Кардинал де Ришелье на службе Франции
Арману-Жану дю Плесси, более известному под именем Ришелье, было 22 года, когда Генрих IV дал ему скромное Люсонское епископство. Когда же в 1610 году, после смерти этого короля, начался период бурного регентства, Ришелье явился ко двору и принял сторону Марии Медичи — королевы-матери. Чтобы сделаться известным, он тогда произносил проповеди. Став депутатом от духовенства в Генеральных Штатах 1614 года, он был оратором своего сословия и от имени его обращался к королю с речью. Получив место при Марии Медичи, он через два года был назначен государственным секретарем по военным и иностранным делам.
Эти пять месяцев его министерства почти забыты историей. Ришелье был тогда деловым человеком, а не правителем Франции. Маршал д’Анкр (Кончино Кончини) пользовался всей полнотой власти и был фаворитом регентши, но 24 апреля 1617 года его убили, и Ришелье последовал за Марией Медичи в изгнание. Королева-мать пригласила его к себе тогда, как посредника между собой и сыном.
ЧТОБЫ БЫЛО ПОНЯТНО
Людовик XIII родился в 1601 году. Он вступил на престол в возрасте восьми лет после того, как был убит его отец — Генрих IV Бурбон. Во время малолетства Людовика его мать, Мария Медичи, управляла страной в качестве регента. А потом молодой Людовик решил управлять страной сам, а посему он удалил мать, куда подальше. Чтобы не лезла в его дела. А она все лезла и лезла. Короче, это были отношения из серии «никто не может понять ребенка так неправильно, как его мать».
Этим он опять приобрел милость двора, а в 1621 году смерть герцога де Люиня (фаворита молодого Людовика XIII) открыла обширное поле деятельности для его честолюбия. Два года он хлопотал о получении сана кардинала, и когда в 1624 году опять вошел в Совет, то, благодаря кардинальству, уже председательствовал там. Это мало-помалу дало ему перевес в решении многих важных дел.
Но прежде чем Ришелье достиг власти, было весьма любопытно видеть, как действовал он еще в незначительном положении, когда ни Европа, ни Франция не знали его имени, когда даже современные историографы говорят о нем как бы мимоходом, как о каком-то второстепенном персонаже. Публичная и частная переписка Ришелье в эти 16 лет чрезвычайно любопытна. И совершенно не нужно искать в этих письмах тайну души, предназначенной Судьбой к управлению о громным государством.
Молодость Ришелье — эти слова кажутся таинственными и привлекательными, хотя в этом периоде есть лишь несколько любопытных подробностей, а чего-то поистине замечательного мало.
Французы гордятся своею историей, но беспристрастный наблюдатель фактов при чтении этой истории находит печальные результаты. Франция считает себя одной из первостепенных держав по мощи и просвещению. Народ ее даже гордо называет себя великой нацией. Но история всякой великой нации должна представлять постепенное усовершенствование и стремление к определенной цели, и история представляет нам примеры подобных целей. Мудрое управление, преобладание посредством политики, преобладание посредством завоевания, успехи наук и искусства — все эти идеи могут осуществиться постепенно, поочередно или все вместе в обширном и образованном государстве. Но не иметь ни одной из этих идей нельзя. Однако истинное величие каждой государственной истории только тогда достигает своего апогея, когда государство доходит до осуществления нескольких из этих идей.
Какое же было историческое предназначение Франции? Какой цели следовала она? Какой достигла так, чтобы могла служить образцом для подражания для других народов? Можем сказать смело — ни одной! События ли, или сама нация в этом виноваты — не будем разбирать, но только сам этот факт неоспорим. Как историки ни стараются придать Франции роль, свыше предначертанную, сложно сказать, какая же именно была эта роль? Много говорят о величии монархии Людовика XIV, но она начала угасать еще до его кончины. Или, например, принято гордиться блистательными победами Франции во времена Наполеона Бонапарта, когда французские знамена развевались по всей Европе. И что же осталось Франции от этих побед? Она вышла из них меньше по территории, слабее и беднее, нежели была при королях.
А что же кардинал де Ришелье?
До него трудно составить политическую историю Франции. Карл V Мудрый из династии Валуа представлял собой первое отрадное явление, и он служил образцом тогдашнего французского общества. Он не был воином, но у него был славный коннетабль Бертран Дюгесклен. Король подвергся многим бедствиям и испытаниям как во внешней, так и в междоусобной войне, но из них вышел сильнее прежнего. Его мудрость удерживала честолюбие сильных вассалов и даровала Франции нечто похожее на общественное благосостояние.
К несчастью, преемник его Карл VI был известен в истории только своим сумасшествием, и Франция была завоевана англичанами. Соперники-честолюбцы раздирали ее изменами. Все разделились на партии, у которых не было ни законов, ни отечества, но чужестранное иго выдвинуло мстителей из народной среды, и явилось почти мистическое существо — Жанна д’Арк. Она спасла Францию, но была ею же малодушно отдана в жертву врагам, которых ее казнь покрыла вечным позором.
Только с этой эпохи начало развиваться чувство национального самосознания французов.
Карл VII приготовил царствование Людовика XI. Последний был более любим народом, нежели вассалами. Он хотел везде навести порядок и этим упрочить свою власть.
При его преемниках пробудились первые искры духа завоеваний. Явилось рыцарство, более блистательное, нежели серьезное, родилась жажда славы, не руководимая рассудком, и храбрость, не имевшая настоящей цели.
Великодушный характер Людовика XII окупает сделанные им ошибки, но до Генриха III продолжалась самая печальная эпоха царствования династии Валуа. После неудачных внешних войн начались войны междоусобные. Все законы порядка и власти были попраны партиями, враждовавшими между собой. XVI век был печальной эпохой страданий и преступлений. Явились, правда, новые искры просвещения, но они служили только тому, чтобы еще яснее открывать бедствия.
Наконец, явился Генрих IV Бурбон, и при нем все было забыто: чужеземные вторжения, междоусобица, анархия, злодейства, грабежи… Он был воинственнее всех рыцарских королей, глубокомысленнее в политике всех хитрецов и вместе с тем — честнейший и благороднейший из политиков. Верховная власть была в руках этого короля символом порядка, закона и спокойствия. Он даровал религиозную свободу Нантским эдиктом 1598 года, сосредоточил в своих руках административную власть и создал политику Франции. Но он короновал свою жену Марию Медичи 13 мая 1610 года, а на следующий день его убил католический фанатик Франсуа Равайяк. И судьба Франции оказалась в руках малолетнего Людовика XIII. И духовенство стало заботиться только об ограничении прав протестантов. Дворянство разделилось на два класса: на феодальное и мелкопоместное. Первые владели замками, содержали гарнизоны в крепостях и вообще были очень сильны, ибо верховная власть стала слаба. Все эти неверы, монморанси, ледигьеры и эперноны хотели быть во всем равными с правительственной властью. Гастон Орлеанский, принц де Конде и некоторые другие были преданы королевской власти по причине родства. Подобная аристократия могла составить только оппозицию, но не опору государства.
В 1614 году были созваны Генеральные Штаты, и вот тут-то Ришелье и начал свою политическую деятельность.
Кардинал де Ришелье. Худ. Филипп де Шампень (1640)
Первые годы регентства Марии Медичи составили темную эпоху во французской истории. За какие такие выгоды сражались королева-мать, принц де Конде, де Люинь и Кончино Кончини? Логическая история этого времени невозможна. Все делалось спонтанно, согласно характерам и личным страстям действующих лиц. Это зрелище могло бы служить лишь опорой для политического скептицизма и заставляло думать, что вся история состоит из каких-то бессвязных эпизодов…
Вы называете это коварством? Я бы скорее именовал это кратчайшим путем.
Ришелье был в это время простым дворянином, но не зависел ни от кого из феодальной знати. Семейство его служило при дворе покойного короля, сделавшего Ришелье епископом. Но это скромное епископство не удовлетворяло деятельного честолюбца. Ему хотелось управлять большими государственными делами. Впрочем, ничто не доказывает, что он к этому готовился. Сначала честолюбие его не простиралось, по-видимому, выше звания члена Государственного совета, но после своего ораторства и при благожелательности регентши он уже начал расширять свои чаяния. Он тотчас же понял, в чем состоит польза государства, и принялся действовать.
А ситуация была не из простых. Внутренние смуты в государстве, произведенные честолюбием Марии Медичи и ее ссорой с царственным сыном, тяготили Францию и обременяли народ. Все желали мира, и Ришелье чрезвычайно хитро сумел воспользоваться этими обстоятельствами, став посредником и примирителем между королем и его матерью, за что приобрел полное ее расположение.
С другой стороны, для того чтобы привести в исполнение свою идею о государе и государстве, Ришелье нужно было овладеть и Людовиком XIII. А он был человеком без душевной силы, без постоянных привязанностей, и он очень тяготился своим талантливым министром. Что же привязало его к нему? Во-первых, ленивая природа молодого короля, который приходил в ужас при одной мысли о том, что надо взвалить на себя всю тяжесть государственных дел, которые так удачно шли в руках Ришелье. Плюс короля тесно привязывала к министру врожденная недоверчивость, усиленная обстоятельствами и самым кардиналом. Людовик видел врага в матери. Он боялся своей жены Анны, дочери испанского короля, как принцессы из враждебного Габсбургского дома. Он боялся своего брата Гастона, который спал и видел, как бы завладеть престолом при бездетном короле… А Ришелье взялся спасти его от необходимости думать и от врагов, прикрыв его собою, и Людовик потянулся к нему, хотя и не любил его.