– Э… Васи… Вели… Так ты, получается, Вася, что ли? – спросил он затем, подумав немного.
Чёрт сел и печально посмотрел на него ярко-жёлтыми, как у кота, круглыми глазищами:
– Эх, люди, всё-то вы упрощаете… Ну окей, для тебя – Вася.
Егорыч удовлетворённо кивнул и с великосветским видом ответствовал:
– Очень, очень рад. А я – Михал Егорыч Полстаканский. Можно просто Егорыч.
Чёрт слегка улыбнулся:
– Да знаю, знаю…
«Я, оказывается, знаменитость! – подумал польщённый Егорыч. – Меня даже черти знают…»
– Что ж, дружище, давай посуду, что ли! – вывел его из задумчивости хрипловатый голос чёрта Васи. Егорыч спохватился: он же должен выполнять обязанности хозяина дома! Он резво вскочил с табуретки, лишь немного шатнувшись, – всё же первоначально выпитое ещё курсировало по организму – и достал из настенного шкафчика два гранёных стакана, две тарелки с изображением мультяшного утёнка Макдака и пару вилок. Потом из холодильника были извлечены вышеупомянутые беляши, колбаса в целлофановом пакете и открытая уже баночка маринованных опят. Подумав, Егорыч прибавил к этому немного заветренный кусок сыра и банку рыбных консервов «Сайра в собственном соку». Чёрт с явным интересом и благосклонностью взирал на закуску, его розовый мокрый пятачок подрагивал, принюхиваясь.
Когда стол был должным образом сервирован, Егорыч плюхнулся на табуретку, опытной рукой разлил пиво по стаканам и провозгласил:
– Ну, за знакомство!
Чёрт Вася кивнул. Они чокнулись и с удовольствием опустошили стаканы, причём Егорыч не отставал от чёрта по скорости. Ну или чёрт – от Егорыча.
Егорычу похорошело.
– А знаешь, Вася, хороший ты парень, – заявил Егорыч, глядя на чёрта почти с нежностью. – Я сначала пуганулся: сам понимаешь, не каждый день в микроволновке… вашего брата увидишь. Даже думал – «белочка» пришла. У меня дружбан, Колян, недавно словил её. В психушку бедолагу увезли.
– Кого словил? – переспросил Вася, жуя кусок колбасы.
– Дык «белочку» же, кого ж ещё! – удивился Егорыч непонятливости нечистика.
– А… так, наверное, это моя гуляла и к нему забрела, – хихикнул Вася. – Я животных люблю, – пояснил он. – У меня как раз белочка и живёт. Не ваша, земная, порода, конечно, а наша, адская. Зовут Дунькой. Да вот она! – Он достал откуда-то прямо из воздуха фото и протянул Егорычу. Тот глянул и аж дёрнулся. Более того, чуть не протрезвел. Что-то жуткое, лохматое, коричневое глядело на него сразу тремя угольно- чёрными злобными глазами. Из широкой пасти выглядывали клыки; хвост, и впрямь слегка напоминавший беличий, торчал откуда-то из макушки, а по бокам круглого туловища наличествовали шесть коротких лап, заканчивающихся огромными кривыми зелёными когтищами.
– Э… красавица! – выдавил Егорыч из себя. Вася улыбнулся и убрал фото, к несказанной радости Егорыча.
– Да, она очень умненькая и ласковая, – с удовольствием поведал Вася.
Егорыч сглотнул. «Так вот она какая, белочка! Понятно, почему Коляна в психушку забрали! Не дай бог словить такую!» – а Вася продолжал:
– Она у меня людей любит, часто к ним прибегает, ластится, поиграть хочет. А они пугаются и да, почему-то часто в больницу попадают. А Дуня просто общительная. Чуть выпустишь – тут же норовит к вам, человекам. Вы, когда выпивши, её вполне ясно увидеть можете, трезвые – никак. Вот она к пьющим и приходит, знает, что увидят… и надеется поиграть с ними.
– М-да… супер Дуня, – кашлянул Егорыч. – Ты б её… берёг, на самовыгул не пускал, – дипломатично сказал он.
– Верно-верно, а то ещё обидит кто, – кивнул Василиск и налил себе и собутыльнику из тёмной бутылки. Горгуловка оказалась красной, как кровь. Внутри бегали искры.
– Ой… а это точно… пить можно? – вновь засомневался Егорыч, вглядываясь в чудной напиток.
– Я ж сказал: со мной можно! Бренди – просто… нектар! Элитное пойло! Настояно на костях отпетых грешников! – Вася поцеловал кончики пальцев.
Егорыч икнул, боясь, что сейчас его стошнит… но всё же собрался с духом (выпить же хотелось, а больше ничего не было, его запасы закончились… и потом, не обижать же новоявленного друга!) и ухватил стакан.
– Давай за братьев наших меньших и любовь к природе! – заявил Вася.
Приятели опрокинули стаканы. Егорыч секунду сидел, прислушиваясь к своим ощущениям, но бренди и правда пошло легко и нежно, как самая качественная самогонка. Да и привкус был самогонный. Немного щипало язык – но в целом было очень и очень вкусно.
Чёрт прикрыл глаза в наслаждении, потом подцепил на вилку опёнок, а в другую руку взял половинку беляша.
– Ты закусывай, Егорыч, – прочавкал он с набитым ртом. – Вкусное бренди-то?
– Угу! – кивнул Егорыч. Ему ещё больше захорошело.
– Вот! Я же говорил – фигни не посоветую, у меня только всё самое лучшее, – ухмыльнулся чёрт.
Егорыч снова кивнул. Мир вокруг расцвёл новыми красками; по кухне запрыгали цветные огоньки, и Егорычу стало так классно, как никогда не бывало, пожалуй. Потом огоньки трансформировались в крохотных девиц в разноцветных купальниках. Их было много, не меньше тринадцати-пятнадцати. Девицы были как на подбор, юные фигуристые красотули: и беленькие, и рыженькие, и тёмненькие, только росточком – как давеча чёрт, сантиметров по пятнадцать.
Они прыгали по плите и столешнице, качались на висящих на стене половниках и поварёшках, тонко хихикали и подмигивали Егорычу. Чёрт понимающе смотрел на приятеля.
– А ты их видишь? – спросил он.
– Виж-жу! – заплетающимся языком подтвердил Егорыч, с удовольствием рассматривая малышек.
– А хочешь – увеличим? – подмигнул Вася хитро. – Повеселимся!
Егорыч подумал и замотал головой.
– Не… с-с-скоро жена, Клава, придёт. Не дай… – он чуть не оговорился, не произнёс слово «бог», но, вовремя вспомнив, с кем пирует, осёкся: – Нельзя, чтобы увидела. Она потом не только мне, но и тебе башку открутит! А этих… ваще с пятого этажа повыбрасывает… Жалко девчонок. Она знаешь какая, Клава моя! Ух! – с уважением сказал Егорыч.
Чёрт хмыкнул:
– Понимаю… видал я твою мадам…
Девицы исчезли все разом. Егорыч с сожалением вздохнул.
А уже явно опьяневший чёрт грустно продолжал:
– У меня тоже Анафема[3] ревнивая… может так приложить хвостом, что синяки потом месяц не сойдут! Хвост – прямо как кнут, ужас!
– Кт-то? – переспросил Егорыч, покачиваясь на стуле.
– Супруга моя, Анафема Игошевна[4]. Аня, короче. – Чёрт опять извлёк из воздуха фотокарточку, на этот раз молодой, довольно симпатичной (если не считать свинячьего пятачка), рыжей кудрявой чертовки. Она была одета в красное платье с огромным декольте и кокетливо улыбалась пухлыми накрашенными губами, томно прикрыв зелёные глаза с длинными чёрными ресницами. Она чем-то напоминала одну известную эстрадную певицу, когда-то радовавшую народ такими песнями, как «Айсберг», «Миллион алых роз» и прочими «Мадам Брошкиными», только была даже покрасивее. А ещё она показалась Егорычу похожей и на Клаву, в более юной, стройной и улучшенной версии. Ну, если не считать пятачка. Хотя он Аню не портил, а даже придавал ей шарма.
– Повезло тебе! Ваще – королева красоты! – искренне одобрил Анафему Егорыч.
– А то! Конфетка! – причмокнул Вася мечтательно. – И темпераментная – блеск! Если б ещё не ревновала… Хотя сама-то изменяла мне точно, это я знаю, с начальником своим, Астаротом Петровичем. Она секретаршей работает…
Чёрт Вася разом погрустнел… прослезился и вытер слёзы мохнатым кончиком длинного хвоста.
– Не грусти, Василь! – похлопал его по плечу Егорыч. – Клавка, когда моложе была, мне тоже с бухгалтером одним изменила, она в продуктовом у меня товароведом трудится, там у них бухгалтер зловредный был… бабник чёртов. Слушай, они все, бабы, такие… типа нам нельзя, а им всё можно! Но… с другой стороны, ведь она тебя любит, ясен перец, ведь не уходит от тебя! Ну и не парься!
Видимо, в Егорыче дремал талант психотерапевта, потому что Вася просветлел лицом и, улыбнувшись, предложил:
– А давай ещё по чуть-чуть!
– Давай! – дал добро Егорыч. – За семью! Кстати, у тебя дети есть?
– Дочка Фобия, школу заканчивает. Красавица, умница. Вся в маму! – гордо заявил Вася.
– А у меня сын Генка, тоже школу заканчивает. Полицейским быть хочет, – поделился Егорыч. – Не сантехником, как я, а полицейским, прикинь? Мож, познакомим детишек? Породнимся… в персп… пресп… перспектив-ве! – выдал он затем конструктивное предложение. Чёрт Вася задумался:
– Всё может быть. Но сначала – выпьем!
– Ага!
Далее были вновь задорный звон стаканов, тосты, разговоры про детей и жён, а заодно про тёщ и прочую родню. Анекдоты и истории из жизни. Егорыч ясно понял, что они с чёртом Васей родственные души. Что вот не дал бог брата, зато Вася ему – теперь точно как брат родной. И что он, Егорыч, Васю любит и готов подвиг для него совершить.
Вася, кажется, тоже расчувствовался, так, что даже поведал Егорычу свой секрет: оказывается, он пишет стихи – а этого больше ни один чёрт не умеет. Следом было прочитано Васино стихотворение – что-то про великую тьму и её детей. Егорычу понравилось, но он не запомнил.
Потом друзья, обнявшись, пели песни из репертуара российских популярных певцов и певиц. За окном уже стемнело, полная луна заглядывала в окошко. Вася собрался материализовать ещё бутылку, на этот раз адского вина, но не успел. Раздался звук открываемой двери.
– Клава! – испуганно встрепенулся Егорыч. Василиск вздохнул, пожал плечами и, сказав: «Ну, пока, братишка. Ещё увидимся!», растворился в воздухе.
– Миша, ты дома? – послышался визгливый Клавин голосок.
Клава вошла на кухню.
«Как же на Пугачёву похожа», – в очередной раз умилился Егорыч, с любовью глядя на супругу. А та грохнула сумки на пол и с отчаянием всплеснула руками:
– Ты что ж, весь день пил?! Да ты же уже еле сидишь, что ж это такое! – От Клавиного взора не укрылись остатки пиршества.