– Ты коварен и хитер, Макки.
Он молчал, стараясь успокоить дыхание.
– Ты хотел усыпить меня нежностью, – укоризненно сказала она. – Тебе повезло, что ты попробовал это на мне. Такие фокусы здесь не проходят.
Макки нашел в себе силы сесть и поправить простыню. Расцарапанное плечо невыносимо горело. Болела и укушенная шея. Он подполз к краю кровати и натянул одеяло до подбородка. Она сумасшедшая, она просто безумна.
Джедрик отвернулась, подобрала с пола одеяло, расстелила его на кровати и легла рядом с Макки. Он кожей чувствовал ее оценивающий взгляд из-под нахмуренных бровей.
– Расскажи об отношениях мужчин и женщин на ваших планетах.
Макки поведал ей несколько любовных историй, о которых знал, изо всех сил стараясь не уснуть на полуслове и подавляя непрошеную зевоту. Джедрик не давала уснуть, толкая его рукой в плечо.
– Я тебе не верю, ты все это придумываешь.
– Нет… нет. Это чистая правда.
– У тебя были твои женщины?
– Мои женщины…? Ну нет, они не были моими, на них не распространяется право собственности.
– А дети?
– Что дети?
– Как с ними обращаются, как воспитывают?
Макки вздохнул и рассказал несколько эпизодов из собственного детства.
Она, наконец, оставила его в покое и позволила уснуть. В течение ночи он несколько раз просыпался, каждый раз поражаясь странности ситуации, присутствию Джедрик, которая тихо дышала рядом. Один раз ему показалось, что плечи ее сотрясаются от беззвучных рыданий.
Незадолго до рассвета откуда-то, похоже из соседнего дома, донесся жуткий, нечеловеческий вопль, способный разбудить мертвого. Макки услышал, как изменилось дыхание Джедрик. Он лежал в напряженном ожидании следующего крика или каких-то других звуков, которые могли бы объяснить, что происходит. Но ночная тьма хранила безмолвие. Макки попытался представить себе, что могло стать причиной этого звериного крика: наверняка некоторые пробудились от сна, не зная, что их разбудило (возможно, правда, их это и не волновало). Те, кто спал чутко, ворочались сейчас в постелях, стараясь снова забыться беспокойным сном.
Наконец Макки не выдержал, сел и вгляделся в темноту спальни. Его беспокойство передалось Джедрик. Она повернулась и посмотрела на него в призрачном свете утренних сумерек.
– В кварталах часто раздаются звуки, на которые не стоит обращать внимания, – сказала она.
Она произнесла это примирительным, даже извиняющимся, почти дружелюбным тоном.
– Кто-то кричал, – сказал Макки.
– Я так и поняла.
– Как ты можешь спать, слыша такой вопль?
– Я не спала.
– Но как можно не обратить на это внимание?
– Не надо обращать внимания на звуки, которые ничем не угрожают тебе в данный момент, как и на вещи, с которыми ты ничего не можешь поделать.
– Кого-то ранили.
– Вполне возможно. Но не стоит перегружать свою душу вещами, которые ты не в силах изменить.
– Ты не хочешь это изменить?
– Я изменяю.
Она говорила тоном строгой учительницы, объясняющей элементарные вещи нерадивому ученику. Не было никаких сомнений, что она искренне хочет ему помочь. Ну да, она же сказала, что она – учитель и что он должен стать стопроцентным досадийцем, чтобы выжить.
– Как же ты это меняешь?
– Пока ты не поймешь. Я буду обучать тебя постепенно, шаг за шагом, урок за уроком.
В голове Макки завертелись вопросы.
Чего она от меня сейчас хочет?
Он от всей души надеялся, что не секса.
– Сегодня, – сказала Джедрик, – я познакомлю тебя с родителями троих детей, которые работают в нашей ячейке.
Если вы считаете себя беспомощными и слабыми, то неизбежно изберете деспотическое правительство, которое станет вашим хозяином. Следовательно, мудрый деспот поддерживает в своих подданных чувство беспомощности и слабости.
Арич внимательно смотрел на Цейланг в сумрачном зеленом свете своей комнаты отдыха. Она пришла сразу же после ужина, как только Арич вызвал ее. Оба знали причину этого срочного вызова. Им надо было обсудить последние донесения о поведении Макки на Досади.
Старый говачин подождал, пока Цейланг сядет и тщательно прикроет красной мантией свои нижние конечности. Лицо женщины-урива было сосредоточенным, боевая мандибула пряталась в складке кожи. Весь ее облик говорил о сноровке и знании – отличительных чертах высшего класса уривов – при том, что сами уривы не признавали деления на классы. Арича сильно беспокоил тот факт, что уривы учились выживанию через холодное понимание сознающего поведения, через стандарты этого поведения, основанного на древнем ритуале, об истинном происхождении которого можно было только гадать: никаких письменных памятников в истории уривов не было.
Но именно поэтому для выполнения миссии и была выбрана Цейланг.
Арич неопределенно хмыкнул, потом заговорил:
– Что ты можешь сказать мне о последнем донесении?
– Макки обучается очень быстро.
Она говорила на галакте с едва заметной шепелявостью.
Арич согласно кивнул:
– Я бы сказал, что он быстро приспосабливается. Именно поэтому мы его и выбрали.
– Я слышала, вы говорили, что он больше говачин, чем иные истинные говачины.
– Надеюсь, что скоро он станет досадийцем больше, чем сами досадийцы.
– Если уцелеет.
– Это да. Ты все еще ненавидишь его?
– У меня никогда не было ненависти к нему. Вы просто не понимаете всего спектра уривских эмоций.
– Просвети меня.
– Он затронул мою гордость, сильно ее задел. Это требует особой реакции. Ненависть лишь притупит мои способности.
– Но именно я отдал тебе приказы, которые приходится отменить.
– Моя клятва верности говачинам содержит некоторые запреты: например, я не могу возлагать на моих учителей ответственность за непонимание этикета уривов или за его несоблюдение. Это тот же запрет, который позволяет нам служить в Бюро Макки.
– Ты не считаешь Макки одним из своих учителей?
Некоторое время Цейланг внимательно смотрела на Арича, а потом сказала:
– Я не только исключаю его из числа моих учителей, но и знаю, что он прекрасно разбирается в протоколах нашего этикета.
– А если я скажу, что он – один из твоих учителей?
Она снова изучающе посмотрела на Арича.
– Тогда я изменю свою оценку – Макки… и вашу.
Арич тяжело вздохнул.
– Тем не менее, ты должна познать Макки так, чтобы представить себя на его месте. В противном случае ты сильно подведешь нас.
– Я не подведу вас. Я же понимаю, почему вы выбрали меня. Со временем это поймет даже Макки. Он не посмеет пустить мне кровь на судебной арене, и, более того, он не посмеет подвергнуть меня публичному унижению. Если он попытается сделать либо первое, либо второе, половина уривов вселенной начнет охоту на него, неся смерть на своих мандибулах.
Арич медленно покачал головой из стороны в сторону.
– Цейланг! Разве ты не слышала, как он говорил, что ты должна содрать с себя уривскую кожу?
Она молчала, и Арич видел по едва заметным признакам, что в душе Цейланг вскипает гнев: подергивание челюстей, напряжение в раздвоенных конечностях.
После долгого молчания Цейланг заговорила:
– Скажите мне, что это означает, учитель?
– Ты будешь исполнять говачинский Закон, ты будешь действовать так, словно ты второй Макки. Он приспосабливается! Разве ты не видишь этого? Он способен нанести тебе поражение – и нам, – причем так, что все твои уривы вселенной упадут ему в ноги и будут благословлять его имя за его победу. Мы не можем допустить этого. Слишком высоки ставки.
Цейланг задрожала. Было видно, что она сильно растеряна.
– Но я урив!
– Если дело дойдет до судебной арены, то ты уже не будешь уривом.
Цейланг несколько раз вздохнула, успокоилась и взяла себя в руки.
– Вы не боитесь, что если я стану Макки, то не смогу его убить?
– Макки не стал бы колебаться.
Цейланг задумалась над словами Арича.
– Тогда есть только одна причина, по которой вы выбрали меня для этого задания.
Он ждал продолжения.
– Потому что мы, уривы, лучше всех во вселенной перенимаем поведение других видов – как внешнее, так и скрытое.
– Однако не смей полагаться на предполагаемые запреты, которых может и не быть!
Цейланг надолго задумалась, а затем произнесла:
– Вы оказались лучшим учителем, чем я предполагала. Наверное, вы и сами не знаете, насколько вы хороши.
Их закон! Это опаснейший фундамент ложных традиций. Он не более чем средство оправдания лживой этики!
Пока они одевались в тусклом свете, проникающем в спальню через единственное окно, Макки решил понять, почему Джедрик считает себя его учителем.
– Ты ответишь на любой мой вопрос о Досади?
– Нет.
Что она хочет утаить от него? Он и сам знал ответ: она ничего не скажет о том, что позволило ей получить и удержать власть.
– Никто не станет возмущаться, что у нас с тобой… был секс?
– Возмущаться? Почему кто-то должен возмущаться?
– Я не…
– Отвечай на мой вопрос?
– Почему я должен отвечать на каждый твой вопрос?
– Чтобы остаться в живых.
– Ты уже знаешь все, что я…
Она небрежно махнула рукой.
– Значит, люди вашей Конфедерации сознающих иногда критикуют половые отношения других. Следовательно, они просто не знают, как использовать секс для получения власти.
Он растерянно моргнул. Ее способность к быстрому и безошибочному анализу была поразительна.
Она смерила его оценивающим взглядом.
– Макки, что бы ты стал здесь делать без меня? Ты еще не понял, что те, кто послал тебя сюда, хотят, чтобы ты здесь погиб?
– Или выжил каким-то одному мне ведомым способом.