Вселенная русского балета — страница 40 из 60

Победа на балетном конкурсе, союз с Юрием Владимировым на сцене и в жизни, участие в спектаклях Касаткиной и Василёва «Геологи» и «Весна священная» стали для Нины Сорокиной главными ступенями первой половины ее звездной карьеры.

В шестидесятые годы заканчивалась эпоха драмбалета, который царил на сцене в сороковые и пятидесятые. Лучшие спектакли того периода еще оставались в репертуаре («Бахчисарайский фонтан» и «Ромео и Джульетта»), но становилось ясно, что пришло время искать новые формы для балетного театра. И тогда возникла идея балета «Асель» по произведению Чингиза Айтматова «Тополек мой в красной косынке». На балетную сцену вышли шофер Ильяс, его жена Асель, вернувшийся с войны работник автобазы Байтемир. Спектакль был построен как воспоминания героев, где каждый рассказывал свою историю любви. Хореографом стал Олег Виноградов, а на главную партию пригласили Нину Сорокину. Современные героини были ей невероятно близки, и она была великолепна даже несмотря на то, что премьеру танцевала Нина Тимофеева (Сорокина была во втором составе). Балетмейстер Олег Виноградов писал: «Семёнова (педагог Сорокиной) принимала мой материал с интересом и отбирала наиболее сложные варианты, а Нина Сорокина, при ее лирическом характере будучи безупречно выученной, поразительно легко владела техникой. Когда я попросил ее попробовать сделать не просто тридцать два фуэте, а усложнить их еще и прыжками, Нина сразу с этим справилась. А Марина Тимофеевна сказала: “Вот бы мне в молодости такое попалось!”» Кстати, кроме Сорокиной этого больше никто не смог исполнить.

Виноградова вообще было трудно исполнять – хореография, особенно в этом спектакле, была даже избыточной. Но у Сорокиной всегда оставался пластический резерв, границ или рамок в исполнении сложных па для нее практически не было. Но при этом она все-таки была актрисой – ее никак нельзя назвать «техничкой» или балериной, недостаточно одухотворенной. На сцене она была интересна драматургически. А впереди была работа над классическими партиями и участие в спектаклях Юрия Григоровича.

Насколько балерина состоялась, особенно в Большом театре, оценивают по тому факту, как и какую классику она танцует. Возможно, Нина Сорокина и не станцевала многое из того, что могла бы, – например, «Жизель», «Лебединое озеро» или «Ромео и Джульетту», но это ни в коей мере не умаляет ее достоинства. Зато какая изумительная была ее Аврора в «Спящей красавице» 1969 года: она была очаровательна, юна, легка, наполнена музыкой и невероятно обаятельна!

К партии Авроры она готовилась особо и вместе с педагогом Мариной Тимофеевной Семёновой входила во все нюансы партии. Важный момент: Сорокина, обладающая большим шагом, в партии Авроры сознательно его понижала. Для нее было важно не поразить зрителей, высоко поднимая ноги, а сосредоточиться на другом – на музыкальности, чистоте и отточенности каждого мельчайшего движения, в том числе движения души.

Такой же ни на кого не похожей и интересной была ее Маша в «Щелкунчике» (этот спектакль в постановке Григоровича вышел раньше, в 1966 году), особенно в дуэте с Юрием Владимировым. Он тоже был совсем другим Принцем – не сказочным красавцем, а героем, воином, готовым в любую минуту прийти на помощь и защитить честь прекрасной дамы.

Нина Сорокина стала третьей Фригией в балете «Спартак» и третьей Анастасией в «Иване Грозном». Но несмотря на то, что она танцевала в третьем составе, она была одной из самых интересных исполнительниц как в «Спартаке», так и в «Иване Грозном». В «Грозном» Юрий Владимиров сначала был поставлен в четвертый состав, но Григоровичу надо было с кем-то репетировать, и так получалось, что Владимиров каждый день был готов. В результате балет был сделан на него, и роль царя Ивана стала его непревзойденной, звездной ролью. А Нина Сорокина, несмотря на то что вошла в этот спектакль уже после премьеры, вновь была великолепной, и опять на сцене царил их с супругом непревзойденный дуэт.

После серьезных драматических работ она вдруг исполнила партию… Редисочки в балете «Чиполлино». Премьера была невероятной, потому что на сцену вышли лучшие силы Большого театра: Редисочка – Нина Сорокина, Чиполлино – Михаил Цивин, Принц Лимон – Марис Лиепа.

Была у Сорокиной и замечательная роль в балете «Гусарская баллада» в постановке Дмитрия Брянцева, и чудный подарок, оставленный всем любителям балета: телебалет «Озорные частушки» – бесшабашные и задорные русские танцы, придуманные Натальей Рыженко и Виктором Смирновым-Головановым на музыку Родиона Щедрина.

Балетный век короток – всего двадцать лет, но Нина Сорокина продлила его еще на семь, до 1988 года. Протанцевав двадцать семь лет на сцене Большого театра, она заняла свое место в истории русского балета. Творческая жизнь Нины Сорокиной была наполнена интересными работами. Ее хотел видеть в своих постановках Владимир Васильев – она танцевала «Икар» на музыку Слонимского и «Эти чарующие звуки» (три одноактных балета-миниатюры; Сорокина танцевала во втором балете, музыкальной основой которого была Симфония № 40 Моцарта; сохранился фильм-балет 1978 года с этим же названием). Она была прелестной Кити в балете Майи Плисецкой «Анна Каренина». Будучи зрелым мастером, Сорокина блистательно станцевала Китри в «Дон Кихоте», сразив всех своими техническими возможностями.

Нину Сорокину невероятно любила публика, ее любили в театре, и она беззаветно служила Большому театру всю жизнь, относясь к нему очень лично и трепетно. Покинув театр, Сорокина преподавала в школе Михаила Лавровского, затем в ГИТИСе. Жила тихо, не давала интервью и почти не появлялась в Большом. Потом словно пропала… Ушла из жизни так же тихо и скромно, как жила.

Мой рассказ, посвященный замечательной, выдающейся балерине Нине Ивановне Сорокиной, – это мое подношение ее светлой памяти.

Выдающиеся хореографы и легендарные балетные постановки

Касьян Голейзовский (1892–1970)

Великий русский балетмейстер Касьян Ярославич Голейзовский прожил долгую, насыщенную событиями жизнь. Поистине, он был человеком фантастической эрудиции и невероятной образованности, человеком, переполненным любовью ко всему, что связано с искусством. Парадокс: его творчество имело большое влияние на всех, кто с ним соприкасался, в том числе и на балетмейстеров, которые работали рядом с ним, но имя Касьяна Голейзовского почти забыто. Он известен людям, близко связанным с искусством балета, но за границей, куда сам Голейзовский выезжал только однажды и куда его хореографию не вывозили, о нем и вовсе не знают.

Голейзовский начал творить в то время, когда в расцвете своего таланта были Михаил Фокин и Александр Горский, продолжал творить – когда работали замечательные хореографы Василий Вайнонен, Ростислав Захаров и Леонид Лавровский. Его талантом восхищался Джордж Баланчин, и именно Голейзовский первым признал талант юного Юрия Григоровича.

Всю жизнь он постоянно находился в поиске – это было желанием обрести и зафиксировать в танце красоту. Его интересы были безграничны: он был прекрасным живописцем – почти профессионалом, писал стихи, был скульптором, блистательно играл на рояле и владел скрипкой, знал четыре языка. Все эти знания он направлял на то, что любил больше всего, – театр, балет, хореография.

Касьян Голейзовский родился в 1892 году в московской театральной семье. Казалось, в его детстве не было ничего необычного: мама – артистка балета Большого театра, отец – оперный певец. Отца Касьяну увидеть не довелось – он скончался до рождения сына, и воспитание целиком легло на плечи матери. Голейзовский был ребенком кулис, часто посещал спектакли. В восемь лет, как было заведено, мать отдала его в хореографическое училище на казенный счет. Он навсегда запомнил первый балет, который увидел в жизни, – «Спящая красавица». Среди его учителей были блистательные танцовщики Василий Тихомиров, Михаил Мордкин.

В самом раннем детстве в Голейзовском стали проявляться художественные способности и невероятный интерес к разным видам искусства. Все началось с лепки фигурок из хлебного мякиша. А потом случилась очень важная встреча – с великим Михаилом Врубелем. Когда Врубель просматривал карандашные наброски мальчика, его внимание привлек рисунок стакана: он одним росчерком показал Касьяну, как можно нарисовать стакан совсем по-другому – только лишь бликами, передав чувства. Это был незабываемый момент в жизни Голейзовского. Возможно, именно тогда он понял: разные виды искусства взаимосвязаны: если эмоции, впечатления, чувства можно передать в рисунке, то же самое можно сделать и в балете.

Касьян рано начал задавать себе вопросы, анализировать происходящее вокруг. Какое место в театре занимают декорации, костюмы? В актерском механизме участвует душа, или актерская игра – это только маска, внешнее отображение? Его все это очень волновало, он стремился все постичь, осмыслить, получить точные ответы на вопросы, которые возникали в душе.

А вокруг кипела жизнь, и у юного Голейзовского хватало энергии, времени и сил быть везде одновременно. Выходные он проводил в Малом театре. Учащиеся хореографического училища были заняты в спектаклях Большого и Малого театров и имели пропуск, с которым можно было попасть на все спектакли, следить за игрой артистов, дышать театральным воздухом, слушать музыку.

Утром его руки лежали на балетном станке, а вечером он держал в руках кисть на курсах в Строгановском училище. Он также увлекся профессиональным массажем, посещал драматические курсы, классы скрипки и рояля, занимался спортом в обществе «Сокол» и осваивал языки – французский, английский, а позднее – польский и персидский. Как это все возможно успеть – непостижимо.

Шел 1905 год. Касьяну Голейзовскому 13 лет, и он болезненно реагирует на все, что происходит в стране. Однажды он стал свидетелем кровавой ра