Или все же могла?
– Фэнни Мэй, ты готова выполнить мою просьбу?
– Узел соединения доступен, – ответил калебан.
– Узлы соединения, узлы соединения, – взорвался Фурунео. – Что это такое, черт побери!
– Я на самом деле этого не знаю, – призналась Эбниз, – но, очевидно, ими можно пользоваться, даже не зная, что это такое.
– Что ты задумала? – решительно спросил Фурунео. Он вдруг с удивлением осознал, что, несмотря на жару, его начало трясти от холода.
– Фэнни Мэй, покажи ему, – сказала Эбниз.
Отверстие люка перескока широко раскрылось, потом снова сомкнулось, завибрировало и начало светиться. Эбниз мгновенно исчезла. Люк открылся, а за ним стала видна панорама поросшего джунглями морского берега. Ярко светило солнце. По океанской глади медленно перемещались ленивые пологие волны. Над прогалиной в джунглях и отчасти над пляжем висела грави-яхта. Люк кормы был откинут, так что виднелась палуба, где на подвешенном в воздухе гамаке, лицом вниз, подставив тело отфильтрованным солнечным лучам, лежала молодая женщина.
Фурунео потерял дар речи и способность двигаться. Женщина подняла голову, взглянула на море и перевернулась на спину.
Прямо над головой Фурунео зазвучал голос Эбниз. Вероятно, в сфере открылся еще один люк перескока, но Фурунео не мог оторвать взгляд от навечно врезавшейся в его память сцены.
– Ты узнаешь ее? – спросила Эбниз.
– Это Мада, – прошептал Фурунео.
– Да, это она.
– О, боже мой, – продолжал, словно в бреду, шептать Фурунео. – Когда ты все это записала?
– Это твоя любимая, и ты, я вижу, нисколько в этом не сомневаешься? – спросила Эбниз.
– Это… это наш медовый месяц. Я даже точно помню, какой это был день. Друзья позвали меня посмотреть морской купол, но Мада не любила купаться, и осталась на яхте.
– Как ты запомнил этот день?
– На краю поляны растет фламбоковое дерево, видишь его? В тот день оно расцвело, но я пропустил это редкое зрелище. Ты видела его зонтичный цветок?
– О да. Но, значит, теперь ты не сомневаешься в подлинности этой сцены?
– Выходит, твои соглядатаи уже тогда следили за нами? – прохрипел Фурунео.
– Не было никаких соглядатаев, соглядатаи – мы. Все это происходит сейчас.
– Такого не может быть. Это происходило почти сорок лет назад!
– Не кричи так громко, она может тебя услышать.
– Как она может меня услышать? Она мертва уже…
– Это происходит сейчас, клянусь тебе. Фэнни Мэй?
– В личности Фурунео содержится концепция относительности соединений, – сказал калебан. – Новизна сцены подлинна.
Фурунео недоуменно покачал головой.
– Мы можем забрать ее с яхты и доставить вас обоих в такое место, где Бюро никогда вас не найдет, – сказала Эбниз. – Что ты на это скажешь, Фурунео?
Фурунео вытер ладонью слезы, заструившиеся по его щекам. Он ощутил морской озоновый запах, едкий аромат цветущего фламбокового дерева. Но это была запись. По-иному быть просто не могло.
– Если все это происходит сейчас, – спросил он, – то почему она нас не видит?
– По моему указанию Фэнни Мэй замаскировала нас от ее взгляда, но звуки она слышит, поэтому не говори так громко.
– Ты лжешь, – прошипел Фурунео.
Словно услышав сигнал, женщина перевернулась, встала и подошла к цветам, напевая так хорошо знакомую Фурунео мелодию.
– Думаю, ты и сам понимаешь, что я не лгу, – сказала Эбниз. – Это и есть наш секрет, Фурунео. Это наше открытие, касающееся калебанов.
– Но… как возможно…
– С помощью правильно подобранных узлов соединения – что бы это ни значило – нам теперь доступно даже прошлое. Из всех калебанов только Фэнни Мэй осталась в целой вселенной, и только она может связать нас с прошлым. Ни тапризиоты, ни Бюро, никто вообще, не сможет туда до нас добраться. Мы уйдем в прошлое и станем навсегда свободными.
– Это трюк! – решительно заявил Фурунео.
– Ты же сам видишь, что это не трюк. Ты чувствуешь запах моря, аромат цветов.
– Но зачем… чего вы хотите?
– Твоей помощи в одном пустяковом деле, Фурунео.
– Какой именно помощи?
– Мы опасаемся, что кто-то может обнаружить наш секрет, прежде чем мы будем готовы. Если, однако, кто-нибудь из доверенных сотрудников Бюро согласится наблюдать и передавать начальству ложные сведения…
– Какие ложные сведения?
– О том, что бичевания прекратились, что Фэнни Мэй довольна жизнью, что…
– Зачем я буду это делать?
– Когда Фэнни Мэй достигнет окончательного разрыва своей непрерывности, мы будем уже далеко и в полной безопасности – а ты снова окажешься вместе со своей возлюбленной женой. Это правда, Фэнни Мэй?
– По своей сути высказывание истинно, – ответил калебан.
Фурунео уставился в отверстие люка перескока. Мада! Она здесь, совсем рядом! Она перестала напевать и набросила на себя накидку от солнца. Если бы люк располагался чуть ближе, то Фурунео наверняка смог бы рукой дотянуться до Мады.
Боль в груди вернула Фурунео к реальности. Прошлое!
– Я… тоже нахожусь где-то там?
– Да, – ответила Эбниз.
– То есть я сейчас вернусь на яхту?
– Если тогда ты вернулся, то да.
– И что я обнаружу?
– Ты увидишь, что твоя молодая жена исчезла, пропала.
– Но…
– Вы все подумаете, что ее убило какое-нибудь морское чудовище или лесной зверь. Возможно, она решила поплавать в море и…
– После этого она прожила еще тридцать один год, – прошептал Фурунео.
– Ты можешь заново прожить с ней все это время, – сказала Эбниз.
– Но я уже буду другим. Она…
– Она узнает тебя.
Узнает ли? – подумал Фурунео. Возможно, да. Да, она его узнает. Вероятно, она даже поймет мотивы такого решения. Но он отчетливо понимал, что она его не простит. Не Мада.
– Если принять меры предосторожности, то, возможно, что она и не умрет через тридцать один год, – сказала Эбниз.
Фурунео кивнул, но это было лишь подтверждение его собственным мыслям.
Она не простит его так же, как не простит его молодой человек, который сейчас вернется на яхту, а этот молодой человек не умер, он до сих пор жив.
Я бы не смог простить себя, подумал он. Молодой человек, которым я тогда был, не простит мне мои радостные последние годы.
– Если ты боишься, – заговорила Эбниз, – что изменится вся вселенная, что нарушится ход истории, или опасаешься какой-то подобной ерунды, то забудь об этом. Это работает совсем иначе – так сказала мне Фэнни Мэй. Изменяется только одна, конкретная, единичная ситуация и ничего больше. Новая ситуация будет развиваться своим чередом, не затрагивая все остальное. Вся вселенная останется прежней.
– Я понял.
– Так ты согласен на предложенную сделку? – спросила Эбниз.
– Что?
– Мне попросить Фэнни Мэй, чтобы она доставила тебе Маду?
– Не стоит беспокоиться, – сказал он. – Я не могу пойти на это.
– Ты шутишь?
Он обернулся, встал и посмотрел на Эбниз. Над его головой был открыт еще один люк, сквозь который были видны глаза, нос и рот Млисс.
– Нет, я не шучу.
В отверстии люка показалась рука Эбниз, указывающая на другой люк.
– Посмотри, от чего ты отказываешься. Смотри, смотри, кому говорят! Скажи честно, ты что, и вправду не хочешь туда вернуться?
Фурунео посмотрел.
Мада снова подошла к гамаку, легла на него и уткнулась лицом в подушку. Фурунео вспомнил, что именно такой застал ее в тот день, когда вернулся обратно.
– Тебе нечего мне предложить, – сказал он.
– Нет же, говорю тебе, есть! Все, что я тебе сказала, – чистая правда!
– Ты до чертиков глупа, – произнес Фурунео, – если не видишь разницы между тем, что было у нас с Мадой, и тем, что ты мне предлагаешь. Мне очень жаль…
Какая-то невидимая рука стремительно сдавила Фурунео горло, заставив умолкнуть. Он попытался ухватиться за что-нибудь, но руки сомкнулись в пустоте. Та же сила начала поднимать его все выше и выше… Голова его вошла в люк, и он почувствовал сопротивление пространства. Когда шея была в створе люка, он захлопнулся. Обезглавленное тело Фурунео рухнуло на пол сферы.
Непроизвольные движения тела и выброс гормонов – вот что является фундаментом общения.
– Ты полная дура, Млисс! – в ярости заорал на нее Чео. – Ты полная, законченная, невероятная дура! Не приди я вовремя…
– Ты убил его! – хрипло прокричала Млисс, отшатнувшись от окровавленной головы на полу гостиной. – Ты… убил его, и как раз в тот момент, когда я почти…
– Когда ты чуть все не испортила, – ехидно передразнил ее Чео, приблизив к ней свое искаженное злобой лицо. – Интересно, что у вас, людей, в голове вместо мозгов?
– Но он…
– Он был готов вызвать помощников и рассказать им все, что ты ему выболтала!
– Я не потерплю такого тона!
– Когда ты подставляешь мою шею под топор, я буду говорить с тобой так, как считаю нужным.
– Ты заставил его страдать!
– Он ничего не почувствовал, вообще ничего, понимаешь? Если кто и заставил его страдать, так это ты!
– Как ты можешь говорить такое?
Она отпрянула от лица, жуткого своим преувеличенным сходством с человеческим.
– Ты вечно ноешь о том, что не можешь выносить страдания, – зарычал Чео, – но ты его любишь. Ты буквально сеешь страдание везде, где появляешься! Ты знала, что Фурунео не примет твое идиотское предложение, но изо всех сил соблазняла его тем, что он безвозвратно утратил. Ты не считаешь это страданием?
– Слушай, Чео, если ты…
– Он страдал ровно до тех пор, пока я не положил конец его мукам, – горячо возразил пан-спекки. – И ты прекрасно это знаешь!
– Прекрати! – завизжала Млисс. – Я не заставляла его мучиться, и он не страдал.
– Он страдал, и ты это очень хорошо знала, ты знала это всегда, каждый момент, каждую секунду.