Самира замерла, и плечи ее напряглись.
– Вернись к столу, – уже мягче произнес я.
Она подчинилась. Но без страха, а с какой-то обреченной усталостью. Я отодвинул для нее стул. Девушка села. Я уселся рядом и заглянул ей в глаза.
– Ты же понимаешь, что неправильно отказываться от еды, если голодна?
– Да. Но ваши условности при приеме пищи настолько запутаны и утомительны, что иногда проще лечь спать голодной. Я все освою, понимаю, что это надо в первую очередь мне, но сегодня слишком устала.
– Тогда сейчас сделаем исключение.
– Нет.
Несмотря на то что выглядела Самира действительно уставшей, это «нет» прозвучало достаточно твердо. Ее было не переубедить.
– Хорошо, – медленно ответил я и решил схитрить. – Тогда перейдем к древнему обычаю, когда жених кормит свою невесту.
– Это как?
– Жених должен накормить невесту без столовых приборов. А она ест из его рук, показывая свою покорность, – сообщил я, оторвал кусок мяса, положил его на ломоть хлеба и протянул ей. – Открывай рот.
– Невесту перед этим специально не кормят? – хмыкнула Самира, но перед ароматным запахом мяса не смогла устоять и откусила.
– А это как получится, – усмехнулся я. – Вина?
– А давайте! – с какой-то бесшабашностью согласилась она.
Это была одна из самых удивительных в моей жизни ночей, проведенных с женщиной. Я не припомню ничего подобного ранее. Как-то ни разу не доводилось из собственной кухни воровать еду и тайком проносить ее в покои. Конечно, я мог бы приказать, и все бы принесли и даже приготовили, однако авантюрное настроение завладело мной. Казалось, что нет ничего важнее и интереснее, чем собственноручно добыть своей женщине еду. Будь мы в лесу, я сам бы поймал дичь, сам бы приготовил, не испытывая при этом дискомфорта. Наоборот, еще бы гордился. Как жаль, что мы в замке!..
Я кормил Самиру, умиляясь ее аппетиту. Она действительно оголодала, но, по ее словам, не хотела давиться всухомятку. Нам пришлось сделать уже совместный набег на кухню, где, стараясь не шуметь, девушка нашла себе оставшееся с вечера рагу из кролика с морковью и картофелем, перепелов в винном соусе, на десерт – взбитое суфле с ягодами. С этим мы порталом вернулись к ней, где я со всем старанием исполнял придуманный только что обычай. Мне даже в голову не пришло настаивать на столовых приборах и тем более приказывать девушке.
Кормить ее с рук было приятно и пикантно. Губы Самиры осторожно касались моих пальцев, стараясь не задевать кожи, но в итоге несколько раз все равно притронулись. В эти моменты меня словно молния прошивала. Я едва сдерживал порыв очертить пальцами ее рот, щеки и нежную шею. Я словно воочию видел, как сливаюсь с ней в страстном поцелуе. Эти мысли сбивали с толку. Я знал, что истинная пара вампира – единственная, с кем он сможет иметь физическую близость, но даже не предполагал, что злость и ненависть, которые испытывал, узнав, что натворила Самира, не просто уйдут на второй план, а вообще перестанут быть существенными, когда мы не конфликтуем, а просто общаемся и даже шутим.
Пока девушка ела, я расспрашивал ее о мире, в котором она жила. Технологии меня заинтересовали, и я уже думал, как бы создать артефакты с похожими свойствами.
Она кривилась, когда я называл ее Самирой, но назвать Надеждой я не мог, слишком чуждое для нас имя. Сошлись на Надин. Этот вариант удовлетворил обоих. Я совершил много ошибок с Самирой, так что сейчас, с Надин, собирался начать отношения с нуля.
Надежда Раевская
Это была во всех смыслах самая удивительная ночь в моей жизни. Удивительная не тем, что меня кормил вампир прямо с рук. А тем, что я смогла полностью расслабиться и ощущала себя комфортно и спокойно. Раньше чувство покоя мне было неведомо. Я постоянно куда-то стремилась, спешила, не давая себе и минутки подумать над тем, чего действительно хочу, о чем мечтаю и как, в конце концов, прекрасна жизнь вокруг.
Только сегодня, рассказывая о Земле, я поняла, что сама толком ничего не видела и почти не знала. Только работа, работа, работа, а жизнь… Она прошла мимо. Все прошло мимо меня под эгидой «надо»: надо встать пораньше, чтобы покормить скот, а потом бежать в школу; надо успеть приготовить обед и ужин, пока мать не вернется с работы, а заодно присмотреть за младшими и только потом, перед сном, сделать уроки; надо бежать на работу, чтобы были деньги на еду и помощь матери, а не мечтать о высшем образовании и пышной свадьбе… Надо, надо, надо… Год за годом одно и то же. И ни одного «хочу», ни одной исполненной мечты, даже сын и тот не оценил ничего, что для него сделано.
Я вспоминала свою жизнь в мельчайших подробностях, но без застарелого, заскорузлого чувства обиды или недовольства. Так все жили, время такое – тысяча и одна отговорка, лишь бы не быть счастливой. Лишь бы отдать свой кусочек счастья кому-то другому, кому-то, кто в первую очередь ценил себя.
И сейчас я широко распахнутыми глазами смотрела на пруд, стоя у окна. Как красива здесь природа, иногда даже кажется, что рядом находится море. Воздух здесь особенный, немножко соленый, отдает йодом и водорослями. А может, я все придумываю и мне чудится, потому что на море я была последний раз в двадцать пять лет, потом отправляла туда сына, в детские лагеря, а сама работала…
Отпуск – непозволительная роскошь, всегда считала я. А что в итоге? То-то и оно…
Я так и не добилась от Макса однозначного ответа касаемо моей запертой в покоях персоны. Он не сказал ни «да», ни «нет» на просьбу о прогулках. Отмахнулся, увлеченный моими рассказами о Земле и о матушке России. Его взгляд казался не просто заинтересованным, нет, мужчина словно был заворожен чудесами технологического прогресса, будто примерялся, как воссоздать сказанное мной, но уже здесь. А я… Я не стала спорить и требовать незамедлительных ответов и обещаний, вполне трезво рассудив, что шаг навстречу мы сделали, а этих шагов еще предстоит уйма, если мы хотим конструктивного диалога и какого-то сотрудничества. Какого, пока мне не ясно. Я не вижу Макса в качестве своего мужа, да и замуж, если быть до конца честной, не стремлюсь. Хватит, побывала уже… И ребенка родила. Интересно, Эдик хоть немного обо мне переживал?
Я тряхнула головой, прогоняя мысли о сыне. Он там, я здесь. А очнись я дома, то ничем хорошим все равно бы наша встреча не закончилась. Из сердца вон, так бы и было, после того, что Эдик вытворил. Ох…
Под грудью засосало, тоскливо так, колюче… Не проходит боль матери от неблагодарности сына и не пройдет. Даже мысли шальные возникали: а не опоила, не одурманила ли Людочка чем моего мальчика? Но здравомыслие брало верх, Эдик был эгоистом от макушки до пят. Всегда и во всем. Винить Люду в том, что он стал мразью, глупо. Конечно, в чем-то и она помогла, но… Это я воспитала сына так, это я не доглядела, избаловала, помня, как мне не хватало материнского тепла и заботы. Все казалось, что не должна допустить той же несправедливости, которой потчевала меня матушка. Не должна позволить так пахать, как пахала я изо дня в день, начиная с пятилетнего возраста. Все счастливого детства для него хотела, беззаботного, светлого, доброго… Просто детства, а не ежедневных хлопот да ответственности, от которых кругом идет голова и не отпускает желание вырваться из оков хоть на мгновение.
Крыльев я для него хотела, свободы выбора, того, чего у меня так и не случилось в жизни, чего не смогла достичь, потому что опереться было не на кого. Мать мне так развода и не простила. Никого из младших ко мне не допустила, запретила видеться и созваниваться, а однажды, когда я к ней приехала, не пустила на порог, выгнала и на внука даже не взглянула. Никто и не вспоминает о непутевой городской Надьке, что до ночи ходила за малышней вместо матери. Вместо нее и выхаживала, когда болели, и кормила всю ораву, обжигаясь у печи и не зная своих маленьких подростковых радостей. А позже я посчитала, что должна отказаться и от новой любви ради единственного сына, которому кавалер мой не по нраву пришелся. Кому нужна была та жертва? И кого она сделала счастливей? Не меня. Да и не сына.
Я вздохнула и отошла от окна. С тоской посмотрела на сломанный мольберт и клочки холста. Вот это силища у князя. Порвал плотную ткань, словно тонкую бумагу. Интересно, мне принесут новые инструменты или Макс, впечатлившись моими способностями, запретит? Было бы жаль расставаться с таким развлечением. Я не могу сказать, что раньше любила рисовать, но иногда находила в этом удовольствие. А сейчас и вовсе оно стало отдушиной.
Спать не хотелось. Мысли одолевали меня. Князь хочет детей. И пусть я не признаю себя его невестой и не хочу думать, что стану его женой, но вопрос о детях когда-нибудь передо мной встанет… Ведь я могу кого-то полюбить и желать от него ребенка так же сильно, как и прожить с любимым всю жизнь.
Вот только страх сидит во мне, страх за ошибку, что совершила с Эдуардом. А вдруг и другие мои дети станут такими же неблагодарными и, не дай бог, облеченными властью?
Мороз побежал по коже, и впервые я вдруг начала понимать тех, кто совершенно не желает рожать. Только причины у нас разные…
Я погладила плечи, прогоняя холод. А потом вспомнила, что дала себе слово: новую жизнь я проживу не так. Я не забуду о том, кто я есть. Я буду здоровой эгоисткой, которая не забывает о себе, но и не принижает ближних. Поступать буду по совести, но жертвовать своим благом ради сомнительных желаний тех, кто окажется рядом, не стану. Любящий человек никогда и не потребует, чтобы его любимая чем-то жертвовала, скорее сам снимет последнюю рубашку и отдаст.
Мне выпал уникальный шанс, и я обязана им правильно воспользоваться. Не быть бессловесной на все согласной овцой, а прожить человеком, которому в старости будет не стыдно держать ответ перед богом и людьми.
Новая жизнь… Абсолютно другая, в молодом теле, с большими возможностями и в магическом мире, где существуют чудеса из сказок. Оборотни, вампиры… Может, даже русалки и драконы есть. Я зажмурилась, вспоминая все, что знала о волшебных народцах. Гномы творят волшебство с металлом и камнями, вампиры сосут кровь и качают права. Прекрасные и обязательно надменные эльфы… Интересно, они здесь есть и такие же заносчивые? Или князь им всем фору даст в своем самомнении?