Ваганова всегда все знала про своих учениц, тем не менее она с трудом находила слова, чтобы обрисовать сущность Аллы: «Осипенко… какая-то она абстрактная…» В этих предощущениях сквозит пророчество: когда Алла станет балериной Бориса Эйфмана, она будет танцевать под музыку «Пинк Флойд». Ученица Вагановой, балерина классической школы, но при этом обладающая самобытным даром – это дало возможность современному балету пробиться в нашей стране.
Ваганова разработала собственную систему преподавания, и все ее ученицы были безупречно оснащены технически. Вагановский класс окончили Семёнова, Дудинская, Уланова, Шелест, Моисеева – все они были балеринами высочайших технических возможностей. В классе Вагановой все было подчинено жестким требованиям педагога. В балете есть выражение «ватные ноги» – то есть ноги, которые не справляются с техникой. Такого Ваганова, конечно же, вынести не могла. Пластичной Осипенко было трудно угнаться за высоким темпом, который предлагала Ваганова, поэтому зачастую между ними происходили стычки. «Ну что, Осипенко, умеешь только ноги поднимать? – ругалась Ваганова. – Так и будешь всю жизнь адажио танцевать, когда партнер держит? Это у тебя не пройдет! Ты станцуй мне вариацию, быструю вариацию! Тогда ты – балерина». Когда-то дивной красоты ножки Анны Павловой тоже были «ватными», и она попросила Энрико Чекетти о помощи. Чекетти сказал ей: «Милая, зачем вам все эти выкрутасы с вашими красивыми ногами? На них такое удовольствие смотреть и без этих ненужных выкрутасов!» Но у Вагановой был другой взгляд.
Вся внутренняя природа Аллы Осипенко, казалось, сопротивлялась требованиям техничности. Ей хотелось по-другому существовать на сцене. Высокий красивый шаг был дан ей от природы, и когда она высоко поднимала ножку, само это движение было невероятно красивым. Она всегда была эстетична, и провидица Ваганова прекрасно понимала особенности своей ученицы. Пусть она и выгоняла ее из класса, но потом всегда призывала вернуться.
Для выпускного концерта они подготовили классический репертуар: па-де-де Принцессы Флорины и Голубой Птицы из «Спящей красавицы», «Шопениану» и «Белый акт» «Лебединого озера». Алла справилась, но, напутствуя ученицу во взрослую балеринскую жизнь, Агриппина Яковлевна сказала: «Намучаешься ты со своим характером, Алла. Тяжелая будет у тебя судьба».
В 1950 году Осипенко перешагнула порог Кировского театра. После бдительного ока Вагановой наконец наступило ощущение свободы. Молодой балерине было все интересно и вне стен театра, и она с удовольствием погрузилась в жизнь интеллектуального Ленинграда. Но после вечера в кругу интересных людей наступало утро – а для балерины это всегда экзерсис. Не остыв от впечатлений, Алла приходила в класс и вставала к балетному станку. Класс в Кировском вела всевидящая Ваганова, которая чувствовала, что ее бывшая ученица витает в облаках, и призывала Аллу сосредоточиться на работе. Тогда Осипенко решила для себя: как бы она ни провела вечер, на следующее утро будет с полной отдачей заниматься в классе. Все и всегда в профессии она будет делать на сто процентов.
Среди многих партий, станцованных Аллой Осипенко в Кировском театре за первые два сезона, одну стоит выделить особо. Художественный руководитель Кировского Константин Сергеев готовил новую редакцию балета «Спящая красавица» и пригласил Аллу на роль Феи Сирени. Роль очень серьезная и значимая, а для юной балерины – это уникальный шанс, невероятная удача. Репетиции проходили успешно, да и роль Феи Сирени была будто создана для нее. В училище Ваганова хоть и пеняла Алле на то, что та недостаточно серьезно относится к технике, но в то же время признавала за ученицей удивительную способность рассказывать историю всем телом, наполняя танец смыслом.
Казалось, молодая балерина шла к неминуемому успеху, но… перед генеральной репетицией, случайно оступившись, Алла получила серьезную травму ноги. О том, чтобы танцевать премьеру, не могло быть и речи – врачи даже предлагали подумать о смене профессии. Тяжелейший удар в самом начале карьеры! Алла решила поступить в университет, вышла замуж за танцовщика Анатолия Нисневича, но представить свою жизнь без балета она не могла.
На помощь пришла педагог младших классов, которая разработала для Аллы специальную гимнастику. Превозмогая боль в ноге, Осипенко день за днем справлялась с тяжелой травмой. Через год (а для балерины это огромный срок) она восстановилась, но в театре появилась совсем другая Алла – сильно похудевшая, повзрослевшая и очень много пережившая. Она медленно входила в репертуар, который танцевала раньше, – травмированная нога напоминала о себе. Каждый балетный артист знает, что такое преодоление. Было это и в моей семье. Мой отец танцевал своего знаменитого «Спартака» после перелома ноги, мой брат справлялся с травмами, а меня накануне премьеры «Шехеразады» из балетного зала на руках вынес Владимир Викторович Васильев. Обливаясь слезами – подвела брата, постановщика спектакля, и замены мне не было, – я стояла у дверей его квартиры и рыдала: «Андрис, я все испортила! Я сломала ногу и не могу танцевать!» Тогда Андрис, собрав волю в кулак, ответил: «Даже если ты будешь просто стоять – это будет очень хорошо». Он придал мне силы, я вышла на сцену, на ходу перестраивая партию, и спектакль все-таки состоялся.
Алла Осипенко взялась готовить балет «Раймонда» – один из самых сложных для балерины. Сложно было все: справляться с последствиями травмы, нащупать собственный путь в этом образе – до нее «Раймонду» танцевали блестящие балерины: Наталия Дудинская и Марина Семёнова, – преодолеть множество технических сложностей. Она хотела проявить свою индивидуальность в танце. Но… «Раймонда» прошла и не стала событием.
Затем – «Лебединое озеро». Классическая балерина просто обязана станцевать этот спектакль. На выпускном концерте Алла танцевала «Белый акт» из этого балета, и теперь было очень важно не снизить планку в партии Одиллии, где много техники и то самое фуэте, которое никак не давалось молодой балерине. Вслед за Плисецкой она заменила фуэте на вращение по кругу, но быстрый темп и некоторые технические элементы все равно были для нее трудны. Она даже договаривалась с руководством театра, что будет танцевать только Одетту, а партию Одиллии предлагала отдать юной Нине Тимофеевой. Зато ее Одетта с самых первых спектаклей на сцене Кировского театра была особенной. Осипенко был присущ дивный дар – передавать своим танцем мысли и чувства. На сцене она говорила о чем-то очень личном и каждым спектаклем опровергала упреки в сухости и недостатке техники. И тем не менее, по ее словам, она всю свою жизнь сражалась с «Лебединым озером».
Спустя три года после ленинградского дебюта, когда она танцевала «Лебединое озеро» на гастролях в Париже в 1956 году, ее изысканную графику танца признали одной из самых интересных интерпретаций балета. В родном Кировском театре в чем только ее не обвиняли – и в нарушении канонов, и в несоответствии традициям, но в Париже танец Осипенко оценили настолько высоко, что наградили премией Анны Павловой. Вручая премию на сцене Театра Шатле, где проходили знаменитые дягилевские «Русские сезоны» и танцевала сама Анна Павлова, Серж Лифарь сказал удивительные слова: «Не нахожу слов, чтобы окрасить поэтический танец Осипенко – ее воздушность, ее лицо, утопающее в грезах. Вся она – русская, пушкинская, певуча и музыкальна. Она несет в себе павловскую преемственность».
Леонид Мясин – хореограф и танцовщик, работавший с Дягилевым, – пригласил Осипенко в свою балетную труппу «Монте-Карло». Но Алла отказалась, она – ленинградка – всегда возвращалась в родной город.
Из ее воспоминаний: «Вернувшись в Ленинград, о премии я даже никому не говорила, потому что у нас никто и не знал, что это за премия. Уже после меня ее получили Уланова, Плисецкая. Подумаешь – диплом, подписанный Кшесинской, Преображенской, Лифарем. За этот диплом и в тюрьму могли бы посадить. Поэтому я сунула его в сундук и сказала маме: не вспоминай и никому не показывай».
На гастролях в Париже произошло событие, которое повлияло на ее художественное мироощущение. Ей посчастливилось побывать на концерте Эдит Пиаф, и это было невероятно: услышав пение Воробушка, Алла всем нутром откликнулась на ее искусство, а в Ленинграде все время возвращалась мыслями к знаменитой песне «Я ни о чем не жалею». После концерта Пиаф Осипенко стала выходить на сцену так, будто этот выход последний. Кстати, Рудольф Нуриев, который был партнером Аллы Осипенко и ее другом, поступал так же. Моему брату Андрису он как-то сказал: «Всегда надо выходить на сцену, будто делаешь это в последний раз». В этом кроется секрет служения творческой профессии.
Весь свой классический репертуар Осипенко исполнила за первые пять лет в театре. За долгую творческую жизнь она не прибавила ни одного спектакля, ни одной новой роли к этому репертуару. Конечно, она хотела танцевать. Какая прекрасная Жизель могла бы быть в ее исполнении, но уже тогда Алла ощущала на себе влияние суровой административной машины, с которой было трудно бороться. «Какая Жизель, – говорили ей, – не то амплуа! Раймонда?! Ну, какая она Раймонда – два тура не может чисто скрутить!» Алла вспоминала: «Если мне говорили, что это не мое амплуа, я верила. Говорили, что я не могу вертеться, – я верила, потому что действительно были случаи, когда я падала с этих двух туров».
В конце концов из классики у Осипенко осталось только «Лебединое озеро». Проблема в том, что в Кировском балетный репертуар практически не обновлялся, в нем была только классика, а классику ей танцевать не давали. Но когда творческая натура жаждет проявить себя, судьба всегда дает шанс. Мой отец так и говорил: «Шанс судьба всегда тебе даст, нужно только быть готовым этим шансом воспользоваться».
На волне оттепели в театр стали приходить молодые балетмейстеры. Их имена еще никому не известны, но очень скоро они прогремят. Они пришли с новыми идеями и пытались привнести в балет новую эстетику. Осипенко, человек невероятно возбудимый творчески, была готова к новому. Да собственно, в ее интерпретации все становилось новым. В балете «