В октябре 1941 года работники Большого театра вместе с семьями были эвакуированы в Куйбышев, где провели почти два года. Лепешинская в перерыве между поездками на фронт приезжала туда, чтобы выступить на сцене Дворца культуры, где шли спектакли Большого. Специально для нее выдающийся хореограф Леонид Якобсон поставил номера «Охотник и птица», «Жмущая туфля» и «Слепая», которые очень быстро стали хитами концертных программ. Талант Лепешинской превратил эти номера в маленькие спектакли, она была невероятно убедительна в каждом из них. В «Охотнике и птице» у зрителей создавалось полное ощущение, что они видят трепещущую, испуганную птицу, а в забавном номере «Жмущая туфля» Ольга с юмором изображала девушку, которая вынуждена танцевать в очень неудобном для нее башмачке. Миниатюра «Слепая» была грустной, и Лепешинская невероятно тонко сыграла этот трагический образ. Она не знала, что этот танец станет для нее пророческим. Там же, в Куйбышеве, Лепешинская исполнила любящую и верную Ассоль в премьере балета «Алые паруса», который поставил Асаф Мессерер (во время войны он возглавил балетную труппу).
Девятого мая 1945 года Лепешинская выступала в Варшаве перед солдатами-победителями. А на следующий день она получила телеграмму от хореографа Большого театра Ростислава Захарова: «Ставлю на Вас “Золушку” в Большом. Немедленно приезжайте. Захаров». Спустя полгода, в ноябре 1945 года, Ольга Васильевна Лепешинская выпорхнула на сцену Большого трогательной Золушкой. Это был замечательный спектакль – красивый, яркий, праздничный. Но самое главное – он был своевременный. Уставшие после войны люди нуждались в сказке, которая так хорошо заканчивалась. За «Золушку» Лепешинская получила свою вторую Сталинскую премию.
«Танцевать было легко и весело», – вспоминала Ольга Васильевна. Хотя, мне кажется, она могла бы описать этими словами всю свою карьеру. Господь наградил ее даром создавать хорошее настроение у всех, кто бы ни оказался рядом, и на сцене этот дар проявлялся сполна. Даже в преклонные годы Лепешинская сохранила юный задор – это видно по ее интервью. Посмотрите, если удастся.
После «Золушки» Захаров не раз приглашал Ольгу Васильевну в свои постановки, и в частности в «пушкинские балеты». В «Медном всаднике» она танцевала Лизу в очередь с Улановой и Стручковой, и у театрального подъезда ее всегда ждала толпа поклонников. Секрет ее популярности разгадала Галина Сергеевна Уланова, которая спустя годы скажет: «Лепешинская была на сцене Лепешинской». В балете «Барышня-крестьянка», поставленном на Марину Семёнову, Ольга танцевала во втором составе, но очень многие приходили именно на нее. Было интересно смотреть, как она меняется, – то чопорная барышня, то шаловливая крестьянка с зажигательным темпераментом.
О самой себе Лепешинская говорила: «Я не танцевала ни лучше Улановой, ни лучше Семёновой, но у меня были техника и радость на сцене». Илья Эренбург назовет Лепешинскую «дитя времени», и это правда. Репертуар того времени был ее репертуаром. Она была прекрасна и в «Пламени Парижа», и в «Красном маке», и, кстати, именно за эти спектакли она была удостоена третьей и четвертой Сталинских премий. Партию Тао Хоа в «Красном маке» она готовила с первой исполнительницей этой роли Екатериной Васильевной Гельцер, выдающейся балериной московской балетной школы. Ольга Васильевна очень любила искусство Гельцер и со школьных лет восхищалась ею. Екатерина Васильевна подарила Ольге веер, с которым та потом неизменно выходила на сцену в «Красном маке». Это был не просто подарок – это было признание таланта балерины.
В послевоенном репертуаре Лепешинской появился еще один спектакль, который стал для нее невероятной удачей: балет в постановке Ростислава Захарова «Мирандолина» по мотивам комедии Карло Гольдони «Хозяйка гостиницы» (музыка С. Василенко). Лепешинская говорила: «Здесь я танцую саму себя». Роль виртуознейшая, и она исполнила ее с блеском: и плутовка, и шалунья, и покорительница мужских сердец. Она и в жизни купалась в мужском внимании, эта хрупкая балерина с фиалковыми глазами, но над ее личным счастьем будто навис какой-то рок.
Второй раз Ольга Лепешинская вышла замуж за генерал-лейтенанта Леонида Райхмана, сотрудника МГБ СССР. В 1951 году прямо на улице его арестовали, а незадолго до этого была арестована тетя Лепешинской. Тогда в ее жизнь впервые вполз липкий страх: «Что было самое страшное? После ареста мужа приехали за мной, как водится – ночью, и повезли, как я потом поняла, в особняк Берии. Помню ужасный лязг железной калитки. Она открылась, я вошла и подумала – а смогу ли я выйти обратно? Вот это и было самое страшное. Потом проводили в библиотеку, я сидела и ждала. И вдруг в стекле шкафов отразилось его пенсне, и я услышала сзади голос: “До меня дошли слухи, что вы не доверяете советской власти”. Это был Берия. Я повернулась к нему и ответила: “Вы коммунист, и я коммунистка. Если мой муж виноват – пускай сидит, если нет – отпускайте!” Единственное, чего я боялась в тот момент, что мне уже никогда не дадут танцевать».
Лепешинскую не тронули, а Райхмана освободили через полгода, но к жене он не вернулся. Возможно, чтобы не портить ей карьеру.
Как говорят, пришла беда – отворяй ворота, черная полоса в жизни Лепешинской не закончилась. Балет «Красный мак» решили показать по телевидению. Телевидение тогда было совсем другим, и если что-то интересное появлялось в программе, то, конечно же, люди семьями собирались у экрана. Я прекрасно помню, как вся страна смотрела балет «Спартак» в моем детстве. Все знали исполнителей, которые танцевали в этом спектакле, и ответственность артистов была очень высокая. Но вернемся к «Красному маку». Танцуя Тао Хоа, Ольга вдруг услышала треск – ногу пронзила сильная боль. Уйти со сцены невозможно – спектакль транслируется. Она продолжала танцевать, пока по сюжету не вынесли паланкин, носилки. Балерина опустилась на них и потеряла сознание – как оказалось, у нее был перелом стопы в трех местах. Нужно было иметь характер Лепешинской, чтобы продолжить танцевать!
Ольга Васильевна оказалась в больнице и там познакомилась с удивительным, тонким человеком – писателем Михаилом Пришвиным. Он сыграл очень большую роль в ее жизни, несмотря на то что их общение длилось всего несколько месяцев (это были последние месяцы жизни Михаила Михайловича). Его забота, их ежедневные длительные беседы в буквальном смысле подняли Ольгу на ноги. Открывалась дверь, входил Михаил Михайлович, садился на краешек постели, и они начинали разговаривать о жизни, о природе, о литературе. Он называл ее очень ласково – Капелька. В своем дневнике Пришвин записал: «Познакомился с Лепешинской, сломавшей себе ногу на балете “Красный мак”. Я принял ее за девочку, сломавшую ногу на танцах, а оказалось – это балерина». И чуть позже: «Лёля очень милая, сама Капелька, глаза сверкают, как льдинки в горах. А в душе, как видишь ее, начинается оттепель, и кажется, будто она была всегда». Самое ценное и дорогое – писатель открыл Лепешинской веру. Ей, коммунистке, он рассказывал о Боге, учил молиться (хотя потом она скажет, что Бога обрела в Риме, в соборе Святого Петра, когда увидела знаменитую «Пьету» Микеланджело). Дальше Лепешинская пойдет по жизни с глубокой верой в душе.
После больницы и курса реабилитации Ольга Васильевна снова вышла на сцену к своему зрителю – к поклонникам, которые не пропускали ни одного ее спектакля. Она снова в строю, она – балерина. Да и женское счастье вроде бы улыбнулось ей. На одном из приемов в гостинице «Советская» Лепешинская познакомилась с генералом Алексеем Антоновым. После приема новый знакомый предложил подвезти. На улице шел дождь, и она сказала:
– Мне надо на дачу.
– Хорошо. Поедем на дачу, – согласился генерал.
По дороге Ольга вспомнила, что ей надо вернуться в Москву. Развернулись и поехали обратно. Прощаясь, обменялись телефонами. Но на следующий день Антонов не позвонил. Она ждала… На второй день он тоже не позвонил. Не позвонил ни на третий, ни на четвертый день. А она все ждала.
Антонов позвонил на пятый день. Стали встречаться.
Алексей Иннокентьевич Антонов покорил сердце балерины. Иначе и быть не могло. Импозантный красавец высокого роста, эрудит, знающий несколько языков, и маленькая хрупкая женщина – эта пара прекрасно смотрелась вместе. Они поженились, но счастье было недолгим – в 1962 году генерал скоропостижно скончался. Во время похорон у Кремлевской стены от горечи утраты Лепешинская потеряла зрение (помните миниатюру «Слепая»?). Это были трагические дни, и огромную поддержку Ольге оказала Галина Сергеевна Уланова.
Начиная с сороковых годов, когда Уланова пришла в Большой театр, они занимали одну гримерку, их столики были рядом, но при этом две ярчайшие звезды оставались только коллегами. Ольга обращалась к Улановой по имени-отчеству и на «вы», а Галина Сергеевна называла ее «Лёша» и на «ты». Их судьбы шли параллельно: похожий репертуар, в 1941 году они вместе получили первую Сталинскую премию – за выдающиеся достижения в области балетного искусства, в один день им было присвоено звание «Народных артисток СССР» (в 1951 году). Однажды Галина Сергеевна подарила Лёше свою фотографию, на которой она сидит в плетеном кресле на отдыхе в Серебряном Бору. На обратной стороне была надпись: «Москвичке Ольге Лепешинской от ленинградки Галины Улановой». Этой фотографией Ольга Васильевна очень дорожила, она всегда стояла в ее доме на видном месте. Они относились друг к другу с большим уважением, но не более, – до того страшного момента, когда Лепешинская потеряла всё: мужа, зрение…
Как жить дальше? Галина Сергеевна в этой ситуации проявила себя совершенно невероятно – она в прямом смысле взяла опеку над Ольгой. Когда зрение частично восстановилось, Уланова приезжала в театр заранее и ждала, пока машина привезет Лёшу, встречала ее, брала под руку, вела в гримерную. Там усаживала, помогала переодеться в балетную одежду, садилась перед ней на колени и помогала завязать тесемки балетных туфель. Потом под руку вела в класс, подводила к станку, вставала рядом, и они начинали заниматься. После урока Уланова под руку провожала Лепешинскую в буфет, они пили чай и разговаривали.