— Скоро начнётся куда более жесткий отсев, — сказал Бивис. — Война.
Здесь все были уверены, что война, а точнее — Большая Галактическая Война, может начаться чуть ли не в любой момент. Судя по всему, на Земле эта мысль пугала всех до чертиков.
Здесь же она не вызывала практически никаких эмоций.
То, что во Вселенной неудачников называлось компьютерной Сетью, более всего напоминало Интернет середины девяностых годов. Даже о «Web 2.0» никакой речи не шло.
На мониторе отображался поток символов и картинок, и я выяснил, что читать на современном языке мне куда труднее, чем воспринимать его на слух.
А ещё говорят, что глаза — более совершенный источник информации, нежели уши. Типа, лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.
А вот ни фига подобного. Или это я просто такой уникальный, что народные поговорки ко мне неприменимы.
Воспринимаемые на слух слова мгновенно получали «подстрочный перевод», и фразы в моей голове выстраивались уже на русском языке. Когда мне требовалось что-то сказать, имел место обратный процесс, уже доведенный до автоматизма. Стоило только задумать фразу на русском языке, как мозг услужливо предоставлял перевод на ту дикую лингвистическую смесь, которая была в ходу у потомков.
А вот с монитора первое время она воспринималась очень тяжело.
Слова, дошедшие до современности из русского языка, воспринимались как транслит, хотя имели совсем другое звучание. Я поймал себя на мысли, что если предложение начинается с «английского» слова, то я пытаюсь прочитать по-английски всю фразу, если с «испанского» — то по-испански… А потом недоумеваю, что вся эта белиберда обозначает.
В общем, чтение давалось мне нелегко. То, что я не шевелил губами и не водил пальцем по монитору, уже можно было считать большим достижением.
«Виртуальная реальность» Вселенной неудачников тоже оставляла желать лучшего. Периодически мне начинало казаться, что я попал не в будущее, а в прошлое.
По сути тут было только два сайта. Что-то похожее на «Википедию» с кучей перекрестных ссылок, следуя которым можно было забраться в неизведанные дебри, и социальная сеть вроде «Му space» или «Вконтакте».
Социальная сеть, вне всякого сомнения, могла бы нарисовать мне картину происходящего во Вселенной неудачников, но сейчас меня больше интересовало не настоящее, а прошлое.
Наконец-то дорвавшись до информации, я стремился найти ответы на множество вопросов, оставленных без внимания полковником Визерсом со товарищи.
Но тут-то и случился облом.
Статьи на интересующие меня темы были куцыми, обрезанными и порой содержали всего несколько строчек. Зато статьи о событиях и персонажах, о которых я раньше и представления не имел, могли размещаться на нескольких страницах, снабжённые фотографиями и видеофайлами, а система поиска была построена совершенно идиотским образом.
Интересно, это свидетельствует о том, что социки поражены и в праве на информацию, или в будущем все Сети такие?
Задавать такой вопрос Бивису мне показалось верхом идиотизма, ибо разрушило бы мою легенду. Я представился ему программистом и уж в чём, в чём, а в построении Сетей должен был разбираться.
Руки бы оторвать тем, кто такие Сети строит…
Сам пользовательский терминал тоже не отличался большим изяществом, а об эргономике его создатели знали только понаслышке. Монитор, вмонтированный в стену и не имеющий угла поворота, — это ещё полбеды.
Вертикальная клавиатура, вмонтированная в стену, и прикрепленный рядом «тачпад» — вот апофеоз местной дизайнерской мысли. Особенно если присовокупить к этому отсутствие сидячих мест… Видимо, терминалы должны были стать частью какого-то местного сакрального культа, и их дизайнеры подразумевали, что перед ними надо стоять на коленях. Или сделали так, чтобы максимально затруднить доступ и отбить всякую охоту пользоваться «инфосферой».
Гибсон, Стерлинг, Симмонс и Лукьяненко, как же вы все ошибались, описывая информационные Сети будущего. В начале двадцать первого века говорили, что киберпанк умер как жанр.
Видимо, чуть позже умер и сам Интернет.
Ибо то, что я имел сейчас перед глазами, больше было похоже на труп Интернета двадцать первого века, нежели на инфосферу пятого тысячелетия. Неужели человечеству пришлось заплатить такую цену за освоение космоса и прочие достижения научно-технического прогресса? Может быть, у них тут и курсы космических кораблей на логарифмической линейке рассчитывают?
Понаблюдав за моими мучениями перед терминалом около получаса, Бивис наконец смилостивился и помог мне соорудить сидячее место из моего матраса, сложив его несколько раз и зафиксировав конструкцию при помощи нескольких предметов одежды.
Позже я убедился, что все социки, постоянно сидящие в Сети, пользуются этими импровизированными сиденьями. Такой привычные предмет мебели, как передвижной стул, не был представлен на станции даже в единственном экземпляре. В общей столовой их тоже не было, даже прибитых к полу на предмет предотвращения членовредительства во время общественных беспорядков. Длинные, жесткие и неудобные скамьи без спинок, очевидно, были предназначены для того, чтобы люди в столовой не задерживались.
— Стул — это предмет роскоши, — сообщил мне Бивис. — Социки не имеют права на роскошь. Только на самое необходимое, и то в урезанном виде, чтобы жизнь мёдом не казалась.
Бивис был странным типом.
Живописуя местные страсти и говоря о бесперспективности подобного существования, он не показывал и вида, что сложившееся положение вещей сильно его заботит. Словно говорил о чём-то постороннем, без сомнения ужасном, но к нему лично никакого отношения не имеющем.
— Да меня всё это особенно и не качает, — сказал Бивис, когда я поинтересовался причинами его столь странного поведения. — В отличие от вас, неудачников, у меня есть все шансы свалить отсюда до того, как начнется эта заварушка.
— И каким же образом?
— Всё просто, — сказал Бивис. — Для того чтобы убраться из этого милого местечка, нужно всего лишь повысить свой социальный статус, а для этого тупо нужны бабки. Пятьдесят тысяч, если быть абсолютно точным. Это минимальная сумма, необходимая для того, чтобы быть принятым для проживания на любой планете, входящей в Демократический Альянс, за исключением только Земли, на которой всё гораздо дороже. Вам всем эти бабки взять неоткуда, а у меня есть дядя, промышляющий грузовыми перевозками на границе Сектора Исследованного Космоса. А попросту говоря, контрабандист, торгующий товарами Альянса с независимыми пока мирами.
— И несмотря на наличие такого приятного во всех отношениях родственника, ты сидишь здесь уже год, — заметил я. — Видимо, он не торопится переводить на твой счёт требуемую сумму.
— А у него нет таких денег, — сказал Бивис.
— Ты рассчитываешь, что он разбогатеет в самое ближайшее время?
— Нет, — сказал Бивис. — Я рассчитываю, что он в самое ближайшее время умрёт.
— И как это поможет тебе убраться отсюда? — поинтересовался я.
— Элементарно. У дяди нет свободных денег, но у него есть собственный корабль, который стоит всяко дороже пятидесяти тысяч. А я — его единственный родственник. Теперь смекаешь, что к чему?
— Теперь смекаю.
— Помимо корабля я унаследую и кое-какие деньги, которых хватит для того, чтобы оплатить транспортировку моего бренного тела к местам дислокации этого корабля, — сказал Бивис. — А там уж я стану вольной пташкой, и передо мной откроется несколько вариантов. Можно или продолжить семейный бизнес, неся плоды цивилизации отсталым колонистам, или разогнать команду и продать корабль к чёртовой бабушке. Денег хватит, чтобы шикарно провести время, оставшееся до Армагеддона. Или купить ферму на какой-нибудь удалённой планете и жить там тихо и скромно, надеясь, что война обойдёт меня стороной. По правде сказать, я ещё не решил, как поступлю. Очевидно, решение надо принимать уже на месте. Но одно совершенно точно — в ближайшие полтора года я покину сие унылое пристанище социков и смогу плевать на Демократический Альянс и его долбаную конституцию с расстояния в несколько парсеков.
— Если тебе так не нравятся порядки Альянса, чего же ты не убрался отсюда раньше, ещё до того, как угодил сюда, в «унылое пристанище социков»?
— Дурак потому что, — сказал Бивис. — Жизнь поблизости от метрополии имеет свои преимущества, и первое время, пока у меня ещё водились деньги, мне было абсолютно наплевать на внутреннюю политику Альянса. Как правило, о несправедливости жизненного устройства начинаешь задумываться только тогда, когда вплотную с этой самой несправедливостью сталкиваешься. Если бы моя последняя ставка сыграла, у меня хватило бы денег на билет до мест обитания дяди, и всё сложилось бы совсем не так. Но она не сыграла, и я загремел сюда.
— А почему ты так уверен, что твой дядя умрёт в ближайшее время?
— У него лихорадка Диккенса, — сказал Бивис. — Подхватил на каком-то из независимых миров. Полтора года, о которых я говорю, это самый оптимистичный прогноз. Если верить статистике, ему осталось около семи-восьми месяцев, а у меня нет никаких оснований этой статистике не доверять.
— И тебя вовсе не тяготит мысль о том, что твоя собственная жизнь может улучшиться за счёт смерти родственника? — сей бестактный вопрос сорвался с моего языка раньше, чем я успел что-либо сообразить, но Бивис не обиделся.
— Да я видел его пару раз в детстве, когда он прилетал в гости к моим родителям, — сказал Бивис. — И хоть я его единственный родственник, мы друг друга толком и не знаем. Да и пожил старикан уже порядочно.
— И сколько ему сейчас? Шестьдесят?
— Сто двадцать семь, — сказал Бивис. — Или сто двадцать восемь. Он же не является гражданином Альянса, и продолжительность его жизни зависит не от социального положения, а от количества денег, которые он способен выложить в медицинских клиниках. А уж на своё здоровье дядя денег никогда не жалел. Только вот вся штука в том, что на данный момент лихорадка Диккенса неизлечима. Ходят слухи, что на данных, полученных в ходе её изучения, СБА разрабатывает новый вид биологического оружия, которое можно будет применить против кленнонцев. Но пока не найден антидот, вряд ли они рискнут пустить её в ход — Альянсу ведь нужны имперские планеты. А на скаари эта фигня вообще не действует.