дремучие глубины только нарождающейся психики, впечатан в пси-геном существ, промышляющих млекопитанием.
Но сейчас на дворе поздняя Пермь, никаких динозавров еще нет, и вольные наивные души уже увядающих диметродонов и дейноцефалов — наших кривых и косвенных, на седьмой воде без киселя, но таки родственников — парят в предвкушении будущего эволюционного взлета. Мы лучшими были и лучшими будем — так о чем беспокоиться? Не умрем, но изменимся! Такова историческая неизбежность! А отдельные трудности и недостатки — они всегда будут, пока естественный ход процессов не приведет их к искоренению. Зачем о них сейчас думать и говорить, когда в итоге все будут счастливы? Так, вероятно, рассуждают все эти, с позволения сказать, родственнички, больше похожие, по правде говоря, на отвратительных динозавров, нежели на каких-нибудь очаровательных гиенодонов.
Мда-а, это был лихой палеозой, мы развивались как могли! Поэтому студент Антипов вызвал в себе толику снисходительности. В конце концов, до динозавров 30 миллионов лет — прослойка времени достаточно безопасная. Не придут. И будут еще толпы цинодонтов в качестве избыточного разнообразия рулить на планете несколько миллионов лет, не понимая, что они — наивные лопоухие школьники и вместо протовибриссов следует наращивать познания в боевых искусствах. Эта солидная мысль не очень понравилась вчерашнему школьнику Антипову, поэтому он скомкал ее и быстро вернулся к текущим героям Пермского края. Все-таки трудно их упрекать в бездействии. Решать следует проблемы своего времени, ибо — времена не выбирают, в них живут и умирают! И местные философы это неплохо, видимо, понимают.
Да. в данное время быть эдафозавром — уже состоявшийся успех! Так Плотин или Ямвлих наслаждались когда-то закатным великолепием эллинской мифологии. Палеозой начался с плеченогих и трилобитов, но эти консервы с их образом жизни не могли рассчитывать на получение желтой майки лидера и довольствовались малым. Равно как и самые ранние морфо-эстетики австралийских сумчатых существ или городского гламура эпохи постмодерна — представители сланцев Берджеса типа обалдевшей от собственной эффектности и предчувствуемой пустоты и никчемности своего изящества сногосшибательной красавицы галлюциногении. А вот малозаметная и совершенно неэффектная пикайя проницательно вильнула в сторону не поверхностного симбиоза с псевдокристаллами внешнего скелета, но их опутывания своим мягким иньским телом. И с тех пор наступил всемирный матриархат, как утверждают представители всемирного радикального мужского союза.
Диалектику эволюции студент Антипов учил прилежно и понимал, что за каждое достижение приходится расплачиваться. Перенос скелета из внешнего положения во внутреннее всячески способствовал, но он же закреплял в первых бороздках протоархетипики позорную зависимость от женщины. То, что половой диморфизм появился раньше, представляет собой поверхностный феномен и лишь ничего не соображающее, полное прямолинейности и зависимое от очевидности мышление технократов-кроманьонцев способно придавать ему онтологический статус. Но студент Антипов был не из таких! Он понимал, что тупиковые ветви эволюции — так говорили раньше, или псевдо-эстетическая видовая морфоэкспансия, как сказали бы теперь, — лишь фокусы опытного иллюзиониста, силящиеся отвлечь внимание самопознающей духоматерии от узнавания самой себя в зеркале разума.
Зрить следует в корень! — эту старинную формулу преподавали еще в школе. Группа кистеперых граждан — вот одно из отдаленных следствий фундаментального решения пикайи жить пусть беззащитно, но по заветам номогенеза. А ползающие за палаткой сейчас в темноте синапсиды — отдаленное следствие того отдаленного следствия. Отдаленным следствием которого, в свою очередь, является сам студент Антипов, и он силой своего разума не даст угаснуть видовой памяти предков. Прославит каждого!
… Как и почему отказала автоматика, до того апробированная в тысячах больших и малых экспедиций? Понять это было невозможно, это просто был какой — то кошмарный сон — как мифы последних невинно убиенных неандертальцев. Но она отказала. Экраны погасли, вихревой хроногенератор «Сатурн-13» перестал мерцать в ультрафиолете. Отпугивающие сигналы прекратились. Немного энергии осталось лишь в парализаторе и еще нескольких мелких автономных приборах. И немного еды осталось, ибо пищевой психосинтезатор отказал также.
И почти сразу студент Антипов стал свидетелем мрачной драмы, коих разыгрывалось полно и в его отсутствие. Но тогда они были лишь частью существования биосферы, не более. Теперь стали шекспировским сюжетом. Это было непросто — понять, что стоишь лицом к лицу с гигантской, жаждущей насилия тварью. Корабли Колумба поначалу тоже казались аборигенам неясной оптической флюктуацией.
То ли гром, то ли вулкан, действующий неподалеку, то ли тягостное воспоминание детства в страшном неотрефлексированном сновидении. Нет, рубилом ему по прямохождению! Все правда, сейчас и здесь. Туточки то есть прямо. Перед глазами. В шаговой доступности. Серая глыбастая туша проворно тискала полутонными лапищами вжавшуюся в песок игуану. Сипло урчала и пыталась подковырнуть добычу — в точности как профессор Ефремов подковыривал ископаемые черепа. Что настораживало и заставляло думать о заговоре.
«Может, это брачные игры?» — севшим голосом подумал студент Антипов и тотчас устыдился предположения. В следующую секунду он бездумно заорал:
— А ну пошла вон, с-скотина такая! Инфляция не отработана, что ли??? Куда вперлась за буйки, г-гади-на! Это моя территория, т-тварюга нерусская, а русские детей и женщин не обижают!
Лелея в душе студеную и черную жуть, он подбежал к бугристо сокращавшейся пятиметровой туше и пнул ее ногой — не со всех сил, чтобы не повредить жизненно важные органы (ибо гуманизм!), но чувствительно.