Сэм и Джек ворвались в гостиную, за ними, заливаясь плачем, бежала Софи. Мальчишки усадили Страшилу в ковбойском наряде на крышу одной из машинок и привязали его веревкой.
— Глава двести тридцать восьмая, — объявила Джейни, — в которой его похищает банда малолетних негодяев.
Я освободила куклу, утешила Софи, поставила мальчиков в угол и посмотрела на часы. Оказалось, что уже половина шестого, а я совсем забыла про обед.
— Есть и еще кое-что. Китти работала писателем-невидимкой для Лоры Линн Бэйд.
Джейни вытаращила глаза.
— Шутишь!
Я покачала головой.
— Все это появилось в Интернете сегодня утром.
— Но в журналах пока ничего нет?
Она снова вцепилась в телефон.
— Неудивительно. Все говорят, Лора Линн Бэйд не может успевать все, что делает. Если только ежедневно не клонирует сама себя. Каждый раз, когда я включаю телевизор, она уже там и несет ахинею о политике равных возможностей. Мне всегда казалось, что для нее пишет не мамочка из пригорода, а кто-нибудь не старше двадцати трех лет в каком-то «мозговом центре» в Мадрасе.
— Конечно, мамочка из пригорода и двух предложений связать не может, — сухо заметила я.
— За исключением присутствующих. Господи, да это потрясающая история. Потрясающая.
Запищала голосовая почта Джейни, ее носик сморщился.
— Сигал. Перезвоните мне. — Она встала, пальцы уже приготовились опуститься на клавиатуру. — Где тут у тебя компьютер?
— Джейни, послушай! — Я потянула ее обратно на диван. — Ты можешь устроить мне интервью с Лорой Линн Бэйд?
— Что? — Она изумленно уставилась на меня.
— Что… — Я глубоко вздохнула и постаралась придумать нечто для достижения цели. — А если Эван каким-то образом в этом замешан?
— Нет! — Джейни подняла руку и покачала головой. — Нет, черт побери. Ты и так потратила часть жизни на эту кучу собачьего дерьма в человеческом обличье. Если окажется, что он виноват, то командовать парадом буду я. А тебя назначаю главным распорядителем. — Она помолчала. — У распорядителей парада красивые шляпы.
— Вероятно, Лора Линн Бэйд знает что-нибудь такое, о чем она не сообщила полиции. А Китти была моей подругой, — произнесла я.
Джейни в ярости уставилась на меня.
— Ты говорила, что у тебя тут нет друзей. — Она шмыгнула носом. — Уверяла, что я у тебя одна-единственная.
Туше. Укол по правилам.
— Я здесь живу, — помолчав, возразила я. — Это мои соседи. И тут живут мои дети.
Джейни ласково погладила меня по плечу.
— Тяжело было носить близняшек? — спросила она.
— Убийца бродит где-то неподалеку! И даже ты должна согласиться, что это не совсем приятно! И еще знаешь почему? Мне скучно.
Я с вызовом взглянула на нее, осознав, что только что произнесла вслух самое неприличное слово в лексиконе Апчерча.
По мнению моих сестричек-мамочек, сознаться в скуке означало, что ты в паре шагов от утопления своих детей в ванне. Это нечто настолько грешное и запретное, что оно не может быть даже упомянуто! Однако я осмелилась сказать слово «скука».
— Мне скучно. И убийство, ужасное само по себе, единственное интересное событие, произошедшее здесь с того дня, когда наши соседи Лэнгдоны готовили фундамент под гостевой домик и повредили ассенизационный люк. Мне интересно. И я хочу знать больше.
Джейни откинулась на спинку дивана.
— Умница, — констатировала она.
Глава 7
Когда-то в Нью-Йорке жила женщина, переехавшая позднее вместе с ребенком и мужем в Коннектикут, — женщина, не сильно отличавшаяся от меня или Китти Кавано. За исключением того, что Лора Линн Бэйд была знаменита, и скучать ей было некогда.
Она не бросила работу, когда у нее родился сын. Хотя, как это ни парадоксально, ее работа в основном заключалась в том, что она летала по всей стране или появлялась на экране телевизора, чтобы рассказать другим женщинам, что они — плохие матери, если у них есть работа, отвлекающая их от дома.
Я припарковала свой минивэн перед домом 734 на Олд-Очард-лейн в Дариене, проверила в зеркальце заднего обзора, как выглядит моя губная помада, и заправила непослушные пряди за уши. Джейни сотворила невозможное, соединив меня по телефону с Лорой Линн Бэйд.
— 3-здравствуйте, — запинаясь, пробормотала я.
Прошли годы с того времени, когда я брала настоящие интервью, теперь я была способна разговорить разве что потенциальную няню. Я промямлила банальное вступление: работаю над речью в память о моей усопшей соседке и коллеге и была бы бесконечно благодарна, если бы Лора Линн Бэйд, при всей ее занятости, смогла встретиться…
— Завтра утром, в десять часов. Я уделю вам двадцать минут, — резко оборвала меня Лора. И бросила трубку.
Часы на приборной панели показывали 9:54. Я вытащила из сумки пачку бумажных листов. Я распечатала все до единой статьи из колонки «Хорошая мать» и накануне вечером, уложив детей, подчеркнула в них нужные места.
«Чудовищная ложь феминизма — это двухголовая гидра, змея, которая нашептывает современной женщине, что самое важное в жизни — ее собственное счастье, что можно брать от жизни все и дети при этом не пострадают, они даже не заметят!» — писала Лора Линн Бэйд — читай Китти Кавано.
«Правда же, как знает каждая честная женщина, заключается в том, что дети предназначены для того, чтобы их растила их собственная мать. В этом случае биология действительно определяет судьбу в течение определенного времени. Позор тем женщинам, которые отказываются от своей роли дарителя вечерних объятий и утешающих поцелуев, не поют детям колыбельные песни — и все это ради преходящих удовольствий, имиджа звезды вечеринок, шикарного офиса и модной должности. И мне жаль простых работящих женщин, ухаживающих за их детьми, не понимая, что главный злодей в жизни отнюдь не стереотипный скотина-женофоб, а эта милая женщина, в одеждах из экологически чистого волокна, питающаяся органическими продуктами, называющая себя их сестрой, однако наживающаяся на чужом труде, оплачивая тяжелый труд нянек черным налом».
Сильно сказано. Трудно представить, что все это сотворила Китти, с ее приятной улыбкой и безобидной болтовней.
Я убрала бумаги в сумку, позвонила домой удостовериться, что там ничего не горит и не сломалось, и вышла из машины. Подойдя по серпообразной подъездной аллее к дому Лоры Линн Бэйд, поднялась на террасу с колоннами и постучала в зеленую входную дверь. Ровно в десять из приоткрытой двери змеиным движением выскользнула загорелая сухопарая ладонь, схватила меня за рукав и втянула внутрь.
— Вы Кейт Кляйн? — рявкнула Лора Линн Бэйд.
— Да, — ответила я.
Лора Линн Бэйд, когда я видела ее по телевизору, выглядела стройной и импозантной особой, ехидно высказывающей гадости какому-нибудь конгрессмену от демократов или адвокату-феминисту.
Вблизи она оказалась миниатюрно-воздушным бесполым созданием с плоской грудью, ростом с недокормленную пятиклассницу. Розовый костюм от «Шанель» с отделкой кремового цвета по подолу юбки и на карманах жакета. Кремовые лодочки, двойная нитка розового жемчуга и золотые серьги с жемчугом. Обязательные в ее облике блондинистые локоны, обесцвеченные до соломенного оттенка, уложены и залиты лаком до такой степени, точно она только что вынула голову из печи, и ломкие волосы все еще похрустывали от жара.
— Входите! — скомандовала Лора, вцепившись в мою руку и втаскивая меня в облако лака для волос смешанного с кисловатым кофейным дыханием.
Она провела меня в гостиную с высоким потолком и минимумом мебели — все из кожи и металла, с такими же острыми углами, как и она сама.
— Садитесь!
И я примостилась на край белого замшевого двухместного диванчика. На стенах вместо картин висели целых три плоских телевизионных экрана. По бокам от пола до потолка тянулись книжные полки, заставленные томами в твердых переплетах. Все влиятельные консервативные имена: Энн Коултер и Пегги Нунан, Билл О’Рейли и Шон Ханнити, оба Майкла (Медвед и Саваж) и сотоварищи Лоры (Инграм и Шлессингер).
Я в изумлении уставилась на книги, к каждой из которых был приклеен желтый листочек, на каждом листочке написаны две цифры и слова «Как высоко» и «Как долго».
— Список бестселлеров «Нью-Йорк таймс», — пояснила Лора. — Отслеживаю изменения.
Я осмотрелась в поисках следов детского пребывания — надувные креслица, манеж со всякими прибамбасами, диванная подушка со следами рвоты — всего этого не было и в помине. Зато там был большой портрет ее отца, Бо Бэйда, на фоне американского флага.
В расцвете своей карьеры Бо Бэйд, с седеющими волосами и стальным взглядом, владел двадцатью восемью газетами по всей стране, и каждая из них стремилась быть правее прочих. Он ужинал с президентами и консультировал сенаторов вплоть до своей кончины в постели семидесяти восьми лет. Как оказалось, Бо Бэйд делил постель с дамой, которая, к сожалению, не была его супругой.
Я заканчивала школу, когда он дал дуба, и хорошо помню, каким праздником стало это событие для ведущих ночных ток-шоу. Слухи — ничем не подтвержденные, но от этого не менее упорные — гласили, что он не просто испустил дух, возлежа на другой женщине: в этот момент на нем были ее туфли на высоких каблуках.
— У меня есть двадцать минут. — Лора сделала вид, будто сверилась с золотыми часами на тонюсеньком запястье. — И прежде чем мы начнем, я бы хотела прояснить кое-что: Китти Кавано не была моим писателем-невидимкой. Мы работали вместе. Эти чертовые гребаные блоггеры представляют дело совсем не так! Не удивительно — «Таймс» подает информацию совершенно не в том свете, мой юрист уже готовит иск о прекращении противоправных действий…
Она остановилась перевести дыхание и выхватить баночку диетической колы из ведерка для льда с монограммой «ЛЛБ», стоявшего на кофейном столике из хромированного металла и стекла.
— Вы видели некролог? — пролаяла она.
— Я… — Я порылась в каше из сломанных мелков и салфеток, заскорузлых от пролившегося сока, на дне моей большой квадратной сумки с логотипом радиостанции и вытащила записную книж