Данчеккер подошел к терминалу, где Митци все еще держала мисс Маллинг в страхе. «А, вот вы где, профессор», — начиналось изображение на экране. «Обзорное совещание...»
«Найди Ямумацу и приведи его туда», — сказал Данчеккер. В его голосе звучала вновь обретенная уверенность возрожденного. «Также свяжись с секретарем Республиканского общества и передай им мои извинения, но я не смогу присутствовать. Может быть, Ямумацу захочет заменить меня там».
Несколько секунд мисс Маллинг была слишком потрясена, чтобы ответить; она смотрела на него с экрана, открыв рот, как настоятельница, которая только что услышала, как Папа Римский объявил о своем переходе в атеизм. Она с трудом пришла в себя. «Я не понимаю… Что случилось? Что-то не так?»
«Неправильно?» — небрежно повторил Данчеккер. «Вовсе нет. Наоборот, на самом деле. С этого момента я буду занят другими делами. Пригласи Брейди ко мне в кабинет, ладно? Достань все планы, диаграммы, бюджеты и прочую макулатуру, которая держит стены там, и скажи ему, что он будет замещать с завтрашнего утра. Я…» Данчеккер небрежно развел руками, «…улетит».
Мисс Маллинг выглядела смущенной. «О чем вы говорите, профессор Данчеккер? Есть срочные дела, требующие внимания».
«У меня нет времени на что-то срочное. Вместо этого нужно сделать слишком много важных дел».
«Но куда ты идешь?»
«Джевлену. Где еще можно практиковать науку инопланетной жизни?» Данчеккер поднял ногу, чтобы поболтать обутой в кроссовку ногой перед экраном, и вызывающе помахал ею. «Далеко-далеко, мисс Маллинг. За горизонтами воображения всего Республиканского общества, словесным компасом стаи жен сенаторов и даже, если вы способны постичь такую вещь, за пределами священного Руководства по корпоративным процедурам ЮНСА».
«Евлен? Зачем? Что ты там делать собираешься?»
Но Данчеккер не слушал. Хант и Митци слышали, как он напевает себе под нос, неторопливо шагая по коридору за открытой дверью.
«Далеко-далеко. Далеко-далеко…
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Земным физикам пришлось многое переосмыслить, чтобы учесть новые факты, принесенные ганимианцами. Некоторые из самых далеко идущих открытий были связаны с фундаментальной природой самой материи.
Как подозревали и исследовали некоторые земные ученые с конца двадцатого века, постоянство материи оказалось всего лишь еще одной иллюзией, которую можно было выбросить за борт вместе с такими понятиями, как классическая предсказуемость и абсолютное, универсальное время. Поскольку все формы материи непрерывно распадались до нуля, хотя и с неизмеримо малой скоростью по сравнению с методами, доступными на Земле до сих пор — потребовалось бы десять миллиардов лет, чтобы грамм воды полностью исчез.
Фундаментальные частицы, из которых состояла материя, спонтанно аннигилировали, возвращаясь в гиперпространство, управляемое законами, отличными от тех, что действуют в привычной вселенной. Именно крошечная доля, которая исчезала в любой момент, порождала гравитационный эффект массы. Каждое событие аннигиляции производило мельчайший гравитационный импульс, а аддитивный эффект большого количества этих импульсов, происходящих каждую секунду, давал, по-видимому, устойчивое поле, которое воспринималось макроскопически.
Таким образом, гравитация перестала быть чем-то обособленным в физике, статическим эффектом, пассивно связанным с массой, и вместо этого встала в один ряд с другими полевыми явлениями как векторная величина, генерируемая скоростью изменения чего-либо — в данном случае скоростью изменения массы. Этот принцип, вместе со средствами искусственного вызывания и управления процессом, лег в основу ранней ганимской гравитационной инженерии — приводная система, используемая Шапьероном, была примером ее применения.
Хоть это и звучит мало, такая скорость исчезновения не была тривиальной в масштабах космического времени. Причина, по которой во всей Вселенной вообще осталась большая часть, заключалась в том, что во всем объеме пространства частицы постоянно создавались спонтанно. И в противоположность тому, как аннигиляция частиц вызывала гравитацию, создание частиц вызывало «отрицательную гравитацию». Поскольку частица могла исчезнуть только там, где она уже существовала, вымирания преобладали внутри масс и вызывали притягивающую кривизну в локальной окрестности пространства-времени; но в обширных областях пустого пространства между галактиками создание намного превосходило вымирания, и результирующим эффектом было космическое отталкивание. Все это имело довольно аккуратный и симметричный, удовлетворительный смысл.
Таким образом, появилась фундаментальная частица, прожившая отведенный ей промежуток времени в наблюдаемых измерениях известной вселенной, а затем исчезла. Откуда она взялась и куда вернулась — это были вопросы, с которыми ученым Земли никогда не приходилось сталкиваться, и в которые даже ганимейцы на Минерве во время отбытия Шапьерона только начали вникать. Именно их последующая работа в этом направлении дала турийцам технологии, сделавшие возможной их межзвездную цивилизацию.
Гиперпространство, из которого временно возникли частицы, было той же областью, куда вошла материя-энергия, исчезнув в черной дыре. То, что объект больше не продолжал существовать там, где он был, когда он вошел в черную дыру, физики Терры знали теоретически уже некоторое время. Следовательно, он должен был быть либо где-то еще в известной вселенной; либо в другой вселенной; либо, предположительно, в каком-то другом времени. Логика не допускала других альтернатив. Примечательно, что оказалось, что все три были возможны. Турийцы осознали и применили первые два; они все еще изучали и ломали голову над третьим.
Электрически заряженная, быстро вращающаяся черная дыра сплющивалась в диск и в конечном итоге становилась тороидом с массой, сосредоточенной на ободе. В этой ситуации сингулярность существовала не как непроницаемо экранированная точка, а как само центральное отверстие, к которому можно было приблизиться аксиально без катастрофических приливных эффектов. Благодаря симметричному эффекту создание такого «входного порта» также приводило к появлению сопряженной проекции в другом месте обычного пространства, в которой объект, входящий в отверстие, появлялся мгновенно, пересекая то, что стало известно как «i-пространство». Местоположение «выходного порта» зависело от размеров, спина, ориентации и некоторых других параметров исходного тороида и могло контролироваться на расстояниях до нескольких десятков световых лет. Именно так турийцы перемещали свой корабль между звездами.
Энергия для создания тороидов направлялась через i-пространство колоссальными генерирующими системами, расположенными в космосе, потребляющими материю из ядер выгоревших звезд. Однако, чтобы избежать возникновения орбитальных возмущений и всех сопутствующих сбоев, порты никогда не проектировались в планетные системы, а находились далеко в окружающих пустотах. Для перемещения между планетарными поверхностями и портами i-пространства корабли Туриена использовали усовершенствованную форму более обычного гравитационного привода, впервые примененного их предками на Минерве. Тем не менее, полное межзвездное путешествие обычно измерялось днями.
Поскольку звездолеты Туриена также получали энергию из той же распределительной сети i-пространства, которая поставляла энергию для создания портов передачи, они могли быть довольно скромными по размеру. Другие были огромными. Примерно шаровидный Вишну, двадцать миль в поперечнике, был среднего размера.
Через три дня после того, как Хант и Данчеккер поговорили с Колдуэллом, они были частью смешанной группы, которая поднялась на борт одного из дочерних кораблей Вишну на авиабазе Эндрюс, штат Мэриленд. Заместитель Ханта, Дункан Уотт, присоединился к группе, как и ожидалось, а также Сэнди Холмс из лаборатории Данчеккера в Годдарде.
Все было так же просто и неформально, как и ожидал Хант. Экипаж Туриена предложил им прохладительные напитки или кофе и пригласил их сесть. Каждому из прибывших также выдали устройство связи в виде небольшого гибкого диска размером с десятицентовую монету, похожего на пластырь, который сам прикреплялся за ухом. Это было соединение с VISAR, работающее через ретранслятор с материнского корабля, вращающегося на орбите в двадцати тысячах миль над головой. Подключаясь непосредственно к сенсорным нейронным областям носителя, коммуникатор мог по команде передавать в VISAR то, что было увидено, услышано или сказано; в обратном направлении он мог вводить информацию из VISAR, которую носитель воспринимал как слух и зрение. Таким образом, он обеспечивал не только мгновенный доступ к системе корабля, но и личное общение с другими землянами, а также с ганимцами через VISAR, выступающего в качестве переводчика.
«С возвращением», — произнес знакомый голос компьютера, словно говоря на ухо Ханту. «Я так понимаю, ты снова становишься беспокойным».
«Привет, VISAR. Что ж, похоже, в последнее время вы предлагаете более стильный сервис». Первое судно, которое туриенцы отправили для установления первоначального контакта, приземлилось на заброшенной базе ВВС на Аляске и, чтобы избежать разведывательной операции, организованной евленезами, было построено так, чтобы напоминать обычный терранский самолет.
«Мы хотим, чтобы клиенты были довольны», — сказал ВИСАР.
Паромное судно вскоре отчалило. Всего через десять минут оно вошло в огромную композицию парящих корпусных конструкций и широких металлических поверхностей, изгибающихся на мили в каждую сторону, которые составляли внешнюю перспективу Вишну. Оно вошло в ярко освещенную пещеру выступающих доковых конструкций, которые выглядели так, будто горизонт Манхэттена лежал на боку, и пришвартовалось рядом с другим из флота дочерних судов всех размеров, форм и описаний.
Некоторые из команды Thurien провели группу через входные рампы и вестибюли в высокое пространство с широкими коридорами, уходящими по обеим сторонам и просматриваемыми несколькими уровнями огражденных дорожек. Еще больше Thurien ждали, разбросанные вокруг. Казалось, это была конечная зона для транспортных связей с другими частями судна, но то, что именно нужно было сделать, чтобы попасть туда, было далеко не сразу очевидно.