выполнение каждой боевой задачи связано с преодолением противодействий противника: активный характер действий, предупреждение ожидаемой угрозы со стороны противника своим наступлением против него устраняет эту угрозу;… при этом характер боевых действий зависит каждый раз от реального состава наших сил и от соотношения их с силами противника, а также от обстановки, позволяющей в ряде случаев выполнять решительные действия против более сильного противника»; внезапное нанесение удара противнику, не ожидавшему этого и не подготовившемуся к отражению удара, облегчает преодоление противодействия противника; смелое наступление – кратчайшим путем, прямо к цели – лишает его времени на организацию действительного противодействия в бою, а убеждение противника в превосходстве нашей смелости лишает его уверенности в своих действиях (прямое цитирование БУМС-37» [184, с. 11–12].
Нетрудно заметить, что «противник» является ключевым словом приведенного фрагмента. Менее чем через двадцать лет ситуация изменится, и «обстановка» в наших боевых уставах постепенно начнет брать верх над «противником», за что мы расплатимся десятилетиями несбалансированного строительства флота не для войны, а для заполнения необъятных штабных карт и планшетов массой красивых тактических знаков и нерасшифровываемых аббревиатур.
Вся суть морских операций была передана в БУ-45 одной немудреной фразой: «Надо стеснять противника и обессиливать его, постепенно лишая его возможностей для решения боевых задач на море, и использовать это положение для развития своих боевых действий» [184, с. 15]. Победа в бою, согласно уставу, обеспечивалась двумя главными условиями: «…правильным, обоснованным расчетом, решением командира корабля и соединения» и «непреклонной волей к победе всех командиров и бойцов» [184, с. 15, 19]. Далее все подытоживалось незыблемой сентенцией: «Успех всегда на стороне того, кто смел в бою, постоянно держит инициативу в своих руках и диктует свою волю противнику» [184, с. 20]. Очень достойно была передана идея о необходимости инициативы сверху донизу: «Смелое и разумное дерзание должно всегда руководить начальником и подчиненным» [184, с. 20]. Как говорится, ни убавить, ни прибавить.
Уставы послевоенного периода
В 1953 году вышел новый блок уставов: «Полевой устав Советской армии», «Боевой устав пехоты Советской армии», «Боевой устав артиллерии Советской армии», «Боевой устав Военно-воздушных сил Советской Армии», в которых отразилась смена названия вооруженных сил государства. Двумя годами ранее был издан «Корабельный устав Военно-Морских Сил Союза ССР».
Общей их чертой стало наличие главы «Партийно-политическая работа в боевой обстановке», прочно занявшей вторую-третью позиции в оглавлениях уставов. Тексты главы от устава к уставу различались в деталях. Единственно, что обращает внимание, так это относительное умаление значения беззаветной преданности «делу Ленина-Сталина» – ее отодвинули за преданность своей Советской Родине и Советскому Правительству по сравнению с БУП-38. Ну а совсем уж на первый план вышли обязанности командира по укреплению воинской дисциплины и воспитанию личного состава «в духе беспрекословного исполнения приказов, беззаветного выполнения воинского долга» [50, с. 24]. Так что по части воспитания из БУП-53 получился некий синтез БУП-42 и БУП-38, примиряющий уроки войны и реалии возрождавшегося, хоть и не в таких масштабах как в годы Большого террора культа личности.
Война все же не прошла даром. Обязанности командиров начинались с их обязанностей в бою, например: «Командиры артиллерийских подразделений несут полную ответственность за состояние и боевую готовность своего подразделения, за организацию управления подчиненными подразделениями, за своевременное открытие огня по указанным целям, за успешное выполнение подразделениями боевых задач и за поддержание непрерывного взаимодействия с пехотой (кавалерией) и танками… Командир подразделения обязан непрерывно изучать обстановку и предвидеть возможные ее изменения, проявлять тактическую инициативу по уничтожению противника и ставить боевые задачи подчиненным командирам (солдатам), постоянно заботиться об обеспечении подразделения боеприпасами, горючим, смазочными материалами, продовольствием, а также другими материальными средствами» [8, с. 23].
Задачи партполитработы с солдатами, сержантами и офицерами простирались от воспитания их «в духе советского патриотизма, советской и национальной гордости» до воспитания «жгучей ненависти к врагу, разоблачение его захватнической империалистической политики, звериного облика, коварных приемов и методов ведения войны» [8, с. 49]. И здесь наблюдается явное смешение стилей и ценностей – от впервые прозвучавшего в советских уставах патриотизма до более привычной ненависти, украшенной подобающим эпитетом. С тех пор жгучая ненависть к врагу с его коварством и звериным обликом[122] будет исправно кочевать из устава в устав на протяжении всего советского периода, став таким же штампом, как и ранее революционная сознательность и беззаветная преданность. Последняя, впрочем, никуда не делась. А вот от национальной гордости в последующих редакциях поспешили избавиться, видимо, осознав, что времена, когда в Кремле поднимали тост за здоровье русского солдата прошли. Национальный пафос был несовместим с социальным, поэтому, по миновании внешней угрозы социальному строю, предпочли реанимировать революционные традиции, чем будить в народе национальное чувство, которое могло привести к нежелательным эксцессам.
«Полевой устав Советской Армии» (1953) попытался вобрать требования к организации боя в звене батальон – полк, заменив вторые части БУП-42 и Боевого устава БТ и МВ 1944 г., ознаменовав, таким образом, первое покушение на самостоятельную роль танковых и механизированных войск.
По части воспитания командирского мышления, от которого зависело достижение победы в бою, устав выглядел очень и очень неплохо, предписывая: «Командир полка и командир батальона обязаны непрерывно и всесторонне изучать обстановку, предвидеть возможные ее изменения и намерения противника, всегда быть готовыми к быстрому принятию обоснованного (курсив мой. – С. З.) решения и постановке подчиненным командирам конкретных задач. При подготовке, организации и ведении боевых действий командир полка и командир батальона должны избегать шаблона, всегда стремиться к широкому проявлению творчества и инициативы, к достижению внезапности и настойчиво развивать эти качества у подчиненных» [128, с. 19]. Ни одного лишнего слова! Советский устав впервые учил думать за противника, всегда идти на шаг впереди него. И как верно устав наставлял командиров вырабатывать способность к принятию решений у всех подчиненных. Вот когда, после четырех лет крови, пота и слез дошло: командир обязан думать, а не просто шашкой махать! «Творчество» впервые украсило собой страницы советских уставов, легализовав нестандартные, а значит, и неожиданные для противника, а не только быстрые и волевые решения.
Внимание не только обязанностям, но и качествам военнослужащих, уделили даже твердокаменные артиллеристы, на протяжении почти целого века ограничивавшиеся в своих уставах сухим описанием команд и действий по ним номеров орудийного расчета. Теперь от батарейцев потребовали «отваги, быстроты, слаженной и точной работы»[123] при стрельбе прямой наводкой, а при отражении танковой атаки – «действовать хладнокровно, согласованно и с уверенностью в мощи огня своего орудия» [8, с. 227].
Требование БУП-42 о необходимости личного общения командования с подчиненными сохранялось во всех уставах 1953 года; его даже рассматривали как основную форму политической работы[124] и непременное условие твердости и непрерывности управления[125].
Любопытно, что от старших командиров и от «сталинских соколов» не требовали непременно жгучей ненависти к противнику, может, по недосмотру обойдясь без столь привлекательного эпитета. Но вполне возможно, боевой опыт научил разработчиков уставов, что истерическое состояние психики и принятие обоснованных обстановкой решений, равно как и мастерство в пилотировании и применении оружия, – вещи несовместимые.
Каноны «Науки побеждать», казалось, еще раз воплотились в боевом уставе советских летчиков. «Боевые действия Военно-воздушных сил, – указывал БУ ВВС-53, – должны всегда носить наступательный характер и осуществляться путем быстрого и смелого маневра в сочетании с умелым использованием всех огневых средств и боевых возможностей авиационной техники» [181, с. 9]. Истребителям устав предписывал решительно устремляться в атаку даже при численном превосходстве противника.
И отнюдь не числом устав учил воевать своих питомцев. «Оценивая обстановку и быстро принимая правильные решения, – читаем воистину суворовские строки, – командир обязан помнить, что успех в бою достигается не только численным превосходством, но прежде всего умением, быстротой и решительностью действий» [181, с. 9]. Заметим, устав особо подчеркивает: обязанность командира – принимать не только обоснованные, но и правильные решения. Ну, а решимость уничтожить противника и добиться победы устав также по-суворовски основывал на уверенности экипажей в своих силах, в превосходстве своего оружия и в моральном превосходстве над врагом.
Можно только восхищаться, как высоко была установлена планка требований к профессионализму воздушных бойцов: «Летчик-истребитель должен настойчиво, но вместе с тем спокойно и уверенно атаковать и преследовать противника, подавляя его волю к сопротивлению, проявлять находчивость и инициативу в самых сложных условиях обстановки, изыскивать новые примы ведения воздушного боя, ошеломляя ими противника