Своего «Спартака» Якобсон ставил на сцене Кировского театра. Шелест он поручил партию куртизанки Эгины. Спектакль был новаторский – без пуантов и выворотности. Балерины танцевали в сандалиях, на сцене словно оживали римские фрески. В крови Эгины – Шелест клокотала страсть, танец был темпераментный и раскованный настолько, что зрители шепотом говорили про невероятный эротизм балерины. Это был тот редкий случай, когда Алла Шелест станцевала премьеру. Она пришла в театр в 1937 году, а премьера состоялась в декабре 1956-го – сколько же надо было ждать своего спектакля!
Шелест посчастливилось танцевать и в другом спектакле Якобсона, когда он поставил на сцене Кировского балет «Шурале» на музыку Фарида Яруллина.
А партию Жизели восхитительной Шелест довелось станцевать только на девятнадцатом году работы в театре, до этого она танцевала Мирту. Можно представить, как она ждала этой роли. Жизель – трагическая героиня, а Шелест – балерина трагического дарования. Как всегда, к роли она готовилась очень тщательно, перечитала множество литературы о том времени, перечитала Генриха Гейне, который донес до нас эту красивую легенду, перечитала Теофиля Готье, одного из авторов либретто. Те, кто видел Жизель Шелест, говорят о притягательном очаровании ее героини. Уже в первом акте, который называют «крестьянским», ее Жизель оторвана от реальности. Сама Шелест говорила, что хотела показать не просто крестьянку, а крестьянку-француженку…
Несколько последних лет карьеры в Кировском Алла Шелест была еще и хореографом-репетитором. Она ассистировала Юрию Григоровичу, с которым ее связывали чувства. Она никогда не хотела говорить на эту тему, а на вопросы отвечала: «Он – это особая статья». В балете Григоровича «Каменный цветок» она танцевала Катерину, потом – Хозяйку Медной горы. Именно на нее Григорович поставит партию Мехменэ-Бану в своем потрясающем балете «Легенда о любви». Но в творческой судьбе балерины случилась трагическая закономерность – премьеру станцевала не она, а Ольга Моисеева.
За свою балеринскую карьеру Алла Шелест исполнила около тридцати пяти партий, но при этом была «вечной второй». Как она сама объясняет: «Потому что я не умела бороться, а только лишь танцевать». Она ощущала, что между ее даром, между возможностями, которые даровал ей Господь, и ее балетной судьбой был огромный разрыв. Шелест могла бы так много сделать, но всегда ощущала себя одинокой в искусстве. Федор Лопухов, хореограф и балетный деятель, сказал о ней: «Каким талантом нужно обладать, чтобы не потерять своего лица».
Покинув сцену, Алла Шелест стала преподавать. Это кажется вполне естественным шагом, но преподавать она пришла не в родной Кировский, и не в хореографическое училище, а в консерваторию – на кафедру хореографии. Там она познакомилась с Рафаилом Вагабовым, который стал ее мужем. Он назвал книгу о ней «Вечный идол» не только потому, что «Вечный идол» – одноименная миниатюра, гениально воплощенная Аллой Шелест, но и потому, что для него самого, как и для многих, кто видел ее на сцене, она всегда была на недосягаемой высоте и в искусстве, и в жизни.
Педагогом Шелест была таким же необычным, как и балериной. От учеников она требовала полной отдачи, и это не всем нравилось – возникало недопонимание, конфликты. Однако многим она открыла дорогу в искусство.
Судьба бросала Аллу Яковлевну Шелест по разным городам и странам. Она ставила свои версии классических балетов в Финляндии, работала в Будапеште, в Эстонии. Потом ее пригласили возглавить балет в Куйбышеве, и несколько лет она там успешно работала. В нынешней Самаре проводится фестиваль имени Аллы Шелест. Как хорошо, что таким образом жители Самары чтут память выдающейся балерины! Иногда она приезжала в Ленинград, приходила в Кировский театр. По словам балетного критика Веры Красовской, «она шла по партеру, как королева в изгнании».
Свое 70-летие Алла Яковлевна отметила не в Кировском, а на сцене ленинградского Дома актера. Маленький зал был переполнен, все ждали встречи с балериной, все хотели ее увидеть и услышать. В свой юбилей она исполнила номер на испанскую тему «Перекресток», который поставил для нее муж и соратник Рафаил Вагабов. Одетая во все черное, в туфельках на каблучках, с большой шалью, она по-прежнему ошеломляла – внутренний мир изливался в каждом ее движении. Рукоплесканиям не было конца. В конце вечера она снова появилась на сцене и одними руками, легкими движениями корпуса, поворотом головы натанцевала монолог Эгины из балета Якобсона «Спартак». Это было незабываемое завершение торжества.
Через десять лет Кировский театр готовился отметить 80-летний юбилей Аллы Шелест, но… она не дожила до него всего два месяца. Нота незавершенности, недосказанности сквозила и здесь, в ее уходе в вечность. После отпевания в Никольском соборе Аллу Яковлевну Шелест похоронили на Литераторских мостках Волковского кладбища, недалеко от могилы Ивана Сергеевича Тургенева. Это словно показывает ее истинное место в нашей культуре.
Сегодня имя Аллы Яковлевны Шелест не забыто. Ее мощный артистический дар стал легендой, о ней вспоминают все, кто интересуется балетом. В историю русского балета она вошла как выдающаяся трагическая танцовщица.
Инна Зубковская(1923–2001)
Пожалуй, красота – это первое, что вспоминают те, кто видел ее на сцене или имел счастье общаться лично. Инна Борисовна Зубковская – балерина поразительной красоты!
Рисуя портрет танцовщицы, начнем с того, что Господь щедро одарил ее необыкновенно длинными, изумительной формы ногами с тонкой щиколоткой и породистой стопой, пластичными руками, дивным лицом с белоснежной кожей и огромными глазами. Если прибавить к этому благородные манеры и безупречный вкус, которыми обладала эта изумительная артистка, все равно портрет в превосходной степени будет неполон. Потому что она была наделена внутренней гармонией, которая просвечивала в каждой ее роли.
Инна Зубковская понимала, насколько щедро одарена природой. На улице ей вслед оборачивались прохожие – так поразительна была ее красота. Сама она распорядилась своим даром очень мудро: все свое совершенство направила на достижение главной цели – безукоризненно красивого танца. Коллеги называли ее «царственная Зубковская».
В незаурядной судьбе Инны Зубковской немало интересного, но один факт не может не удивлять: выпускница Московского хореографического училища, она стала ленинградской балериной, украшением Кировского театра. Во все времена ленинградские/питерские балерины становились жемчужинами московского Большого театра. Но чтобы из Москвы кто-то переехал в Петербург – случай невиданный. Существует негласный спор между двумя великолепными балетными школами – петербуржской и московской: и в Москве, и в Петербурге есть свои традиции. Спорят, где учат точнее и правильнее, как работать ногами, какой подход должен быть к каждому движению. Когда мне самой довелось заниматься в классе Нинель Кургапкиной в Кировском театре, Нинель Александровна, дружившая с моим московским педагогом Натальей Викторовной Золотовой, часто мне пеняла: «Какие ты делаешь подходы? Это неправильно!» Я, конечно, не говорила, что так учат в Москве, но многое в Петербурге делают по-другому. Это не значит – хуже или лучше, просто – по-другому.
Время от времени Ленинград (теперь снова Петербург) делал Москве прививку, направляя в Большой своих замечательных балерин. В свое время из Ленинграда в Москву переехали Марина Семёнова, Галина Уланова, Нина Тимофеева, Людмила Семеняка. Сегодня в Москве танцуют петербурженки Светлана Захарова, Евгения Образцова, Ольга Смирнова – балерины, полюбившиеся московским зрителям. Но чтобы из Москвы в Петербург – это действительно случай уникальный.
Впрочем, всему есть объяснение. Начать с того, что Инна Израилева родилась в Петрограде, но когда она была совсем еще малышкой, ее семья переехала в Москву. Отец Инны занимал высокий пост в Наркомате угольной промышленности, а мама вела хозяйство, к искусству старшие Израилевы никакого отношения не имели. Девочка была прехорошенькая, пропорционально сложена – почему бы не определить ее в хореографическое училище, даже если и не станет балериной, то занятия классическим танцем все равно пойдут на пользу. Рассуждения, кстати, абсолютно правильные. Я и сейчас говорю, что каждая девочка должна заниматься балетом: он полезен не только телу, но и формирует душу.
Маленькую Инночку приняли сразу: отметили ее изящество, ее длинные ножки, милейшее личико с большущими глазами, ее музыкальность и врожденное чувство ритма. Словом – тот обязательный набор данных, которые позволяют пройти вступительные экзамены.
Инна Израилева оказалась в классе ленинградского педагога – Марии Алексеевны Кожуховой, которая работала в Москве. Вот вам и первая встреча с ленинградской балетной школой, чем не предопределение.
Мария Кожухова, танцовщица дореволюционного Мариинского театра, исполняла сольные «двойки» и «тройки», небольшие партии, но никогда – героинь. Однако после революции все изменилось. Мариинский театр покинули практически все известные балерины – уехали за границу, репертуар надо было спасать, и на главные партии срочно стали вводить балерин, которые раньше не могли претендовать на сколько-нибудь заметные роли. В результате Кожухова станцевала Принцессу Аврору в «Спящей красавице», «Шопениану», Лизу в «Тщетной предосторожности» и ряд других интересных партий. Танцевала она очень правильно, очень точно, чисто, так как была техничной. Закончив сценическую карьеру, она ушла со сцены и целиком посвятила себя педагогике.
Подходили к концу двадцатые годы XX века. Советская страна уже приняла решение, что балету – быть. Главным театром стал московский Большой театр (столица перебралась из Ленинграда в Москву), поэтому хореографическое училище нужно было усиливать и развивать. В Москву приехала целая группа ленинградских педагогов. Так, в 1931 году художественным руководителем училища Большого театра стал Виктор Александрович Семёнов, который до этого возглавлял училище в Ленинграде. В 1935 году в Москву перебралась Елизавета Павловна Гердт; она преподавала в Московском хореографическом училище (и даже была одно время его художественным руководителем), а также вела классы в Большом. Среди ее московских учениц – Майя Плисецкая, Раиса Стручкова, Екатерина Максимова… В балетном училище Большого театра работал Александр Иванович Чекрыгин, тоже ленинградец. Все они преподавали классический танец. А вот Александр Иванович Монахов, блистательный в прошлом танцовщик, вел танец характерный. Влилась в педагогический