Новое тело взамен старого. Бессмертие. И, кроме того, тренировочная площадка для людей, принимающих ужасные решения.
Но ни один из них не способен быть досадийцем в той же степени, в какой им был Макки, получивший сознание Джедрик.
Интересно, где принимали решение относительно Досади? Арич не играл в этом главной роли, это было очевидно. За Аричем стояли другие – говачины и неговачины. Существовала теневая группа повелителей. Резиденция могла быть на любой планете Конфедерации сознающих. Могущественные магнаты и торговцы могли время от времени встречаться, но не обязательно лично. И никогда не встречались они публично. Первым их правилом была абсолютная секретность. Они эксплуатировали множество народов, живших на периферии их власти, разумных существ, вслепую исполнявших их распоряжения и приказы. Так поступал, например, Арич.
И Билдун.
Чего хотел добиться этот пан-спекки, что он хотел выиграть? Постоянное, неизменное эго, с которым не пришлось бы расставаться по требованию клана? Конечно. Это… и новые тела – человеческие тела, незапятнанные стигмами происхождения от пан-спекки.
Теперь поведение Билдуна и Арича казалось Макки совершенно прозрачным. Где-то недалеко должен находиться и Мррег, создавший поток, в котором, как марионетка, плыл Арич. Кукла привела к хозяину цирка.
Мррег.
Этот несчастный глупец Гриник открыл больше, чем знал сам.
И Билдун.
– У нас есть две точки входа, – сказал Макки.
Она согласно кивнула.
– Билдун и Мррег. Второй намного опаснее.
У Макки зачесалась складка возле носа. Он поднял руку, чтобы почесать лицо, но вдруг понял, что что-то изменилось. Он оглянулся и сообразил, что стоит у окна в женском обличье.
Черт! Как же легко это происходит.
Джедрик смотрела на него его же собственными глазами, говорила его голосом, но тембр и интонации были ее. Они оба нашли это забавным.
– Надо уповать на власть Бюро.
Он понял.
– Да, они цепные псы юстиции и справедливости.
– Где были эти цепные псы, когда моих предков заманили в эту досадийскую западню?
– Цепные псы справедливости – это очень опасная роль, – сказал Макки.
– Ты понимаешь, как были оскорблены наши чувства, – сказала она.
– А я теперь знаю, что значит иметь любящих родителей.
– Помни об этом, когда будешь говорить с Билдуном.
Макки снова обнаружил себя лежащим на кровати в своем привычном теле.
Легкое покалывание в шишковидной железе сообщило о том, что его вызывали через тапризиота. Он ощутил присутствие Билдуна в своем сознании и не стал терять время. Теневые силы клюнули на приманку.
– Я обнаружил Досади. Дело будет рассматриваться на судебной арене. В этом нет никаких сомнений. Я хочу, чтобы вы выполнили всю подготовительную работу. Проинформируйте Высшего магистра Арича, что я сделаю официальное заявление как легум. Одним из членов суда должен быть говачин с Досади. У меня есть подходящий кандидат на эту роль. Его имя Брой.
– Где вы?
– На Тандалуре.
– Это возможно?
Макки едва сумел скрыть печаль. Ах, Билдун, как же мне теперь легко читать твои мысли.
– Досади временно находится вне опасности. Я предпринял некоторые необходимые меры предосторожности.
Макки прервал контакт.
Джедрик заговорила удивленным тоном:
– Кажется, мы сильно возмутили их спокойствие.
У Макки не было времени на подобную рефлексию.
– Брою потребуется помощь, команда поддержки, самые надежные войска, которых никто лучше тебя не соберет.
– Что делать с Гаром и Трией?
– Оставь их в покое. Брой разберется с ними позже.
Плановая, управляемая, экономика всегда оказывалась более разрушительной для обществ, нежели экономика, основанная на человеческой алчности. Как говорят досадийцы, алчность устанавливает свои ограничения и правила саморегуляции.
Макки оглядел отведенный ему кабинет легума. Была вторая половина дня. Сквозь открытое окно в помещение проникал аромат папоротниковых джунглей. Низкий барьер отделял его от судебной арены, окруженной рядами скамей. Кабинет и примыкающие здания были малы, но зато были связаны удобными переходами, позволявшими быстро получать из библиотеки необходимые материалы, вызывать свидетелей и экспертов. Стены кабинета были выкрашены в заурядный зеленый цвет – обманчиво заурядный, так как за свою историю ввел в заблуждение многих неговачинов, убеждая их в том, что и они понимают, как надо вести здесь дела. Это был лишь фасад, скрывавший глубинные течения говачинской жизни. Независимо от того, какие модификации местного законодательства предписывал Пакт Конфедерации, это был Тандалур, и здесь господствовали обычаи лягушачьего народа.
Усевшись за единственный стол в кабинете, Макки почувствовал, как собако-кресло подлаживается под форму его тела. Как хорошо было сидеть на собаке после немилосердных досадийских стульев. Он повернул рычажок и обратился к говачину, появившемуся на экране коммуникатора:
– Я требую показаний от тех, кто принимал непосредственное участие в планировании и осуществлении досадийского эксперимента. Вы готовы выполнить это требование?
– Вы располагаете именами этих личностей?
Неужели этот идиот думает, что я сейчас во всеуслышание скажу: «Мррег»?
– Если вы вынуждаете меня это сделать, – предупредил его Макки, – то я, пользуясь законом, обяжу Арича назвать их имена.
Эти слова не произвели на говачина должного эффекта. Он обратился к Макки по имени и титулу, и добавил:
– Оставляю эти формальности на ваше усмотрение. Любой свидетель, вызываемый в суд, должен быть назван по имени.
Макки с трудом подавил улыбку. Подозрение подтвердилось. Это был факт, который слишком поздно дошел до говачина на экране. Однако нашелся другой, который правильно понял смысл этого диалога. На экране появилось лицо пожилого говачина.
– Чем вы заняты, Макки?
– Решаю, как я буду вести это дело.
– Вы будете вести его, как легум Говачинской коллегии юристов.
– Именно так.
Макки ждал.
Говачин пристально разглядывал его с экрана.
– Джедрик?
– Вы говорите с Джорджем К. Макки, легумом Говачинской коллегии юристов.
Старый говачин с некоторым опозданием заметил, что досадийский опыт несколько изменил Макки:
– Вы хотите, чтобы я связал вас с Аричем?
Макки отрицательно покачал головой. Какие же они примитивные, эти мелкие сошки.
– Арич не принимал решений относительно Досади. Арич должен был по приказу взорвать планету, если бы до этого дошло. Я удовлетворюсь только теми, кто принимал непосредственное решение о проведении досадийского эксперимента.
Говачин холодно посмотрел на Макки, а потом произнес:
– Момент. Посмотрю, что можно сделать.
Экран погас, но звуковая связь продолжала работать. Макки слышал голоса.
– Добрый день… Да, прошу прощения, что беспокою в такое время.
– В чем дело?
Голос звучал надменно, в нем слышалось раздражение и недовольство. В произношении был акцент, который сразу распознал бы любой досадиец, несмотря на акустическую маскировку. Это был один из тех, кто решил использовать Досади и ее население в качестве подопытных животных.
Голос старого говачина продолжил:
– Легум, связанный с Аричем, предъявил целый рад вопросов. Он хочет говорить с вами.
– Со мной? Но я готовлюсь к лаупуку.
Макки не имел ни малейшего понятия о том, чем может быть этот лаупук, но это открыло ему глаза на многое в поведении говачинов, как будто промелькнуло что-то, что до сих пор было недоступно его взору. И это открытие подтвердило, что он идет правильным курсом.
– Он слушает нас сейчас.
– Слушает… как?
В тоне говорившего явственно прозвучала угроза, но старый говачин не испугался:
– Сэкономим время на объяснениях. Ясно, что он не согласится на меньшее, и будет настаивать на разговоре с вами. Этот заявитель – Макки, но…
– Да?
– Вы сами все поймете.
– Полагаю, что вы все истолковали верно. Очень хорошо. Соедините меня с ним.
Экран снова вспыхнул, на нем появилось просторное помещение, какого Макки никогда не видел. На дальней стене висели копья, мечи, сабли, шпаги, пестрые знамена и вымпелы, резные фигурки из какого-то блестящего черного камня. На фоне всего этого стояло полукруглое собако-кресло, на котором восседал пожилой говачин, широко расставив ноги. Его умащивали два молодых говачина. Они поливали кожу старика густой золотистой жидкостью из хрустальных зеленых флаконов спиральной формы. Эта жидкость затем тщательно втиралась в кожу. Старый говачин блестел от притирания. Когда он моргнул, Макки заметил, что на его веках нет татуировки принадлежности к тому или иному филуму.
– Как видите, – сказал он, – я как раз готовлюсь к…
Он осекся, поняв, что говорит не с говачином. Очевидно, он знал это, но для досадийца реакция была слишком замедленной.
– Это ошибка, – сказал он.
– В самом деле, – вежливо подтвердил Макки. – Ваше имя?
Старый говачин поморщился от такой бестактности, потом рассмеялся:
– Меня зовут Мррег.
Именно это Макки и подозревал. Но почему тандалурский говачин принял имя, нет, даже не имя, а титул мифического чудовища, которое воспитало в лягушачьем народе тягу к варварским обычаям? Причина выходила далеко за пределы этой планеты, пестрой Досади.
– Это вы принимали решение о проведении досадийского эксперимента?
– Кто-то должен был принять это решение.
Это был ответ не по существу, и Макки решил не сдаваться.
– Вы не делаете мне никакого одолжения! Теперь я знаю, что значит быть говачинским легумом, членом юридической коллегии, и я намерен полностью воспользоваться моими правами.
Слова Макки, словно по волшебству, заставили говачина на экране оцепенеть. Слуги прекратили втирать жидкость, но не посмотрели в объектив наблюдателя, который показывал их действия Макки. Сам Мррег сидел неподвижно, вперив немигающий взгляд в Макки.