Они поняли гораздо больше, чем воображает себе Гар. Бахранк говорил правду. Джедрик, вероятно, осведомлена о проекте нового города Окраины. Возможно, она хотела, чтобы Брой узнал об этом плане, и использовала Гара для раскрытия замысла. Если Гар это понимал, то становится вполне объяснимой причина его страха.
Но почему Бог сам не открыл это мне? – подумалось Брою. Он меня испытывает?
Да, скорее всего это верный ответ, потому что полностью ясно одно: теперь я сделаю то, чего требует Бог.
Люди всегда находят оправдания своим действиям. Застывший и неподвижный Закон представляет собой весьма удобную структуру, в которой можно располагать любые оправдания, подпитываемые предрассудками. Единственный универсально приемлемый Закон – тот, в котором предусмотрены все без исключения оправдания. Но это очевидный вздор: Закон должен вскрывать предрассудки и оспаривать оправдания. Он, таким образом, должен быть гибким и приспосабливаться к новым потребностям. В противном случае он просто становится орудием оправдания сильного.
После отъезда Бахранка Макки потребовалось несколько секунд для того, чтобы восстановить способность к трезвому мышлению. Над ним со всех сторон высились массивные громады зданий, однако в одной из щелей между этими гигантами Макки увидел серебристое солнце, посылающее закатные лучи узкой улице. Каждый предмет отбрасывал резкую отчетливую тень, что усиливало впечатление от бурлящего движения человеческого водоворота. Макки не нравилось, как смотрят на него эти люди: казалось, они, глядя на него, оценивают возможную выгоду.
Макки протолкнулся сквозь толпу к сводчатому входу, стараясь незаметно осмотреться. Проработав много лет в Бюро, пройдя всестороннюю подготовку, он стал специалистом высочайшего класса, великолепно понимающим особенности всех видов сознающих существ. Теперь надо было во что бы то ни стало мобилизовать эти знания, понять тайные механизмы, управляющие поведением этих людей. К несчастью, его опыт был богат знанием и того, что может натворить один вид с другим, – не говоря уже о том, что вид может натворить с самим собой. Люди вокруг него сбивались в толпу, способную взорваться в любой момент.
Готовый в случае необходимости постоять за себя, Макки спустился по короткой лестнице в прохладную тень, где было меньше людей, но зато была сильнее вонь от гниения и плесени.
Вторая дверь слева.
Он направился к двери, о которой сказал ему Бахранк, и заглянул в проем: он увидел еще одну лестницу, ведущую вниз. Почему-то это немного сбило его с толку и очень не понравилось. Настоящий город Чу явно не соответствовал тому образу, какой нарисовали ему инструкторы Арича. Неужели они намеренно вводили его в заблуждение? Если да, то зачем? Или, быть может, они и сами не знали подлинную суть этого чудовища? От возможных ответов по спине Макки пробежал неприятный холодок. Что, если те немногочисленные наблюдатели, направленные сюда Аричем, предпочли извлечь выгоду от власти и влияния, которые они могли приобрести на Досади вместо того, чтобы работать на магистра.
За всю свою карьеру Макки никогда не приходилось сталкиваться с планетой, настолько изолированной от остальной вселенной. Эта планета была страшно одинока, на нее не распространялись привычные удобства других миров Конфедерации: здесь не было люков перескока, не было мирного сосуществования множества видов; здешнему населению не были доступны ни рафинированные удовольствия, ни простонародные радости, изобилие которых имело место на прочих планетах. Досади жила и развивалась своим особым путем. Тандалурские инструкторы снова и снова возвращались к одному и тому же предостережению: эти дикари смогут овладеть Конфедерацией, если джинн будет выпущен из бутылки и получит доступ к вселенной сознающих.
– Их ничто не остановит, ничто, – говорили инструкторы.
Вероятно, это все же было преувеличением. Некоторые вещи физически ограничивали досадийцев. Но сдерживали их не правила и нравы Конфедерации. Здесь можно было купить все, купить любой запретный товар, все, что могло себе представить богатое и порочное воображение. Эта мысль неотступно преследовала Макки. Он подумал об этом, а также о множестве наркотиков и прочих активных веществах, к которым были пристрастны многие досадийцы. Властные рычаги, что могли оказаться в руках беспринципного меньшинства, ужасали.
Однако он не мог стоять здесь и раздумывать. Макки начал спускаться вниз по ступенькам с решительностью, которую не испытывал, следуя указанием Бахранка. Иного выбора у него не было. Нижняя площадка была довольно просторна. Здесь было темновато, единственная лампа горела над дверью, слегка рассеивая мрак. По бокам двери сидели два человека на стульях и дремали, а третий стоял, держа в руках нечто, похожее на древнее огнестрельное оружие.
– Джедрик ждет меня, – сказал Макки.
Охранник с оружием кивнул, пропуская Макки к двери.
Макки прошел мимо него и покосился на оружие. Господи, это же бомба смертника! Длинная металлическая труба заканчивалась расширением и кнопкой, в которую упирался большой палец часового. Если он отпустит палец, то грохнет взрыв, который уничтожит все и всех на лестнице. Он посмотрел на спавших караульных. Как они могут спокойно спать в такой ситуации?
Теперь он обратил внимание на черную дверь с лампочкой. Здесь сильно пахло приправленной специями едой. Запах заглушал острую вонь. Макки увидел, что это была тяжелая бронированная дверь с глазком на уровне лица. При его приближении дверь открылась. Макки вошел и оказался в большой комнате с низким потолком, заполненной – нет, забитой до отказа – людьми, сидевшими на скамьях вокруг столов. Протиснуться между скамьями можно было лишь с большим трудом. Куда бы ни бросил взгляд Макки, он видел одно и то же – людей, хлебавших ложками какое-то варево из мисок. Официанты и официантки сновали по узким проходам, пристраивая на столы полные миски и забирая пустые.
Главной здесь была толстая женщина, сидевшая за отдельным столом на возвышении слева. Женщина сидела так, что могла видеть входную дверь, все помещение и вращающиеся двери, через которые входили и выходили официанты. Это была чудовищная женщина. Она словно приросла к своему месту, как курица к насесту. Похоже, она вообще не в состоянии двигаться. Руки выпирали из-под коротких рукавов зеленого комбинезона. Ноги пузырились складками жира над голенищами ботинок.
«Садись к столу и жди».
Инструкции Бахранка были просты и понятны.
Макки поискал глазами свободное место на скамье. Не успел он, однако, сделать и шага, как толстуха заговорила писклявым голосом:
– Ваше имя?
Макки посмотрел в заплывшие жиром глазки.
– Макки.
– Я так и думала.
Она подняла пухлый палец. К женщине стремительно подлетел сидевший в толпе молодой парнишка. На вид ему нельзя было дать больше девяти лет, но взгляд был холоден, как у мудрого старика. Он смотрел на толстуху, ожидая указаний.
– Это он. Проводи его.
Мальчик повернулся и, не оглянувшись, чтобы посмотреть, следует ли за ним Макки, поспешил вдоль узкого прохода, в который открывались вращающиеся двери, пропускавшие слуг. Макки дважды едва не столкнулся с официантами. Мальчик как будто заранее знал, когда откроется очередная дверь, и ловко увертывался от столкновений.
В конце прохода была еще одна тяжелая черная дверь с глазком. Она вела в короткий коридор с закрытыми дверями по обе стороны. Проход заканчивался стеной. Эта голая стена отодвинулась в сторону и пропустила мальчика и Макки в узкий каменный туннель, освещенный древними лампами накаливания, висевшими под потолком. Стены были сырыми и пахли плесенью. Время от времени они проходили мимо ниш, в которых стояли вооруженные часовые. Вслед за провожатым Макки прошел мимо нескольких охраняемых дверей, поднялся по лестнице, а затем снова спустился вниз. Чрезвычайный агент потерял счет поворотам и утратил всякую ориентацию – двери, повороты, посты охраны следовали бесконечной чередой. Через некоторое время они поднялись в очередной коридор с дверями по обе стороны. Мальчик открыл вторую дверь справа, подождал, когда туда войдет Макки, и закрыл дверь. За все это время мальчик не проронил ни единого слова. Макки слышал, как затихают вдали его шаги.
Комната была очень маленькой, свет падал из окна, расположенного под потолком в стене, противоположной двери. Стол на ко́злах, длиной около двух метров, со скамьями по обе стороны и двумя стульями в торцах, занимал почти все пространство. Стены были сложены из серого камня и ничем не украшены. Макки обошел стол и сел на один из стульев. Несколько минут он просидел неподвижно, оценивая ситуацию. В комнате было холодно; такая температура очень комфортна для говачинов. Одно из высоких окон было приоткрыто, и через щель доносился уличный шум. Был слышен шум проезжающих тяжелых машин, гул голосов и топот множества ног. Ощущение давящего присутствия квартала в этой комнате было очень сильно. Из-за единственной двери слышалось звяканье посуды и шипение пара.
Дверь открылась, и в комнату через приоткрывшуюся щель проскользнула стройная женщина. На мгновение лицо ее осветилось светом, падавшим из окон, а потом она села справа от Макки на скамью, погрузившись в густую тень.
Макки никогда прежде не видел женщин с такими резкими чертами лица. Оно было похоже на выточенный камень с хрустальными ярко-голубыми прозрачными глазами; черные волосы были очень коротко острижены и торчали как щетина. Макки с трудом сохранил спокойствие и не вздрогнул. Ригидность тела только подчеркивала грубое и жестокое выражение лица. Это не была твердость, выкованная страданием, – не только она. В лице женщины угадывалось нечто более решительное и дикое: первобытная мука, копящаяся внутри и готовая взорваться при малейшем прикосновении. В Конфедерации, где широко применяли гериатрические средства, эта женщина могла быть любого возраста в промежутке между тридцатью пятью и ста тридцатью пятью годами. Тусклое освещение мешало точной оценке, но Макки показалось, что этой женщине нет тридцати пяти.