Никогда не делай того, что ждут от тебя враги, напомнил себе Макки.
В настоящий момент врагом был Арич, который связал клятвой легума агента БюСаба и потребовал информацию, требовать которой не имел никакого права. Поведение старого говачина вполне соответствовало потребностям его собственной правовой системы, но по многим причинам провоцировало масштабный конфликт. Макки выбрал самый простой ответ.
– Я здесь, потому что Тандалур – это центр и сердце Федерации говачинов.
Арич, сидевший с закрытыми глазами, чтобы подчеркнуть формальность отношений легума с клиентом, открыл глаза и недовольно взглянул на Макки.
– Хочу напомнить, что сейчас я ваш клиент.
По поведению урива стало понятно, что она напряглась, но Макки был вынужден сосредоточиться на Ариче.
– Итак, вы называете себя клиентом. Очень хорошо. Клиент должен давать правдивые ответы на вопросы, задаваемые легумом, если того требует право.
Арич продолжал сверлить Макки горящим взглядом своих желтых глаз. Теперь началась настоящая схватка.
Макки чувствовал, насколько хрупки отношения, от которых в этот момент зависело его выживание. Федерация говачинов подписала Великий пакт Конфедерации сознающих, скрепляющий всех мыслящих существ известной Вселенной, и поэтому была законным объектом некоторого вмешательства со стороны агентов БюСаба. Однако Арич поставил этот случай на другую правовую основу. Если Федерация говачинов не согласится с Макки-агентом, то она сможет вызвать его на судебную арену, как легума, не справившегося с делом его клиента. Так как все юристы Федерации говачинов выступят против него в суде, не трудно представить, кровь какого легума обагрит лезвие ножа. Таким образом, его главная задача – избежать возбуждения судебного дела. Это в конце концов и является единственным реальным фундаментом говачинского Закона.
Макки решил еще на шаг приблизиться к сути дела.
– Бюро раскрыло суть затруднительного положения, в котором оказалась Федерация говачинов.
Арич дважды моргнул.
– Как мы и подозревали, – сказал он.
Макки покачал головой. Они, конечно, не подозревали – они знали это наверняка. Но, собственно, на это он и рассчитывал: на то, что говачины понимают, почему он откликнулся на их вызов. Если кто-то из сознающих, подписавших пакт, мог понять его позицию, то это были говачины. БюСаб придерживался в этих делах говачинской философии. Прошли столетия с тех пор, как в тяжких родовых муках возникло Бюро, но Конфедерация сознающих не имела права забыть эти роды, и историю преподавали юным сознающим всех биологических видов.
«Когда-то очень давно власть захватило тираническое большинство. Это большинство объявило, что сделает всех индивидов равными. Но имелось в виду, что ни один индивид не будет лучше, чем другие. Совершенство и превосходство до́лжно было подавить и уничтожить. Тираны заставляли правительства работать быстрее, «во имя народа». Тираны устраняли любые задержки и волокиту. На размышления времени не оставалось. Не сознавая, что они действуют из подсознательного импульса противиться всякому изменению, тираны попытались сделать всех индивидов равными в серости и заурядности.
Таким образом, мощная правительственная машина стала набирать недопустимую скорость. Этот сумасшедший поток увлекал за собой торговлю и все остальные важнейшие элементы общественной жизни. Законы предлагались и внедрялись в течение нескольких часов. Каждое общество рисковало свернуться в самоубийственный клубок. Люди оказались неготовыми к тем изменениям, каких требовала вселенная. Они оказались неспособными меняться.
Наступила эпоха неустойчивых денег, которые «зарабатывались утром и спускались к вечеру». Ослепленные страстью к однообразию, тираны накапливали в своих руках все бо́льшую и бо́льшую силу, все больше и больше власти. Все остальные, соответственно, становились все слабее и слабее. С разнообразными и немыслимыми целями возникали новые бюро, директории и министерства. Эти учреждения стали цитаделями новой аристократии, новых правителей, державших в руках колесо правления, которое набирало обороты и распространяло вокруг себя разрушения, насилие и хаос.
В этой отчаянной ситуации горстка сознающих (их организация называлась «Пять ушей», но никто не знал ни их происхождения, ни видовой принадлежности) создали Корпус Саботажа, призванный замедлить скорость работы государственной машины. Тот первый Корпус действовал кровавыми методами, насильственно и жестоко. Постепенно методы, однако, стали более щадящими и скрытными. Маховик государственной машины стал вращаться медленнее, стал более управляемым. Вновь восторжествовала осмотрительность.
За несколько поколений Корпус превратился в Бюро – Бюро Саботажа, обладающее прерогативами министерства и предпочитающее тайные операции откровенным насильственным действиям, но готовое к насилию, если в этом возникает необходимость».
Эти слова Макки запомнил, будучи еще подростком. Они породили концепцию, позднее видоизмененную его опытом работы в Бюро. Теперь он понимал, что директория, состоящая из представителей сознающих существ всех видов, вступила в свой неизбежный энтропийный коридор. Настанет день, когда Бюро растворится, или будет насильственно растворено, но, несмотря на это, потребность в нем сохранится. Останутся старые отпечатки, и возобновится бесперспективный поиск абсолютной одинаковости. Это был древний конфликт между тем, что индивид воспринимает как свою личную потребность в выживании, и тем, что совокупность воспринимает как потребность в выживании всех. Теперь конфликт принял форму противостояния говачинов и Конфедерации сознающих, и в этом противостоянии Арич представлял свой народ.
Макки внимательно смотрел на Высшего магистра, ощущая шестым чувством, как нарастает напряжение в поведении женщины-урива. Неужели дойдет до грубого насилия? Этот вопрос так и остался без ответа, пока Макки говорил:
– Вы уже увидели, что я нахожусь в трудном положении. Мне не нравится смущение, каковое испытывают мои почитаемые учителя и друзья, а также их соотечественники. Но мы видим доказательства…
Он умолк. Говачины не любили намеков и неопределенности.
Арич выпустил когти из-под кожаных перепонок.
– Ваш клиент желает, чтобы вы назвали эти доказательства.
Прежде чем начать говорить, Макки положил руку на замок ящика, по-прежнему лежащего у него на коленях.
– Исчезло множество представителей обоих видов. Двух видов – говачинов и людей. Если бы это были единичные случаи, можно было бы и не обращать внимания, но эти исчезновения происходят регулярно в течение длительного времени – двенадцати или пятнадцати поколений, если пользоваться временной шкалой древнего человечества. Если сложить все, то получится, что исчезновения приняли неприемлемый масштаб. Мы выяснили, что существует планета под названием Досади, и именно туда доставляли исчезнувших говачинов и людей. Мы тщательно исследовали имеющиеся у нас свидетельства. Все следы ведут в Федерацию говачинов.
Арич сильно растопырил пальцы, что служило у говачинов признаком крайнего смущения и растерянности. Был ли этот жест обдуманным или непроизвольным, Макки не понял.
– То есть ваше Бюро обвиняет говачинов?
– Вы же понимаете, в чем заключаются функции моего Бюро. Мы пока не знаем, где находится Досади, но мы найдем ее.
Арич молчал. Он знал, что Бюро никогда не сдается и не отказывается от своих планов, если считает их важными. Макки поднял синий ящик.
– Доверив мне это, вы сделали меня хранителем своей судьбы, клиент. Вы не имеете права расспрашивать меня о моих методах. Я не стану следовать правилам старого закона.
Арич согласно кивнул.
– Я знал, что вы так и поступите.
Он поднял правую руку.
Ритмичные «волны смерти» сотрясли тело женщины, слуги ящика. Боевые мандибулы выступили из лицевой щели.
Уловив этот опасный жест, Макки резким движением открыл ящик и выхватил оттуда книгу и нож. Заговорил он с твердостью, которую сам не чувствовал:
– Если она сделает еще хотя бы одно движение в мою сторону, моя кровь обагрит книгу. – С этими словами он прижал лезвие ножа к своему запястью. – Ваша слуга ящика знает о последствиях? Это будет бесславным концом истории Бегущих. Другой филум говачинов получит от Божества Закон. Имя последнего Высшего магистра Бегущих будет стерто из памяти живых. Говачины начнут поедать собственные яйца, если возникнет хотя бы малейшее подозрение, что в их жилах течет кровь Бегущих.
Арич оцепенел с поднятой правой рукой, но потом взял себя в руки и заговорил:
– Макки, вы открыли свою сущность низкого соглядатая. Вы сумели подло проникнуть в нашу святая святых – только так можно было почерпнуть эти знания.
– Вы, наверное, держали меня за робкого и покорного болвана, клиент? Я истинный легум. Легуму не обязательно быть соглядатаем, чтобы знать Закон. Сделав меня легумом, вы сами открыли мне все двери.
С трудом сдерживая ярость, Арич обернулся к женщине-уриву:
– Цейланг?
Слуга ящика с трудом заговорила. Ее сочащиеся ядом мандибулы продолжали торчать из лицевой щели.
– Что вам угодно приказать?
– Внимательно посмотри на этого человека. Запомни его. Ты еще встретишься с ним.
– Я повинуюсь.
– Ты можешь идти, но помни мои слова.
– Я запомню их.
Макки, зная, что пляска смерти не может остаться незаконченной, остановил ее:
– Цейланг!
Она медленно, с явной неохотой, обернулась к Макки.
– Хорошенько посмотри на меня, Цейланг. Я тот, кем хочешь быть ты. Но я предупреждаю тебя: ты никогда не станешь легумом, если не сбросишь кожу урива. – Он махнул рукой. – Теперь можешь идти.
Зашелестев мантией, Цейланг повиновалась, но мандибулы не убрала. Где-то, в гнезде ее триады – Макки знал это наверняка – находится маленький, только что оперившийся детеныш, который умрет от яда, который его хозяйка впрыснет ему в жилы. Только тогда закончится пляска смерти и Цейланг сможет убрать мандибулы. Но ненависть останется.