логорея. Сравним определения понятия «огонь» в БУСВ-82 и в «Боевом уставе по подготовке и ведению общевойскового боя».
1982 г.: «Огонь – одно из основных средств уничтожения противника в бою на суше, на море и в воздухе. Эффективность огня достигается его массированием, внезапностью применения, меткостью и умелым управлением» [54, с. 4]. Простим авторам романтическое увлечение ведением огня «на земле, в небесах и на море». В целом все по делу: кратко прописаны все условия эффективности огневого воздействия.
2004 г.: «Огонь – стрельба из различных видов оружия и пуск ракет в обычном снаряжении на поражение целей или решения других задач; основной способ уничтожения противника в общевойсковом бою. Он (кто это «он», бой или все-таки огонь? – С. З.) различается по: решаемым тактическим задачам – на уничтожение, подавление, изнурение, разрушение, задымление (ослепление) и другие; видам оружия – из стрелкового оружия, гранатометов, огнеметов, боевых машин пехоты (бронетранспортеров), танков, артиллерии, противотанковых ракетных комплексов, зенитных средств и других; способам ведения – прямой, полупрямой наводкой, с закрытых огневых позиций и другие; напряженности – одиночными выстрелами, короткими или длинными очередями, непрерывный, кинжальный, беглый, методический, залповый и другие; направлению стрельбы – фронтальный, фланговый, перекрестный; способам стрельбы – с места, с остановки (с короткой остановки), с ходу, с борта, с рассеиванием по фронту, с рассеиванием в глубину, по площади и другой; видам огня – по отдельной цели, сосредоточенный, заградительный, многослойный и многоярусный» [52, с. 4–5].
Как сие напоминает классификацию животных из энциклопедии «Небесный эмпориум благодетельных знаний» Борхеса. Претензий к подобному способу изложения мысли много:
1. Совершенно необязательно пытаться определить очевидные для всех понятия. Это приводит к ненужному многословию и отвлечению внимания от главного.
2. Проводя классификацию, следует стремиться к тому, чтобы она была исчерпывающей. Наличие в каждом пункте данной классификации «и другие», «и другой» свидетельствует, что она заведомо неполна. Зачем тогда вообще пытаться классифицировать все и вся?
3. В основании классификации должен лежать признак, отличающий видовое понятие от родового. В данном случае родовым понятием выступает «огонь» и выделение видовых понятий по признаку вида огня, таким образом, теряет смысл. Вместо него стоило бы употребить признак плотности огня, если, конечно, изъять из ряда соответствующих признаку понятий вид огня, ведущегося по отдельной цели, и заградительный огонь. Последний еще можно было бы втиснуть в классификацию по признаку точности поражения цели, но вот первый решительно повисает в воздухе, поскольку групповой цели в приведенном фрагменте не просматривается.
4. Деление понятий, лежащее в основе любой классификации, должно проводиться по единому основанию. В классификации по признаку способа стрельбы это правило нарушено. Огонь с места, с остановки (и к чему пытаться многозначительно уточнить длительность остановки?), с ходу и с борта (что это вообще такое?) можно было бы объединить признаком способа ведения огня. Виды огня, указанные под этим признаком выше: огонь прямой, полупрямой наводкой, огонь с закрытых огневых позиций было бы разумнее объединить по признаку способа наводки на цель. Огонь с рассеиванием по фронту, в глубину, по площади допустимо было бы объединить по признаку точности поражения цели.
5. Не принято при перечислении отделять перечисляемое от предлога. Двоеточие следовало бы поставить после слова «различается».
В общем, пытаться исправить данную классификацию сложнее, чем провести новую, необходимость чего сомнительна. Даже поверхностный анализ позволяет понять, что классифицировать необходимо учиться, для чего не мешало бы изучать в военных вузах начала формальной логики. Пока этого нет, военные документы неизбежно будут грешить нарушением правил деления и определения понятий.
И самое главное: зачем помещать эту классификацию в боевом уставе, если не сопровождать ее развернутым комментарием, в каком случае применяется тот или иной вид огня; какой представляет наибольшую опасность и, наконец, чем один отличается от другого.
С определением понятий в уставе 2004 года также далеко не все в порядке. В попытке сказать новое слово его творцы отказались от освященной веками, но, очевидно, устаревшей трактовки наступления и обороны как основных видов боя. Отринув догмы, наступление и оборону поименовали основными видами боевых действий. Соответственно, возникла насущная необходимость определить, чем отличаются боевые действия от боя, и родилось следующее определение: «Боевые действия – организованные действия объединений, соединений и частей при выполнении поставленных задач с применением различных форм и способов действий» [52, с. 3].
Начать с того, что это абсолютно бессмысленное определение по количеству употребления слова «действия» очень напоминает обращение председателя домкома тов. Швондера к профессору Преображенскому: «Мы, управление дома, пришли к вам после общего собрания жильцов дома, на котором стоял вопрос об уплотнении квартир дома». Ну, а если серьезно, то под приведенное в уставе определение боевых действий вполне подходят и организованные действия объединений, соединений и частей, скажем, по оказанию помощи в уборке урожая или преодолении последствий стихийных бедствий, а также по приданию сугробам правильной формы.
После этого наступает черед определить, что же такое наступление. Оказывается, что «наступление осуществляется в целях уничтожения (разгрома) противостоящего противника, овладения назначенными рубежами или районами местности и создания условий для дальнейших действий» [52, с. 3]. Уничтожение противника и его разгром вещи разные, и употреблять «разгром» в скобках как уточняющий синоним не вполне корректно. А если следовать порочной практике украшения замысловатыми эпитетами каждого понятия, некритически перенятой от БУСВ-89, то получится, что противник, помимо противостоящего, может быть и противолежащий, противоходящий и противобегущий, противосидящий в траншеях и проч. Тут можно и запутаться: а с ними-то как поступать? Может, стоило удовлетвориться указанием БУСВ-82, что «только решительное наступление, проводимое в высоком темпе и на большую глубину, обеспечивает полный разгром противника» [54, с. 7].
Собственно, ознакомившись с первыми пятью страницами «Боевого устава по подготовке и ведению общевойскового боя», можно с чувством глубокого облегчения закрывать его и ставить на полку. Кстати, беспомощность мысли его разработчиков, проявляющаяся в тексте, отразилась и в тавтологичности самого названия устава.
Но пренебрежением логикой, грамматикой и стилем устав не ограничивается. Встречается немыслимое для боевого устава утверждение, в котором, как в зеркале, отразился результат развала армии в период 1990-х годов: «Если подчиненные подразделения не готовы к выполнению боевой задачи, командир обязан немедленно доложить об этом старшему начальнику и запросить разрешение на перенос сроков боевой готовности» [52, с. 59]. Важность мысли выделена в тексте жирным шрифтом. Остается рекомендовать доложить о неготовности к бою также и противнику, чтобы он не вздумал предпринять каких-либо предательских действий по отношению к временно беспомощному воинству.
Именно в 2004 году со страниц большинства отечественных боевых уставов исчезают упоминания о качествах, которыми обязан обладать, или обладание которыми должен хотя бы демонстрировать военнослужащий, чтобы одержать победу. Общевойсковой бой, согласно уставу, требовал от подразделений полного напряжения всех моральных и физических сил, непреклонной воли к победе, железной дисциплины и сплоченности. Кроме последнего, всего этого традиционно требовали от бойца. В невнимании к личности нам видится следствие тяжелого положения армии в начале 2000-х годов: там, где военнослужащие влачат жалкое существование, не особенно заботятся о воспитании личных и профессиональных качеств бойцов – исполняли бы хоть обязанности. Нельзя исключать из причин уставного пренебрежения к качествам военнослужащих и следствие компетентностного подхода, распространившегося в военной, как и во всей прочей педагогике, примерно в указанное время.
Безусловно, владение набором стандартных компетенций полезно для использования в стандартных же ситуациях воинской деятельности, но при этом следует иметь в виду, что из умения надежно действовать в стандартных ситуациях рождается хороший исполнитель, но никак не творческая личность, способная эффективно действовать в любых условиях обстановки, как того требуют наши боевые уставы. А на войне эти условия, как известно, никогда не бывают стандартными.
Можно легко предвидеть возражения в пользу компетентностного подхода: реалии мира, основанного на жесткой конкурентной борьбе, не позволяют отвлекаться на «лирику»; задачи дня, как известно, требуют модернизации, инноваций и т. д. и т. п. И при этом обычно непременно кивают на западную модель образования, забывая, что одно из центральных положений устава американской армии FM 22–100, который излагает основы системы воспитания военных руководителей, гласит: «Армейский руководитель начинается с того, кем лидер должен БЫТЬ, с ценностей и качеств (курсив мой. – С. З.), которые образуют характер» [144, с. 22]. «Ценности Армии», на которых воспитываются лидерские качества, представляют собой уставные положения: Верность, Долг, Уважение, Самоотверженное служение, Честь, Честность, Личное мужество. В единстве они удачно образуют легко запоминающийся акроним LDRSHIP[141](Loyalty, Duty, Respect, Selfless Service, Honor, Integrity,