— Вы с Китти много времени проводили вместе?
Она с любопытством посмотрела на меня.
— Я хочу сказать, что мы с Джейни, моей лучшей подругой, каждое лето стараемся съездить куда-нибудь вместе.
Вру. Каждое лето мы планируем совместную поездку, но всегда что-нибудь случается — или кто-то из детей заболевает, или Бен занят на работе, — и в конце концов ничего у меня не получается.
— Пусть даже у меня уже дети, а у нее нет, мы стараемся поехать вместе. Отправляемся в горы или на пляж… Но я знаю, что Китти не любила оставлять своих девочек.
Дельфина постучала бокалом для вина по безукоризненно белоснежным маленьким передним зубам. Этот звук, этот еле слышный звон, прозвучал во внезапно затихшей гостиной чистым звуком колокольчика. Глаза ее наполнились слезами.
— Все говорят, что Китти была очень хорошей матерью. Но она была еще лучше, — произнесла Дельфина.
Но я так и не узнала, что Дельфина думала о Китти, поскольку одна из официанток, хорошенькая девушка с рыжими волосами, затянутыми в «хвостик», тронула меня за плечо.
— Миссис Боровиц, ваш телефон звонил.
Я извинилась и подоткнула телефон под ухо.
— Алло?
— Я послал тебе подарок.
Я заспешила вдоль по коридору, мимо ванной комнаты, к двери в подвал, которую плотно закрыла за собой, и в темноте со свистом пронеслась вниз по ступенькам.
— Ты не должен звонить мне сюда, — прошипела я.
— Я попытался связаться с тобой телепатическим способом, но он не сработал. Как вечеринка? — спросил Эван Маккейн.
Я пошарила по стене в поисках выключателя и услышала хлопок — две из трех лампочек перегорели.
— Нормально.
Его голос был низким и интимным.
— Жаль, что меня там нет.
— Да, тебе бы понравилось. Просто самая крутая гулянка века. И мне пора возвращаться к гостям.
Я потуже обернулась шалью.
— Прекрасно, — произнес он. — Твой подарок прибудет завтра.
Я втянула воздух, воображая, что же такое Эван Маккейн пришлет мне.
— Ежегодные альбомы выпускников Хэнфилда. Два для тебя и два для меня. Я подумал, что мы можем посмотреть, не встретим ли там знакомых.
— Ну что ж.
«Здорово!» — хотела воскликнуть я, но решила не поощрять Эвана.
— Можешь сделать мне одолжение?
— Проси что хочешь, — отозвался он.
— Дельфина Долан, — проговорила я.
— Жена юриста? — уточнил Эван. — Та самая, с фотографии в спальне Китти?
— Дельфина здесь, и она… — Я помолчала, смакуя словечко, которое собиралась произнести, одно из моих любимых в те дни, когда я была помощником детектива Эвана. — Подозрительна.
— Подозрительна, — повторил он.
Судя по голосу, я его позабавила.
— Я займусь твоим делом. А ты иди, развлекайся.
Я отключила телефон и попыталась собраться с мыслями.
Подвал был забит старыми детскими вещами, автомобильными сиденьями, зимними комбинезонами, мешками для мусора, заполненными детской одеждой и одеяльцами, которые я все собиралась отдать на благотворительность. В слабом свете единственной работающей лампочки высокие стульчики и надувные сиденья отбрасывали на стены бесформенные тени.
Я взбила волосы и поднялась по ступеням. Сердце громко стучало, и дверная ручка на ощупь показалась холодной. Я повернула ручку, но она не поворачивалась. Я попыталась снова. Безуспешно. Кто-то закрыл за мной дверь? Я постучала, сначала тихо, потом громче.
— Эй!
Я покрутила ручку туда-сюда и бабахнула кулаком по двери.
— Джейни? Бен?! Эй!
Что-то пробежало по полу подвала на маленьких скребущихся лапках и исчезло под стеной. Я подавила вопль и снова забарабанила в дверь.
— Бен?!
Наконец дверная ручка повернулась, и я вылетела в коридор.
— Что случилось? — спросила рыжеволосая официантка.
— Не знаю.
Сердце глухо стучало в груди, и я чувствовала, что близка к обмороку.
— Похоже, кто-то случайно запер меня.
Я заверила ее, что все в порядке, положила телефонную трубку на место, проглотила полстакана вина и вернулась в гостиную с намерением отловить мужа и сказать ему, что нам нужно найти крысолова, желательно работающего по выходным.
Джейни затащила меня в угол и прошептала на ухо:
— Не падай в обморок, но у нас маленькая проблема.
— Что? С туалетом?
Она мрачно покачала головой.
— Дети в порядке?
— С детьми все прекрасно, — заверила она, взяла меня за руку и потащила в кухню, где официанты снимали пластиковую упаковку с подносов с крошечными эклерами, птифурами и ломтиками засахаренных фруктов.
Кончик розового язычка Джейни высунулся и быстрым движением облизал губы. Она крутила свои сережки.
— Ну вот, — сказала подруга. — Ты велела мне не пользоваться экстази, но Филипп попросил номер моего телефона, а потом попросил меня показать ему остальную часть дома, и тут я подумала…
— Ты дала Филиппу экстази.
Джейни принялась заламывать руки.
— Я раскрошила одну таблетку и бросила ее в бокал, который стоял на каминной полке, и не успела я опомниться…
— Ты дала Филиппу экстази. — Мне казалось, что повторение этой фразы сделает ее более реальной и даст мне хоть какое-то представление о том, что же делать дальше. Но ничего подобного.
Плечи Джейни тряслись, и почти минута прошла, прежде чем я догадалась, что она не плачет, а смеется.
— Джейни, что произошло?
— Твоя… твоя мама… — выдохнула она.
Меня охватила ледяная дрожь.
— О нет! Нет, нет, нет, нет…
— Она схватила стакан, прежде чем я могла остановить ее. И я сказала, что, по-моему, это стакан Филиппа, а она посмотрела на меня так, будто я пыталась украсть его, и произнесла что-то по-итальянски, а ты знаешь, что по-итальянски я ни бум-бум… — Тут Джейни подняла руки и жестом изобразила, что сдается.
— О боже!
Я с трудом сглотнула и понеслась обратно по коридору.
В панике я как при вспышке фотокамеры замечала отдельные моменты — серебряный поднос, заваленный скомканными салфетками и заставленный полупустыми бокалами из-под вина, черная полоса на стене, где Софи врезалась на самокате, Сьюки Сазерленд и Мэрибет Коэ, уютно устроившиеся перед дамской туалетной комнатой и перешептывающиеся с довольным видом.
В гостиной стоял Денни, заложив руки за спину и изучая гостей Бена — политиков и консультантов, — столпившихся перед телевизором. Гвиннеллы сидели на диване перед камином вместе с моим отцом и Софи. Лекси, обхватив бокал с вином, явно стремилась снова начать двигаться. А в середине комнаты…
— Что это за ткань? — спрашивала Рейна. Красные губы сложены, как для поцелуя, один алый ноготок трогает глубокое декольте.
Пальцами другой руки она защемила пиджак Филиппа, и я с ужасом увидела, как она прижала ладонь к его груди и погладила, будто приласкала большую и смирную собаку.
— Полагаю, это просто шерсть, — сказал Филипп. — Может, шерсть с чем-нибудь еще…
— Восхитительно, — мечтательно протянула Рейна.
«Спокойствие, Кейт. Только спокойствие».
— Мама, поможешь мне в кухне?
— Я? — удивилась она.
— Нужно вытащить ее отсюда, — прошептала Джейни мне на ухо.
— Пошли наверх, уложим детей.
Я схватила маму под локоть и попыталась сдвинуть с места. Безуспешно. Все равно что стараться передвинуть глыбу гранита. Будто в замедленной съемке я наблюдала, как свободная рука Рейны плывет по воздуху и опускается на щеку Филиппа.
— Вы красивый мужчина, — объявила она.
— Вы очень любезны, — кивнул Филипп, отступая.
Лацкан пиджака все еще был зажат ее цепкими пальчиками, и когда он отступил, Рейна двинулась за ним, улыбаясь ему рассеянной улыбкой.
— Мама! — воскликнула я.
— Миссис Кляйн, — произнесла Джейни.
— Вы напоминаете мне одного тенора, которого я когда-то знала в Барселоне.
Папа поднялся с дивана, нахмурившись.
— Рейна!
— Он был красивым молодым человеком. Пел как ангел. После спектаклей провожал меня до отеля…
Пальцы Рейны скользнули по кремовой коже ее декольте.
Мой отец побледнел.
— Мама, — прошипела я.
Она проигнорировала меня, глядя только на Филиппа.
— Вы хотите послушать, как я пою? — спросила она, хлопая ресницами.
— Я… эээ…
Этого поощрения было достаточно для того, чтобы Рейна разразилась одной из своих любимых арий. Она глубоко задышала, при этом грудь вздымалась так сильно, что угрожала вывалиться из декольте.
— Боже, — выдохнула я и съежилась у стены.
Все гости уставились на мою мать. Голос Рейны звучал, как всегда, прекрасно. Хрустальная безупречность. И так громко, что я боялась за свои люстры.
Я поймала взгляд отца и отчаянным жестом указала наверх. Он кивнул, подхватил близнецов на руки и направился к лестнице.
Тем временем Рейна продолжала петь и цепляться за пиджак Филиппа. Я с ужасом увидела, как ее рука поблуждала по лацкану и остановилась на его груди.
Я промаршировала через всю гостиную, схватила мать за другую руку, оборвав пение на полуслове, и вывела ее оттуда под жидкие нестройные аплодисменты и просьбу Софи спеть на бис «O Mio Babbino Caro».
— Выпей это! — скомандовала я, наполняя стакан над кухонной раковиной.
Рейна растерянно уставилась на меня.
— Пойди, сделай что-нибудь, — прошептала я Джейни.
— Что? — спросила подруга, вытирая слезы. — Сплясать под техномузыку в шляпе кота?
— Кейт, — прощебетала Рейна, — ты зачем притащила меня сюда?
— Пей воду, мама, — сказала я и небрежно поинтересовалась: — А ты принимаешь какие-нибудь лекарства?
Она моргнула.
— А что такое?
— Да так, просто спрашиваю.
— Рейна!
Я обернулась и увидела, что в кухню вошли Бен и мой отец. Роджер выглядел озабоченным. Бен был просто в ярости.
— Все в порядке? — спросил мой муж.
В идеальном мире наверняка существует какой-то легкий способ объяснить мужу и отцу, что твоя лучшая подружка случайно дала твоей матери нелегальный модный наркотик. В реальной жизни я просто не знала, как начать, поэтому попыталась отделаться самой общей фразой: «Рейна плохо себя почувствовала».