[149]. Перечисление всего спектра лазерного, ускорительного, сверхвысокочастотного, радиоволнового и другого оружия, не входящего в арсенал наших бойцов, способно было если уж не устрашить, то заставить их задуматься о том неведомом, с чем придется столкнуться на поле боя.
В последующих вариантах уставов от нетрадиционного оружия, неуловимо отдающего нетрадиционной ориентацией, решили избавиться – боевой устав все же не фантастический боевик.
А вот как ломались копья по поводу определения понятий «боевые действия» и «бой».
БУ ВДВ-2006, в целом удовлетворившись новым словом по поводу оружия на фантастических принципах, оставлял трактовку данных понятий, заимствованных из «Боевого устава по подготовке и ведению общевойскового боя», без изменений. Но БУ ВДВ-2012 уже решил предпринять по-настоящему революционную перекройку первой главы, повествующей об основах применения парашютно-десантных (десантно-штурмовых) подразделений. Возможно осознавая тавтологичность определения боевых действий в «Боевом уставе по подготовке и ведению общевойскового боя» (и соответственно в БУ ВДВ-2006), авторы решительно переименовали «боевые действия» в «тактические действия», которые предложили различать по видам, формам и способам. И вот здесь началось самое интересное.
К видам тактических действий отнесли оборону[150], наступление, отход, передвижение войск, расположение на месте (в районе). Возможно, стоило бы назвать «передвижение войск» маршем – все-таки термин военный, освященный, так сказать, веками употребления. Но уж уравнивать стояние на месте с наступлением никак не следовало. Получается, воюешь ли ты, геройствуешь, давишь супостата, или располагаешься себе лагерем на свежем воздухе на месте (в районе), – а все же осуществляешь тактические действия по типу «солдат спит – служба идет». Александр Васильевич Суворов, верно, в гробу бы перевернулся, прочитав такое. Хоть бы «расположение» удержанием того же места или района назвали, что ли!
Читаем далее: «К формам тактических действий относятся: бой, удар, маневр. Способ тактических действий – избранный вариант, порядок и последовательность применения сил и средств при выполнении поставленных задач» [29, с. 4]. Так что же это за загадочный способ тактических действий – вариант, порядок или последовательность, или вообще неизвестно что, навороченное для вящей внушительности штабной мысли? Устав оставляет читателя в полном недоумении относительно классификации тактических действий по способам их ведения.
«Бой – основная форма тактических действий войск (сил), организованное вооруженное столкновение соединений, частей, летательных аппаратов, кораблей, подразделений воюющих сторон, представляющее согласованные по цели, месту и времени удары, огонь и маневр. Проводится обычно в целях уничтожения (разгрома) противника и выполнения других боевых задач в ограниченном районе в течение короткого времени» [29, с. 4–5]. Более бессвязного определения, в отечественных уставах, пожалуй, и не найти. Спрашивается, чего ради десантников стали беспокоить тактические действия немыслимых летательных аппаратов (очевидно, тех, что тяжелее воздуха) и кораблей, которые у них на вооружении не состоят? И почему «подразделения» добавляются к списку только после этих конструктов, хотя логичнее было бы упомянуть о них после «соединений» и «частей»? И, наконец, в каких же целях организуется бой в тех редких случаях, когда мы не ставим перед собой целей уничтожения (разгрома) противника? И как быть с тем, что ранее сами же признали удар и маневр самостоятельными формами тактических действий? Получается, что одна форма тактических действий (бой) использует другие формы (удар и маневр) с добавлением огня, который здесь определен настолько же безобразно, как и в «Боевом уставе по подготовке и ведению общевойскового боя».
Этим дело не закончилось. Про многострадальный бой парой строк ниже написали, что «основным его содержанием является сочетание удара, огня и маневра войск (сил)» и присовокупили: «Видами общевойскового боя является наступательный и оборонительный бой» [29, с. 5].
Круг[151] замкнулся. Видами тактических действий являются наступление и оборона (отбросим для краткости прочее). Бой является формой тактических действий, а его видами является наступление и оборона. Вот к чему приводит незнакомство с формальной логикой и дилетантское стремление любой ценой определить все и вся. Стоило ли громоздить Пелион на Оссу, чтобы до предела запутать бравых десантников во вполне очевидных для каждого военного понятиях? И ведь похоже, что сами авторы запутались, бедолаги, настолько, что позабыли определить понятие «удар», даже не списав его у предшественников.
К чести ВДВ, их новый устав 2013 года от «тактических действий» избавился, вернувшись к просто действиям, которые по форме делятся на боевые действия, бой, удары и маневр.
Дальше пошла прежняя путаница: «Боевые действия – совокупность согласованных и взаимосвязанных по целям, задачам, месту боев, ударов и маневра… Бой – согласованные по цели, месту и времени удары, огонь и маневр… Удар – составная часть боевых действий, боя… Огонь – основной способ уничтожения противника в общевойсковом бою» [31, с. 4–5]. И далее излюбленная «всеобъемлющая» классификация видов огня, очевидно, раз настолько поразившая воображение военных, что теперь исправно кочует из устава в устав без малейшего изменения. Комментарии, как говорится, излишни.
В дополнение ко всему, в новом уставе подразделениям Воздушно-десантных войск, очевидно, предстоит вести общевойсковой бой исключительно в тылу противника, поскольку именно так называется первая глава, в которой содержатся все эти занимательные штудии. Боевая практика применения воздушно-десантных войск ведущих военных держав, правда, несколько противоречит столь смелому намерению.
Отрадно, что авторы БУ ВДВ-2013 удосужились ознакомиться с работой предшественников. Лучшие положения устава о значении внезапности, об инициативе и боевом творчестве взяты из ПУ-59 и БУ ВДВ-83. В целом, можно отметить некоторый прогресс последнего по времени устава по сравнению с образцами 2006–2012 годов. Если бы еще его авторы не вводили в ротное звено понятие «система управления», которая представляет собой «совокупность функционально взаимосвязанных между собой органов управления, командно-наблюдательных пунктов и средств управления» [31, с. 35]. Внимательный читатель заметит, что это почти полная калька с соответствующего перла БУА-2005. Под органом управления понимается, конечно же, несчастный ротный.
Лучше бы разработчики устава не пытались поразить воображение читателей собственной ученостью и наукообразием текста, а уделили чуть больше места морально-психологическому обеспечению. В БУ ВДВ-2013 хоть и нет таких изысков как в соответствующих параграфах БУ РХБЗ и БУ РЭБ, но все-таки схематичного изложения деятельности командиров «в целях формирования, поддержания и восстановления у личного состава уровня морально-психологического состояния, необходимого для выполнения поставленных задач»[152], на одной страничке текста для столь важного предмета явно маловато.
Для командира взвода и отделения не нашлось и этого, а ведь они ближе всего стоят к личному составу, и видят его ежеминутно и ежечасно, в отличие от штатных психологов и офицеров по работе с личным составом, а значит, и влиять на его морально-психологическое состояние могут много оперативнее и эффективнее. Что бы им не помочь и не поместить в третью часть БУ ВДВ-2013 хотя бы краткое описание симптомов боевого стресса, которые столь красочно изложены у Л. А. Китаева-Смыка, и не снабдить сержантов и молодых офицеров краткими рекомендациями, как выводить подчиненных из стрессового состояния, как не допустить перерастания травмирующих впечатлений в ПТСР? Почему бы не указать, какими качествами должны обладать сами командиры, и какими они обязаны воспитывать своих подчиненных, снабдив устав впечатляющими боевыми примерами, которых в истории Воздушно-десантных войск хоть отбавляй? Тогда бы он имел шанс действительно стать настольной книгой любого командира, а не наводящим скуку занаученным пособием по проведению учений.
Те же замечания справедливо адресовать и разработчикам уставов других видов Вооруженных сил и родов войск нашей Родины.
Заключение или выводы
Предвижу могущие возникнуть у читателя, перелистнувшего последнюю страницу монографии, подозрения в придирчивости, поверхностности, вызванной незнакомством с истинным положением дел в нашей славной армии, даже может быть, злопыхательстве автора, или, от чего боже упаси, в отсутствии у него патриотизма. По поводу первого хочу успокоить бдительного цензора, что за 25 лет службы от рядового до подполковника, из которых 15 – на строевых должностях в войсках, автор успел-таки немного понюхать пороха и имеет некоторое представление о несокрушимой и легендарной. По поводу другого – автору ближе всего малопопулярный ныне патриотизм мудрейшего и ироничнейшего М. Е. Салтыкова-Щедрина, чья «История» должна быть настольной книгой всякого неложно и нелицемерно любящего Россию.
Итак, перейдем к выводам.
1. Нетрудно заметить, что почти все замечания по текстам отечественных уставов относятся, если можно так выразиться, к «форме» изложения мысли, а не по «существу». Когда наши уставы начинают требовать, то требования их, в общем, правильны, и обязанности военнослужащих они излагают достаточно удовлетворительно. Но значит ли, что этим можно ограничиться? Нет и еще раз нет. Заповеданное А. В. Суворовым воспитывающее обучение требует восстановления командира во всей полноте голоса, формирования у него способности в равной степени информировать подчиненных о содержании своего замысла, если позволяет обстановка, умело аргументировать свои требования и вдохновлять бойцов на быстрое и качественное исполнение приказов. Для этого абсолютно необходимо изучать наследие военной риторики, внедрять в военно-учебные заведения и военно-педагогический процесс в войсках речевое воспитание и разрабатывать