Макки снова окинул взглядом окрестность, ища признаки опасности. Ничего подобного он не обнаружил. Он достал из сумки один из инструментов и зажал его в ладони, принял самую беспечную позу и потянулся, одновременно повернувшись лицом к городу. Бросив взгляд на инструмент, он убедился в том, что город окружен звуковым барьером. Почесав голову, чтобы скрыть движение, он быстро сунул инструмент в сумку. Птицы летали в серебристой дымке над барьером.
Зачем нужен этот барьер? – недоумевая, подумал Макки.
Он мог остановить диких животных, но не мыслящих существ. Преподаватели сказали, что звуковой барьер защищает город от вредителей и паразитов. Но это объяснение не удовлетворило Макки. Вещи здесь не таковы, какими кажутся.
Стена Бога не защищала от палящего солнца. Макки зашел в тень камня. Усевшись там, он посмотрел на маленький белый диск, закрепленный на комбинезоне на груди слева. На диске было написано: OP40331-D404. Это была стандартная надпись на галакте – языке межгалактического общения в Конфедерации.
– На Досади говорят только на галакте, – сказали учителя. – Досадийцы могут уловить акцент в вашей речи, но не станут ни о чем спрашивать.
Подчиненные Арича объяснили, что значок идентифицирует Макки как человека, работающего по открытому договору, человека, обладающего квалификацией выше средней в какой-то определенной области, но все еще являющегося частью Трудового резерва, а поэтому его можно привлечь к любой работе не по специальности.
– Значок ставит вас на три ступени выше выходца с Окраины, – объяснили Макки.
Это было его выбором. Дно социальной системы имеет собственные каналы связи, по которым течет полезная информация, основанная на точных данных, инстинктах, мечтах – на всем том, что дозированно поступает сверху. Что бы ни происходило здесь, на Досади, природа происходящего будет проявляться в хаотичных процессах Трудового резерва. Именно тут Макки сможет уловить потоки информации и оценить их.
– Я буду ткачом, – сказал он, объяснив это тем, что таково было его хобби в молодости.
Выбор удивил преподавателей, и Макки так и не смог понять причину удивления.
– Сейчас это не имеет никакого значения, – сказал один из преподавателей. – Данный выбор ничем не лучше и не хуже другого.
Согласно инструктажу, Макки должен будет полностью сконцентрироваться на задании и изучить систему общения между рядовыми досадийцами. Действительно, на Тандалуре возник настоящий переполох после того, как Арич (не без возражений других говачинов) стал настаивать на том, чтобы его легум лично отправился на Досади. Теперь доводы Арича по-прежнему казались Макки убедительными, но он все равно не перестал удивляться. По какой-то неясной ему самому причине он ожидал, что будет наблюдать за досадийским экспериментом удаленно, с помощью инструментов и способностей калебана, охраняющего Досади.
Макки все еще не очень понимал, почему они так настаивали на том, чтобы он собственными руками таскал каштаны из огня, – но надеялись они именно на это. Арич сказал прямо:
– Ты – самый лучший шанс на выживание для Досади, а для нас ты – лучший шанс на понимание.
Они рассчитывали, что их легум спасет Досади и одновременно реабилитирует говачинов. Долг легума – выиграть дело своего клиента, и все же клиент, сохраняющий право на уничтожение находящейся под угрозой планеты, – это странно.
На Тандалуре Макки разрешали недолго вздремнуть днем. Но даже тогда его сон был очень беспокойным; часть сознания прекрасно понимала, на чем он лежит: на собако-кровати, которая не вполне соответствует его телу; мало того, Макки постоянно будили какие-то шумы из-за стен – обычно это было журчание воды… вода повсюду, всегда.
Когда здесь же его обучали на легума, Макки впервые пришлось привыкать к вездесущему звуку беспорядочно текущей воды. Говачины никогда не отлучались далеко от воды. Гралуз – главный бассейн, местообитание самок, место, где говачины выращивают потомство, выжившее после немилосердного выпалывания юной поросли родителем мужского пола, – этот гралуз всегда оставался центром притяжения для любого говачина. У них даже была соответствующая пословица:
«Если ты не понимаешь, что такое гралуз, ты не понимаешь, кто такой говачин».
Но вода была всегда – ограниченная стенами, плещущая в них без всякого упорядоченного ритма, что вполне соответствовало говачинскому характеру, – сдержанному, но при этом всегда разному.
Расстояния между жилищами были небольшими, однако они соединялись между собой плавательными туннелями и трубами. На дальние расстояния говачины путешествовали с помощью люков перескока или в шипящих реактивных автомобилях на магнитной подушке. Приближение и удаление этих транспортных средств не давало спать Макки во время краткого обучения досадийским обычаям. Иногда, когда он смертельно уставал, его организм требовал немедленного отдыха; он засыпал, но тотчас просыпался от звука голосов. Присутствие других звуков и шумов – автомобилей и воды – мешало подслушивать разговоры. Просыпаясь по ночам, Макки с большим напряжением вслушивался в темноту, стараясь понять, что происходит вокруг. Он чувствовал себя, как шпион, пытающийся найти признаки чего-то очень важного, старающийся выудить какой-то скрытый смысл даже в обыденных разговорах. Эти попытки всегда оказывались обескураживающими, и он снова пытался уснуть. Если же вдруг наступала долгожданная тишина, Макки овладевало беспокойство и тревога, сердце начинало бешено колотиться, сон уходил, а в голову лезли глупые мысли: что пошло не так?
А запахи! Какие сильные воспоминания они оставили! Гралуз вонял мускусом; экзотические семена при помоле источали горечь, от которой перехватывало дыхание. Папоротниковое дерево рассыпа́ло пыльцу, сильно пахнущую цитрусом. Были еще караэли – маленькие домашние животные, которые на рассвете начинали будить его своими лающими ариями.
Во время того первого обучения на Тандалуре Макки чувствовал себя потерянным, зажатым среди опасных чужаков, и постоянно думал о важных вещах, необходимых для успеха. Но все стало другим после беседы с Аричем. Теперь Макки был обученным, квалифицированным и проверенным легумом, не говоря уже о том, что он был достаточно высокопоставленным и известным агентом Бюро Саботажа. Бывали, однако, моменты, когда в душе Макки просыпались настроения тех былых времен. Эти воспоминания раздражали, потому что в подобные минуты Макки понимал, что им беззастенчиво манипулировали, что его вовлекли в нечто опасное против его воли, что говачины втайне посмеивались, готовя его к окончательному унижению. Говачинам не был чужд юмор такого рода. Говачины говорили, что народ Лягушачьего Бога был цивилизован настолько, что прошел полный цикл развития и вернулся к примитивной дикости. Да, стоит только вспомнить о варварском ритуале пожирания самцами собственных отпрысков!
Однажды, во время редкого отдыха, который разрешали ему подчиненные Арича, Макки проснулся и сел, пытаясь стряхнуть с себя подавленность и чувство обреченности. Тогда он признался себе: говачины льстят ему, относятся к нему с нарочитым уважением и даже религиозным почитанием, каковое они выказывают всем легумам. Но нельзя было уклониться и от другой истины: говачины долго холили и лелеяли его для решения досадийской проблемы, и вели они себя нечестно, умалчивая о своих далеко идущих планах и намерениях.
Имея дело с говачинами, надо было всегда помнить об их непостижимых тайнах и неразрешимых загадках.
Когда он в тот раз попытался снова заснуть, ему приснились тела сознающих – розовые и зеленые, лежащие беззащитными перед лицом огромных говачинских самцов, готовых их пожрать.
Смысл сновидения был понятен. Говачины могут уничтожить Досади тем же способом (и по тем же причинам), каким они прореживают свое потомство – ища, все время ища самых сильных и наиболее приспособленных для выживания.
Проблема, которую по милости говачинов должен был решить Макки, сильно его удручала. Если наружу выплывет хотя бы малейший намек на то, что натворили говачины на Досади, и им не удастся обеспечить себя хоть какими-то оправданиями, то остальная вселенная ополчится на Федерацию говачинов. У говачинов, следовательно, есть очень веские основания уничтожить улики – или сделать так, чтобы улики уничтожили сами себя.
Оправдание…
Где можно его найти? В тех преимуществах, которые искали говачины, затевая весь этот никчемный эксперимент?
Но даже если говачины и найдут оправдание, досадийский эксперимент все равно вызовет сильнейшее возмущение в Конфедерации сознающих. Это будет вселенская драма. На арене вдруг, без всякого предупреждения, возникнут двадцать поколений людей и говачинов! Их одинокая история, их принудительная изоляция вызовут негодование у великого множества сознающих. Никакого богатства языка не хватит для выражения эмоций, которые вскипят после всего этого.
Независимо от говачинских объяснений, их мотивы будут подвергнуты скрупулезному исследованию, а сами говачины никогда не отмоются от подозрений.
Действительно, зачем они все это сделали? Что произошло с первыми добровольцами?
Народам нужно внимательно приглядеться к своим предками – и людям, и говачинам.
«И это случилось с дядей Эльфредом?» – это для людей.
Надо, кроме того, изучить записи говачинских филумов: «Да! Были два предка, которые исчезли, не оставив следов в архиве!»
Подчиненные Арича признали, что «лишь незначительное меньшинство» занималось этим проектом и держало его в большом секрете. Здоровым ли был его сон в этой говачинской тюрьме?
Короткие попытки поспать постоянно прерывались подобострастно-назойливыми говачинами; склоняясь над кроватью, они будили его, упрашивая вернуться к занятиям и инструктажу, которыми его готовили к выживанию на Досади.
Ох уж эти инструктажи и занятия! Все они просто сочились предубеждением, порождая вопросы, на большую часть которых у инструкторов и преподавателей не было ответов. Макки старался сохранять хладнокровие и объективность, но не мог совладать с постоянно возникавшим раздражением.