Вплоть до середины прошлого века историки в своем распоряжении имели только отрывочные и противоречивые, а иногда и искаженные сведения о народах, которые в древности населяли территорию в бассейне Тигра и Евфрата.
Приходилось пользоваться почти исключительно сообщениями, взятыми в библии и у античных авторов.
Действительно, в различных библейских источниках можно часто встретить упоминание Вавилонии и Ассирии, но эти упоминания носят односторонний характер и касаются войн и мирных взаимоотношений этих государств с Израилем и Иудеей.
Некоторые сведения о прошлом Двуречья до нашего времени дошли от «отца истории» Геродота, знаменитого греческого историка, который в середине V в. до н. э. посетил ряд восточных стран.
Но, к сожалению, Геродот не знал языка древневосточных народов и прибегал к услугам переводчиков, которые любознательному иностранцу рассказывали всевозможные предания и занимательные истории, при этом путая, а то и искажая историю.
Мало того, о Шумере, Аккаде и Старовавилонском царстве они вообще ничего не помнили. Из нововавилонских царей они помнили только последнего — Набонида, а сооружения, оставшиеся от Навуходоносора, который правил за 100 лет до путешествия на восток Геродота, приписывали царице Нитокриде. Эта царица в повествовании греческого историка заняла место своего знаменитого супруга.
Геродот считал, что создателем Ассирийского царства был некто Нин — личность абсолютно легендарная. А вот ассирийская царица Семирамида и в действительности оказалась вполне реальной личностью. Когда открыли и прочитали подлинные ассирийские документы, то оказалось, что в конце IX в. до н. э. в Ассирии правила в малолетство своего сына царица Шаммурамат. Греки ее имя переделали в Семирамиду.
Много полезного можно обнаружить в описании Геродотом экономики долины Тигра и Евфрата — роль ирригации, использование речных судов для торговли с Арменией и т. д. — а также быт населения.
Впрочем, и здесь Геродот не совсем точен. Он несколько преувеличил плодородие страны, а также привел ряд занимательных бытовых анекдотов, которые не имели никакой исторической ценности. Вместе с тем, Геродот, конечно же, не был виноват в том, что не имел доступа к архивам и библиотекам древневосточных стран и пользовался только информацией, которую зачастую получал от случайных лиц.
Другие античные историки и географы — греческие историки Ктесий (V–IV вв. до н. э.) и Диодор (I в. до н. э.), географ Страбон (I в. до н. э. — I в. н. э.), а также римские историки Помпей Трог и Плиний Старший — тоже приводили далекие воспоминания о прошлом Вавилонии и Ассирии, которые оказались перемешанными с легендами и нравоучительными рассказами о той же Семирамиде, будто бы совершившей поход в Индию, или о развратном Сарданапале, при котором погибла Ассирийская держава.
Довольно много интересного можно почерпнуть в работах вавилонского жреца Бероса, который жил и писал в III в. до н. э. и имел гораздо больше сведений. В то время его страна находилась под греко-македонским господством и он написал для завоевателей «Вавилонскую историю» в трех книгах на греческом языке.
Начал Берос с описания мифических «допотопных» времен (1-я книга), а затем перешел к реальным событиям и довел свое изложение до завоевания Вавилонии Александром Македонским.
Берос при работе мог пользоваться подлинными письменными источниками, хранившимися в вавилонских храмах, так как был образованным вавилонянином.
К сожалению, работа Бероса дошла до нас в отрывках, к тому же, в объяснении исторических событий ее автор проявил ярко выраженную религиозную тенденцию, что несколько снизило ее ценность.
Конечно, всех этих сведений было явно недостаточно для воссоздания истории древнего Двуречья.
Возможность для углубленного изучения истории Двуречья могла появиться только с восстановлением забытых языков, на которых говорили древние обитатели долины Тигра и Евфрата. Для этого нужно было прежде всего расшифровать так называемую клинопись, которая совершенно перестала употребляться почти две тысячи лет тому назад — в I в. н. э. Большинство клинописных текстов оказалось глубоко под землей, но некоторые из них сохранились на поверхности скал или на стенах полуразрушенных зданий.
Уже в XVII–XVIII вв. н. э. в Европу стали попадать сведения о странных, непонятных знаках, покрывающих каменные плиты в развалинах Персепольского Дворца — в юго-западном Иране. Это были группы клиньев, то пересекающихся, то параллельных, то идущих вкось. Некоторые путешественники принимали их за узоры. Другие догадывались, что перед ними какие-то надписи, однако прочитать их не могли.
Наконец несколько этих надписей привезли в Европу, где и начались попытки их изучения. Вначале было установлено, что сделаны они на трех языках. Древнеперсидские цари, столицей — точнее, одной из столиц — которых был Персеполь, приказывали высекать свои надписи на персидском, эламском и вавилонском языках.
Первые шаги к прочтению знаков одной из этих систем клинописи (самой легкой — персидской) удалось сделать немецкому учителю по фамилии Гротефенд. Он смог определить в надписях группу знаков, обозначавшую слово «царь», а впоследствии прочесть царские имена Дария и Ксеркса. Всего же Гротефенд правильно смог разгадать девять алфавитных знаков.
Больших успехов в прочтении древних надписей добился английский офицер Г. Роулинсон, прикомандированный к правительству персидского шаха. Он, выполняя свои военные, дипломатические и агентурные обязанности, совершал частые поездки по Ирану и знакомился с подлинными памятниками.
Немало сил пришлось ему затратить, чтобы снять копию огромного клинописного текста, высеченного на отвесном склоне Бехистунской скалы (около западной границы Ирана) на высоте около 100 метров. Изучал он ее 12 лет, и результаты превзошли все ожидания. В 1847 г. Роулинсон окончательно пришел к выводу, что это была надпись того самого Дария, имя которого удалось прочесть Гротефенду, и на тех же трех языках.
Теперь уже удалось разгадать не 9, а несколько сотен знаков и сверить персидский текст с вавилонским и эламским. Конечно всю эту работу выполнил не один Роулинсон. Его продолжателями был ряд английских, французских и немецких исследователей. Русскому ассириологу М. В. Никольскому удалось проследить происхождение клинописных знаков первоначального рисуночного письма.
Увы, далеко не сразу в ученом мире поверили, что причудливые сочетания клиньев передают какие-то понятия и созвучия. Но когда в одной надписи было обнаружено указание, что у истока Тигра высечены на скале изображения двух ассирийских царей и отправившаяся в указанное место экспедиция действительно нашла эти памятники, скептики сразу же поутихли.
Кроме филологических изысканий проводились и археологические раскопки. Археологи обнаруживали десятки новых текстов. Под холмами, в бесчисленном количестве находящимися в долине Тигра и Евфрата, были найдены развалины давно исчезнувших городов.
Английский археолог Лэйард в 40-х годах прошлого века раскопал остатки ассирийской столицы Ниневии. При обследовании руин дворца он обнаружил огромную библиотеку царя Ашшурбанапала (VII в. до н. э.), в которой было 20 000 глиняных книг — табличек, покрытых клинописными знаками.
Кроме надписей на вавилонском и ассирийском диалектах аккадского языка Лэйард нашел много текстов на неизвестном языке, который отличался и от семитических и от иранских.
Как удалось позже выяснить, на этом языке говорил народ, о котором понятия не имели античные авторы, о котором не упоминалось в библии, а исчез он во II тысячелетии до н. э., слившись с вавилонянами и ассирийцами. Но сохранилось литературное наследие этого народа, которое тщательно изучалось писцами ассирийских царей. Благодаря составленным ими словарями, справочникам и построчным переводам ученым удалось восстановить шумерский язык, который почти четыре тысячи лет назад перестал быть разговорным.
Конечно, это открытие было очень неожиданным, и многие филологи отказывались верить в существование в давние времена шумерского народа. Выдвигались версии, что эти надписи были составлены на искусственном языке, мол, специально изобретенном для записи секретных сведений и религиозных тайн.
Однако в 70-х годах прошлого столетия археологическая экспедиция из Франции раскопала развалины шумерского города Лагаша. Там были обнаружены изображения самих шумеров с их своеобразными внешними чертами. Также были найдены надписи на их языке без каких бы то ни было переводов. В числе этих надписей были договоры, списки продуктов, а также другие деловые документы, явно не нуждающиеся ни в каком засекречивании.
Конец XIX в. ознаменовался тем, что в это время был раскопан главный центр Двуречья — Вавилон, оказавшийся окруженным двойной стеной и изрезанный сетью каналов. От укрепленного дворца к храму с семиэтажной уступчатой башней (зиккуратом) вела широкая парадная улица, окаймленная замечательными, многоцветными фигурами львов и других зверей.
Все обнаруженные постройки относились к поздней стадии существования города, а более ранние сооружения погибли в результате многочисленных пожаров и разгромов.
Находки археологов и филологов создали базу для изучения древнего Двуречья. Главным образом внимание обращалось на политическую и культурную историю страны. В центре внимания исследователей оказались войны и строительная деятельность царей, мифы о богах и героях.
Английский ученый Дж. Смит обнаружил текст вавилонского мифа о потопе, который сегодня является известным литературным памятником.
Интерес к социально-экономической истории народов Двуречья появился только в конце прошлого века, причем он сразу же вызвал много споров в мировой науке. Многие историки искали в этой стране характерные явления средневековья и даже нового времени, как, например, немецкие исследователи Эд. Мейер и М. Вебер. Кстати, последний даже утверждал, что Двуречье с самого начала было капиталистической страной.
Много белых страниц в истории этой страны остается и сегодня, поэтому и споры не утихают до сих пор.
Природные условия и население Двуречья
Примерно в то же время, что и в Египте, в южной части долины рек Тигра и Евфрата складывается древнейшее рабовладельческое общество и государство.
Здесь возникает второй важнейший очаг цивилизации, который впоследствии оказал большое влияние на экономическую, политическую и культурную жизнь всего древнего мира.
Равнинную часть страны, которая расположилась между Тигром и Евфратом в их нижнем и среднем течении, обычно называют греческим словом Месопотамия (Междуречье). Исторические судьбы, как и природные условия, северной и южной части Месопотамии неодинаковы. Поэтому ее южную часть, где течение обеих рек сближалось — в основном к югу от района столицы современного Ирака, Багдада, — мы называем Двуречьем.
В этой части Месопотамской равнины периодически в весенне-летний период из-за таяния снегов в горных районах верховьев разливаются реки, и поэтому равнина заполнена их отложениями.
В период древнекаменного века (палеолита) страна представляла собой сплошное болото, над которым кружились тучи комаров и москитов. Человеку жить здесь было невозможно. Не случайно здесь археологами не обнаружено ни одного палеолитического орудия — они были найдены только в горах, окаймляющих Двуречье.
Лишь в период неолита, да и то, видимо, к концу его, в Двуречье в небольшом количестве начинают проникать жители окрестных возвышенностей. Вероятно, их гнала сюда тяжелая необходимость — натиск врагов и истощение продовольственных запасов.
Древнейшие поселения, явившиеся центрами образования первых государств, были расположены по обоим берегам вдоль нижнего течения обеих рек, преимущественно Евфрата, воды которого легче использовать для земледелия без специальных водоподъемных устройств. Воды разлива собирались в особые водохранилища для использования их при осенней обработке земли.
Кроме того что Тигр и Евфрат служат источниками орошения, они еще являются основными транспортными артериями страны.
Климат в Двуречье сухой и жаркий. Количество атмосферных осадков невелико. Выпадают они главным образом зимой. По этой причине земледелие возможно преимущественно на почвах, которые естественно орошаются разливами рек или же орошаются искусственно. На них можно выращивать самые разнообразные культуры, а урожаи получаются высокие и устойчивые.
С севера и востока месопотамская равнина окаймлена окраинными горами Армянского и Иранского нагорий. На западе же она граничит с Сирийской степью, а также пустынями Аравии. С юга равнина ограничена Персидским заливом, в который впадают Евфрат и Тигр. В настоящее время обе эти реки за 110 км до впадения в море сливаются в единый речной поток — Шатт эль-Араб. Однако в древности море вклинивалось значительно глубже на северо-запад и обе реки впадали в него раздельно.
Центр возникновения древнейшей цивилизации располагался именно здесь, в южной части Двуречья.
Естественные богатства, из тех, которые могли быть использованы древнейшим населением равнины, не очень разнообразны. Это тростник, глина, а в реках и болотистых озерах — рыба.
Из древесных пород выделяется финиковая пальма, которая дает питательные и вкусные плоды, однако невысокую по качеству древесину.
Отсутствовали и необходимые для развития хозяйства металлические руды и камень.
Древнейшим населением страны, которое заложило основы цивилизации в Двуречье, являлись шумеры. Как полагают ученые, уже в IV тысячелетии до н. э. они были основным населением Двуречья. Шумеры говорили на языке, родство которого с другими языками до сих пор не установлено.
Если судить по сохранившимся, обычно довольно грубо передающим облик человека статуям и рельефам, для физического типа шумеров было характерно круглое лицо с крупным прямым носом.
С III тысячелетия до н. э. в Двуречье из Сирийской степи стали проникать скотоводческие семитические племена. Язык этой группы семитических племен получил название аккадского или вавилоно-ассирийского — по тем позднейшим наименованиям, которые эта группа получила уже в Двуречье.
Сначала они заняли северную часть страны, занимаясь земледелием. Однако вскоре проникли и в южную часть Двуречья. А к концу III тысячелетия семитическое и шумерское население окончательно смешались.
В то время различные семитические племена составляли основную массу скотоводческого населения передней Азии. Они расселялись в Сирийской степи, а также в Палестине и Аравии.
Что касается северной Месопотамии и окраинных нагорий Ирана, которые окаймляли с востока долину Евфрата и Тигра, то их населяли многочисленные племена, говорившие на языках, родственные связи которых пока еще не удалось установить. Некоторые из них, впрочем, возможно, были близки некоторым современным кавказским языкам.
В северной части Месопотамии и на притоках Тигра в различных памятниках рано обнаруживаются поселения племен хурритов. Дальше к востоку, в горах, жили луллубеи и гутеи (кутии).
Соседние с Двуречьем долины рек Юго-Западного Ирана населяли эламиты.
Эти и близкие к ним племена в IV–III тысячелетиях до н. э. в большинстве своем являлись оседлыми горными земледельцами и полуоседлыми скотоводами. Жили они еще в условиях первобытно-общинного строя. Благодаря этим племенам в передней Азии создавалась энеолитическая «культура крашеной керамики».
Поселения этих племен — Телль-Халаф, Телль-Брак, Арпачия, Самарра, Тепе-Гаура, а дальше в нагорье Ирана Тепе-Гиян, Тепе-Гиссар, Тепе-Сиалк, Туренг-Тепе — многое говорят о характере их развития.
Большинство из этих племен вначале опережало в своем развитии племена, населявшие Двуречье. И только начиная со второй половины IV тысячелетия население Двуречья в своем развитии быстро обгоняет соседей.
И только у эламитов, живших в низовьях рек Каруна и Керхе, классовое общество возникло несколько позже, чем в Шумере.
Как свидетельствуют памятники III тысячелетия, с другими странами Шумер был связан морским путем, который шел по Персидскому заливу.
Клинописные тексты упоминают остров Дильмун и славившиеся золотом и черным деревом страны Маган и Мелухха. Однако только Дельмун, как считают ученые, можно отождествить со всей бесспорностью с нынешними Бахрейнскими островами у берегов Восточной Аравии. Поэтому о том, как далеко простирались морские связи Двуречья, сказать определенно довольно трудно.
Вместе с тем эпические песни о путешествиях шумерских героев на восток, «за семь гор», и о дружеских отношениях с местным населением, а также печати с изображениями индийских слонов и знаками индийской письменности, которые найдены в поселениях Двуречья III тысячелетия до н. э., заставляют предполагать, что в то время существовали связи с долиной Инда.
Очень трудно судить о древнейших связях с Египтом. Вместе с тем некоторые особенности наиболее ранней энеолитической культуры Египта, возможно, являются свидетельствами наличия подобных связей. Мало того, некоторые историки даже высказывают предположение, что в последней трети III тысячелетия до н. э. имели место военные столкновения между Двуречьем и Египтом.
Древнейшие поселения в Двуречье
Влияние условий географической среды на ход исторического развития народов Двуречья имело весьма относительный характер. Географические условия Двуречья за последние 6–7 тысячелетий почти не изменились.
Однако если в настоящее время Ирак — сравнительно отсталое государство, то в средние века, до того как здесь в XIII в. побывали монголы, Двуречье являлось одной из самых богатых и населенных стран мира.
Таким образом, не стоит объяснение расцвету культуры Друречья искать в благоприятных природных условиях страны для земледелия. Или, во всяком случае, не стоит делать на них особый акцент.
Мало того, как уже отмечалось выше, если заглянуть еще дальше в глубь веков, то окажется, что та же самая страна в V и даже отчасти в IV тысячелетии до н. э. вообще утопала в болотах и озерах, заросших тростниками, где по берегам и на островах ютилось редкое население, оттесненное в эти не самые лучшие места для проживания из предгорий и степей более сильными племенами.
Использовать эти особенности географической среды, которые ранее были неблагоприятны, местные жители смогли только с развитием неолитической техники, а также с переходом к веку металла. С усилением технической вооруженности человека эти географические условия стали фактором, который ускорил историческое развитие селившихся здесь племен.
Еще к началу IV тысячелетия до н. э. относятся древнейшие поселения, обнаруженные в Двуречье. Т. е. к периоду перехода от неолита к энеолиту.
Одно из таких поселений удалось раскопать под холмами Эль-Обейд. Холмы же (телли) образовывались на равнине Двуречья на месте древних поселений от постепенного накопления строительных остатков, глины от сырцового кирпича и т. д.
Как считают археологи, население, которое здесь проживало, уже вело оседлый образ жизни. Оно знало простейшее земледелие и скотоводство, хотя и охота и рыболовство продолжали играть в хозяйстве большую роль.
Культура своими главными чертами была схожа с культурой предгорий, хотя оказалась немного беднее. Было известно гончарное дело, ткачество. Преобладали каменные орудия труда, но уже начали появляться и медные изделия.
Примерно к середине IV тысячелетия можно отнести нижние слои раскопок Урука. В это время жители Двуречья уже выращивали ячмень, в домашнем хозяйстве держали быков, овец, коз, свиней, ослов.
Если жилища Эль-Обейда были преимущественно тростниковыми хижинами, то при раскопках Урука были найдены сравнительно крупные здания, сложенные из кирпича-сырца.
Ко второй половине IV тысячелетия ученые относят и первые пиктографические (рисуночные) надписи на глиняных плитках («табличках»), которые являются древнейшими памятниками письменности Двуречья. Самый же древний из всех обнаруженных письменный памятник Двуречья — маленькая каменная табличка — хранится в Эрмитаже.
К концу IV и самому началу III тысячелетия до н. э. ученые относят слои раскопок холма Джемдет-Наср, находящегося недалеко от другого древнего города Двуречья — Киша, а также и более поздние слои Урука.
Благодаря этим раскопкам нам стало известно, что в то время в этих областях значительного развития достигло гончарное производство. Несмотря на то, что все еще в большом количестве встречаются орудия из камня и кости, медные орудия завоевывают все большее признание.
К этому времени уже было известно колесо, изобретенное, кстати, шумерами. Благодаря этому перевозку грузов можно было осуществлять не только вьюками, а по болотистой почве на санях, но и колесным транспортом.
В этот период уже строились из кирпича-сырца значительные по размерам и художественному оформлению общественные сооружения и храмы, хотя первые храмовые постройки появились еще в начале предшествующего периода.
Судя по этим раскопкам, в конце IV тысячелетия до н. э. в Двуречье уже быстрыми темпами проходило имущественное и общественное расслоение общества, которое вело к возникновению новой общественной формации.
Развитие земледелия
Шумерские племена, поселившиеся в Двуречье, уже в глубокой древности в различных местах долины могли заниматься осушением болотистой почвы и использовать воды Евфрата, а вскоре и нижнего Тигра, создавая этим самым основу ирригационного земледелия. Аллювиальная (наносная) почва долины была рыхлой и мягкой, а берега низкими. Благодаря этому даже несовершенными орудиями труда можно было сооружать каналы и запруды-водохранилища, плотины и дамбы.
Для проведения всех этих работ требовалось привлечение большого количества людей, поэтому они были не под силу ни отдельной семье, ни первобытной общине, ни небольшому объединению таких общин.
Эти работы стало возможно выполнять только при более высокой ступени общественного развития, когда происходило объединение многих общин в одно целое.
Кроме того, для создания ирригационного хозяйства требовался определенный уровень развития техники. В свою очередь и работы эти способствовали дальнейшему развитию сельскохозяйственной техники, а также усовершенствованию тех орудий, которыми пользовались при землекопном труде.
Вскоре на осушительных работах начали появляться орудия с металлическими частями. В связи с ростом ирригационного хозяйства более интенсивное использование металла не могло не привести к очень важным общественным результатам.
Рост производительности труда неизбежно приводил к появлению прибавочного продукта. Это стало причиной выделения в общинах, первоначально ведущих коллективное хозяйство, сильных семей, которые были заинтересованы в организации отдельных независимых хозяйств и стремились к захвату лучших земель.
Со временем эти семьи составили племенную аристократию, взявшую в свои руки управление племенными делами. Так как племенная аристократия обладала лучшим вооружением, чем рядовые общинники, то вскоре она стала захватывать большую часть военной добычи. А это в свою очередь вело к усилению имущественного неравенства.
Появление рабства
Как свидетельствуют древние источники, шумерские племена уже в период первобытно-общинного строя использовали труд рабов. Упоминания о рабынях и рабах обнаруживаются в документах с периода культуры Джемдет-Наср.
Однако в то время рабский труд использовался еще в очень ограниченных размерах. Первые ирригационные каналы прорывали свободные члены общин.
Но развитие ирригационного хозяйства большого масштаба требовало все большего количества рабочей силы. Поэтому если в дальнейшем над созданием ирригационной сети работали свободные представители общества, правда, зачастую уже в порядке повинности, то на землекопных работах все больше использовался труд рабов.
Необходимо отметить, что к работе по искусственному орошению города-победители привлекали и население покоренных общин.
Об этом, например, свидетельствует отражающая условия начала III тысячелетия эпическая поэма о царе Киша Акке и царе Урука Гильгамеше. Согласно этому древнему произведению, царь города Киша потребовал от города Урука рытья больших и малых водных бассейнов во всей стране. В таких случаях население покоренного города фактически превращалось в подневольных людей.
Необходимо отметить, что на первых порах пленниками в основном были женщины и дети. Взрослых мужчин, которые умело обращались с оружием, порабощать в сколько-нибудь значительных количествах было опасно. И только на более позднем этапе порабощение мужчин приобрело более широкие размеры.
Конечно, положение рабов в древнейшем шумерском обществе было незавидным. Раба часто называли иги-нуду — «не поднимающий глаз», т. е. тот, кто перед свободными людьми глаза должен держать опущенными.
Что же касается женщин-пленниц, то их обычно превращали в наложниц своих господ. Если у такой наложницы рождались дети и если господин признавал их своими, то они получали часть наследства. Если же он не признавал их, то они оставались в доме в качестве неполноправных членов семьи.
Таких детей, впрочем, как и их матерей, нельзя было продать кому-либо другому, хотя вместе с тем их положение почти ничем не отличалось от положения рабов.
Если мужчины-рабы должны были рыть каналы, сооружать здания из кирпича, то рабыни должны были молоть зерно ручными жерновами.
Нередко рабов приносили в жертву богам и умершим царям. Это, по мнению многих исследователей, является свидетельством того, что в Двуречье все же мало значения придавали рабскому — труду. Да и само количество рабов было незначительным.
Однако все это было только на первом этапе. Позднее обычай приносить рабов в жертву богам вышел из употребления, поскольку такая бесхозяйственная трата рабочей силы уже считалась недопустимой.
Возникновение государств
Первые государства на территории Двуречья возникли в начале III тысячелетия до н. э. Они способствовали охранению новых форм собственности и дальнейшему развитию рабовладельческих отношений.
Часть рабов принадлежала знати, часть государству.
Собственность на орудия труда и домашний скот являлась уже частной, причем о равенстве в этом отношении уже говорить не приходится. Не коллективной собственностью отдельных общин, как это было раньше, а собственностью государства в скором времени стала часть освоенной территории, орошаемой разливами рек. С появлением государства храмовое хозяйство из общеплеменной собственности стало по существу собственностью государственной. Продукция храмового хозяйства в большинстве своем шла на содержание государственного аппарата и жречества.
Основные жреческие должности, а также все государственные посты занимали представители рабовладельческой знати. Т. е., кроме того, что они имели свои крупные хозяйства, им можно было использовать в своих интересах то, что считалось государственной собственностью, в первую очередь землю.
Необходимо отметить, что в общественной жизни того времени в немалой степени еще сохранялись пережитки первобытно-общинных отношений, а сами государства были весьма примитивны. Если даже в самых развитых рабовладельческих государствах значительно более позднего времени общество не состояло только из рабов и рабовладельцев, то это тем более относится к рабовладельческому обществу на ранних ступенях его формирования.
Не только в начале III тысячелетия, но и значительно позже большинством населения Двуречья являлись общинники. Другое дело, что они уже не были независимы. Те взносы, которые ими раньше делались в общеплеменную казну с их собственного согласия, теперь уже превращались в обязательный государственный налог. Сама же работа общинников на благо государства превращалась в тяжелую повинность, в работу на нужды находившегося в руках верхушки государственного аппарата.
Тем не менее, свободные общинники еще сохраняли фактическое право на владение большей частью обрабатываемой земли. Их обезземеливание происходило достаточно долгое время. Связано это было с тем, что владение землей было коллективным, и отнять землю у общины было не очень легко.
Свободные общинники составляли основную производительную часть населения на территории, пригодной для земледелия. Кроме того, некоторое время они также, являлись основной военной силой в ополчении.
Государственный строй сохранял формальные элементы племенной демократии. Так, например, продолжали существовать народное собрание, или собрание воинов, совет старейшин.
В связи с дальнейшим развитием рабовладельческих отношений, разложением общины эти формы стали явно ненужными, отжившими, бывший племенной вождь со временем превратился в царя.
Политическая карта Шумера в начале III тысячелетия до н. э
В начале III тысячелетия до н. э. на территории Двуречья находилось несколько десятков небольших городов-государств, а политическое объединение их еще ждало своего часа.
Города Шумера, построенные на холмах и окруженные стенами, стали основными носителями шумерской цивилизации. Они делились на отдельные поселки, восходящие к тем древним общинам, из соединения которых и появились шумерские города. В центре каждого поселка находился храм местного бога. Бог же главного поселка считался господином всего города.
Наряду с главными городами на территории шумерских городов-государств располагались и другие поселения. Как правило, они подчинялись главным городам, находились в политической зависимости от главного города, население которого, возможно, обладало большими правами, чем население этих своеобразных «пригородов». Если же какое-либо поселение отказывалось от подобной «опеки», в ход нередко шло оружие.
Количество населения таких городов-государств было не очень большим, как правило, не превышало 40–50 тыс. человек.
Между отдельными городами-государствами лежали огромные неосвоенные территории, поскольку крупных и сложных ирригационных сооружений еще не было и население группировалось около рек, вокруг ирригационных сооружений местного характера. Во внутренних частях этой долины, которые находились на большом расстоянии от воды, и в позднейшее время оставались значительные пространства необработанной земли.
На крайнем юго-западе Двуречья, там, где сейчас расположено городище Абу-Шахрейн, в то далекое время возник город Эриду (около 3100–2800 гг. до н. э.). С ним, находившемся на берегу «волнующегося моря» (теперь, кстати, отстоящем от моря на расстоянии около 110 км), была связана легенда о возникновении шумерской культуры. А если верить более поздним преданиям, Эриду стал древнейшим политическим центром страны. Во всяком случае, лучше всего культура Шумера того времени нам известна по уже упоминавшимся раскопкам холма Эль-Обейд, который расположен примерно в 18 км к северо-востоку от Эриду.
К востоку от холма Эль-Обейд, в 4 км от него, находился город Ур, который имел немалое значение в истории Шумера.
К северу от Ура, на берегу Евфрата, был расположен город Ларса. Возник он, видимо, несколько позже упомянутых выше городов, которые были воздвигнуты приблизительно в одно и то же время.
К северо-востоку от Ларсы, на берегу Тигра, находился Лагаш. Он также играл важнейшую роль в истории Шумера в III тысячелетии до н. э., несмотря на то, что более позднее предание, отраженное в списке царских династий, о нем вообще умалчивает. От древнего Лагаша до нашего времени дошли ценнейшие исторические источники.
Постоянным противником Лагаша был город Умма. Находился он к северу от него. От этого города мы имеем очень любопытные документы хозяйственной отчетности, которые являются надежной основой для определения общественного строя Шумера.
В истории объединения страны исключительная роль принадлежит городу У руку, расположенному на Евфрате. При раскопках здесь была обнаружена древняя культура, сменившая культуру Эль-Обейда. Кроме того, здесь были обнаружены древнейшие письменные памятники, которые указали на пиктографические истоки шумерского клинописного письма, т. е. письма, которое уже состояло из знаков условного начертания, в виде клинообразных углублений на глине.
К северу от Урука, на берегу Евфрата, расположился город Шуруппак. Оттуда происходил герой шумерского мифа о потопе Зиусудра (Утнапиштим).
Несколько к югу от того места, где Тигр и Евфрат теперь ближе всего сходятся друг с другом, почти в самом центре Двуречья, находился город Ниппур. Он являлся центральным святилищем всего Шумера, Но, по мнению ученых, этот город вероятно никогда не был центром какого-либо государства, имевшего серьезное политическое значение.
В северной части Двуречья, на берегу Евфрата, расположился древний город Киш. Здесь в начале нашего столетия было обнаружено много памятников, относящихся еще к шумерскому периоду истории северной части Двуречья.
На севере Двуречья, на берегу Евфрата, был построен город Сиппар, который являлся одним из важнейших городов Двуречья уже в самой глубокой древности.
Кроме того, несколько древних городов было расположено за пределами долины. Их исторические судьбы также теснейшим образом связаны с историей Двуречья.
Одним из них был город Мари, расположенный на среднем течении Евфрата. В составленных в конце III тысячелетия списках царских династий есть сведения и о династии из Мари, которая будто бы управляла всем Двуречьем.
На заливной равнине к югу от левого притока Тигра Диялы, в 35 км к северо-востоку от современного Багдада стоял город Эшнунна. Он также сыграл немалую роль в истории Двуречья. Этот город служил для шумерских городов связующим эвеном в торговле с горными племенами Северо-Востока.
А вот посредником в торговле шумерских городов с северными областями являлся город Ашшур, находящийся на среднем течении Тигра. Впоследствии он стал центром Ассирийского государства. Скорее всего, уже в очень давнее время здесь обосновались многочисленные шумерские купцы, которые принесли сюда с собой элементы шумерской культуры.
Переселение в двуречье семитов
Об очень ранних сношениях шумеров с пастушескими семитическими племенами говорят несколько семитических слов, обнаруженных в древних шумерских текстах.
Вскоре и сами семитические племена стали появляться на территориях, где проживали шумеры. А уже в середине III тысячелетия до н. э. на севере Двуречья семиты стали являться наследниками и продолжателями шумерской культуры.
Вероятнее всего, самым древним из городов, основанных семитами, был Аккад, расположенный на Евфрате, недалеко от Киша, и, кстати говоря, появившийся значительно позже того, как были заложены важнейшие шумерские города. Аккад стал столицей государства, которое явилось первым объединителем всего Двуречья. Об огромном политическом значении этого города можно судить по тому факту, что даже после падения Аккадского царства северная часть Двуречья и дальше продолжала называться Аккадом, а южная часть сохранила название Шумер.
По всей видимости, к городам, которые основали семиты, необходимо отнести и город Исин, вероятно расположенный недалеко от Ниппура.
Особо важная роль в истории страны выпала на долю самого молодого из этих городов — Вавилона, расположенного на берегу Евфрата, к юго-западу от города Киша. Начиная с II тысячелетия до н. э. его политическое и культурное значение непрерывно возрастало. В I тысячелетии до н. э. его роль и значение были настолько огромными, что греки по имени этого города стали называть все Двуречье Вавилонией.
Древнейшие шумерские документы
Раскопки последних десятилетий дали нам большие сведения о политической, экономической и культурной жизни государств Двуречья задолго до их объединения во второй половине III тысячелетия до н. э. Благодаря раскопкам достоянием науки стали списки царских династий, которые правили в государствах Двуречья. Эти памятники были написаны на шумерском языке в начале II тысячелетия до н. э. в государствах Исина и Ларсы на основании списка, который был составлен в городе Уре лет за двести до этого.
На этих царских списках в огромной мере отразились местные предания тех городов, в которых списки были составлены или переработаны. Тем не менее, они являются основой установления более или менее точной хронологии древнейшей истории Шумера.
Для наиболее отдаленных времен шумерская традиция является настолько легендарной, что о ее историческом значении говорить очень сложно. Уже из данных Бероса, вавилонского жреца III в. до н. э., составившего сводный труд по истории Двуречья на греческом языке, было известно, что вавилонские жрецы делили историю своей страны на два периода — «до потопа», и «после потопа». В своем списке династий Берос насчитывает «до потопа» 10 царей, правивших в общей сложности 432 тыс. лет.
Таким же невероятным является число лет правления царей «до потопа», отмеченных в списках, составленных в начале II тысячелетия в Исине и Ларсе.
Не менее неправдоподобно и приводящееся число лет правления царей первых династий «после потопа».
Как уже отмечалось выше, при раскопках развалин древнего Урука и холма Джемдет-Наср археологи обнаружили документы хозяйственной отчетности храмов, которые частично или полностью сохранили рисуночный (пиктографический) облик письма.
Уже с первых веков III тысячелетия историю Шумера можно узнавать не только по вещественным памятникам, но также и по письменным источникам. В это время письмо шумерских текстов начало перерастать в характерное для Двуречья «клинообразное» письмо.
Так, например, благодаря табличкам, раскопанным в Уре и относящимся к началу III тысячелетия до н. э., можно сделать вывод, что царем в тот период здесь признавался правитель Лагаша. Кроме царя табличка упоминает и верховного жреца Ура — сангу. Вполне возможно, что царь Лагаша имел в своем подчинении и другие города, которые упоминаются в табличках Ура.
Однако около 2850 г. до н. э. Лагаш потерял самостоятельность и, скорее всего, стал зависимым от Шуруппака, города, который к этому времени имел огромное политическое значение в Двуречье.
Как утверждают документы, воины Шуруппака стояли гарнизонами в ряде городов Шумера: в Ниппуре, в Уруке, в Адабе, который располагался на Евфрате к юго-востоку от Ниппура, в Умме и Лагаше.
Хозяйственная жизнь Шумера
Не вызывает сомнения, что основным богатством Шумера были продукты сельского хозяйства. Однако в скором времени кроме земледелия начинает получать широкое развитие и ремесло.
В древнейших документах из Ура, Шуруппака и Лагаша упоминаются представители различных ремесел.
Раскопки гробниц I царской династии Ура (около XXVII–XXVI вв.) свидетельствуют о высоком мастерстве их строителей. В самих гробницах вместе с большим количеством убитых членов свиты царя (возможно, его рабов и рабынь), обнаружены шлемы, кинжалы, топоры и копья из золота, серебра и меди, которые говорят о высоком уровне металлургии Шумера. В это время развиваются новые методы обработки металла — гравировка, чеканка, зернь. Все более возрастало и хозяйственное значение металла. Об искусстве золотых дел мастеров свидетельствуют великолепные украшения, обнаруженные археологами в царских гробницах.
Своих залежей металлических руд в Двуречье не было. Уже в первой половине III тысячелетия до н. э. шумеры стали привозить золото, серебро, медь и свинец из других областей, занимаясь обменом. В обмен на шерсть, ткани, зерно, финики и рыбу они получали также дерево и камень.
Как правило, или происходил обмен дарами, или же налаживались полуторговые, полуграбительские экспедиции.
Впрочем, и в то время, вполне возможно, происходила настоящая торговля, которую вели тамкары — торговые агенты храмов, царя и окружавшей его знати.
Благодаря обмену и торговле в Шумере зародилось денежное обращение, несмотря на то, что в своей основе хозяйство все еще оставалось натуральным. Но, судя по документам, в качестве меры стоимости шумеры начали использовать медь, потом ее заменило серебро.
К первой половине III тысячелетия до н. э. относятся упоминания о случаях купли-продажи земель и домов. Причем, в текстах упоминаются не только продавцы земель и домов, получающие основную плату, но также и так называемые «едоки» покупной цены. Скорее всего ими являлись соседи и родичи продавцов, которым давалась определенная добавочная плата. Кроме того, плату получал и писец, который оформлял продажу.
Жизненный уровень древних шумеров еще был невысок. Среди хижин людей низшего сословия выделялись дома знати, но и люди среднего достатка жили в крохотных домах из сырцового кирпича, в которых циновки, связки тростника, заменявшие сиденья, и глиняная посуда являлись основной мебелью и утварью. Жилища очень плотно прижимались друг к другу, они располагались в узком пространстве внутри городских стен. Как правило, четверть этого пространства отводилась под храм и дворец правителя с хозяйственными постройками при них.
В городе имелись большие государственные закрома. Один из таких амбаров археологи раскопали в городе Лагаше в слое, который относится к 2 600 г. до н. э.
В качестве одежды древние шумеры носили набедренные повязки, грубые шерстяные плащи или прямоугольные куски материи, обмотав их вокруг тела.
Орудия труда были очень примитивны — мотыги с медными наконечниками, каменные зернотерки. Это делало труд земледельцев весьма тяжелым.
Что касается пищи, то все, естественно, зависело от того, какое общественное положение занимал человек. Так, например, раб получал около литра ячменного зерна в день. Знать была более «переборчива», хотя тоже не имела более изысканной пищи, чем рыба, ячменные и изредка пшеничные лепешки или каша, кунжутное масло, финики, бобы, чеснок и не всякий день — баранина.
Общественно-экономические отношения
Несмотря на то, что от древнего Шумера до нас дошел целый ряд храмовых архивов, в том числе и те, которые относятся еще к периоду культуры Джемдет-Наср, в достаточной мере исследованы общественные отношения, описанные в документах только одного из храмов Лагаша XXIV в. до н. э.
Как считают некоторые ученые, земли, окружавшие шумерский город, делились в то время на естественно орошаемые и на высокие поля, которым было необходимо искусственное орошение. Кроме этого, еще имелись поля на болоте, т. е. на территории, которая не высыхала после разливов и поэтому требовала дополнительных осушительных работ для того, чтобы создать здесь почву, пригодную для сельскохозяйственных работ.
Некоторая часть естественно орошаемых земель считалась «собственностью» богов, но по мере перехода храмового хозяйства в ведение их «заместителя» — царя фактически становилась царской.
Видимо, высокие поля и поля — «болота» до момента своей обработки наряду со степью являлись той «землей, не имеющей хозяина», о которой говорится в одной из надписей правителя Лагаша Энтемены.
Для обработки высоких полей, так же и полей — «болот» требовались большие затраты труда и средств, поэтому здесь постепенно налаживались отношения наследственного владения.
Вполне вероятно, что именно об этих незнатных владельцах высоких полей в Лагаше свидетельствуют тексты, которые относятся к XXIV в. до н. э.
С возникновением наследственного владения начало разрушаться коллективное земледелие сельских общин. Тем не менее, в начале III тысячелетия этот процесс проходил еще достаточно медленными темпами.
Земли сельских общин размещались на естественно орошаемой территории. Хотя, конечно же, не вся естественно орошаемая земля разделялась между сельскими общинами. Как правило, они вели свое хозяйство в тех местностях, где этим не занимались ни царь, ни храмы. Только земли, которые не находились в непосредственном владении правителя или богов, были расчленены на индивидуальные или коллективные наделы. Между знатью и представителями государственного и храмового аппарата распределялись индивидуальные наделы, а за сельскими общинами сохранялись коллективные.
Из взрослых мужчин каждой общины создавались отдельные группы, которые и на войне и на сельскохозяйственных работах выступали совместно, под руководством своих «старост».
В Шуруппаке такие группы назывались гуруш («сильные», «молодцы»), в Лагаше в середине III тысячелетия они назывались гиублугаль («подчиненные царя»).
Как считают некоторые исследователи, «подчиненные царя» уже не являлись общинниками, а были оторванными от общины работниками храмового хозяйства. Однако если судить по некоторым надписям, то «подчиненные царя» вовсе не обязательно могли являться персоналом какого-либо храма. Они могли, к примеру, работать и на земле царя или правителя.
Вполне вероятно, что во время войны «подчиненные царя» являлись частью армии Лагаша.
Наделы, которые передавались отдельным лицам, а в некоторых случаях и сельским общинам, не были большими. Даже наделы знати равнялись всего нескольким десяткам гектаров. Надо заметить, что некоторые наделы оставались безвозмездно, а некоторые за налог, который равнялся части урожая.
Как правило, на полях храмовых, а позже и царских хозяйств владельцы наделов работали четыре месяца. Тягловый скот, плуг и другие необходимые орудия труда выдавались им из храмового хозяйства. И свои поля они тоже обрабатывали с помощью храмового скота, поскольку на своих небольших участках держать скот не могли. За четыре месяца работы в храмовом или царском хозяйстве они получали ячмень, а также в небольшом количестве — эммер, шерсть. В течение остальных восьми месяцев владельцы наделов кормились урожаем со своего участка.
Впрочем, необходимо отметить, что весьма распространена и другая точка зрения на общественные отношения в раннем Шумере. Согласно ей, общинными землями являлись в равной степени и естественно заливаемые и высокие земли, поскольку орошение последних требовало пользования общинными резервами воды и не могло быть осуществлено без больших затрат труда, возможных лишь при коллективной работе общин.
По этой же точке зрения, лица, которые работали на земле, выделенной храмам или царю — в том числе, на что есть указание источников, и на земле, отвоеванной у степи, — уже потеряли связь с общиной и подвергались эксплуатации. Они, как и рабы, работали в храмовом хозяйстве круглый год и получали за работу натуральное довольствие, а в начале также и земельные наделы.
Урожай, по этой точке зрения, на храмовой земле не считался урожаем общин. Работавшие на этой земле люди не имели ни самоуправления, ни каких-либо прав в общине или выгод от ведения общинного хозяйства, поэтому их следует отличать от собственно общинников, не вовлеченных в храмовое хозяйство и имевших право, с согласия большой семьи и общины, в которую они входили, покупать и продавать землю.
Согласно этой же точке зрения, и земельные владения знати не ограничивались наделами, которые они получали от храма.
Как уже было отмечено выше, рабы работали круглый год. Рабами становились пленные, захваченные на войне, рабы покупались тамкарами — торговыми агентами храмов или царей — за пределами государства Лагаш. Они использовались в качестве рабочей силы на строительстве и орошении каналов. Они охраняли поля от птиц, а также работали в садоводстве и отчасти в скотоводческом хозяйстве. Кроме того, их труд использовался в рыболовстве, которое в то время продолжало играть значительную роль.
Из-за тяжелых условий, в которых жили рабы, у них была огромная смертность. Имеются данные также и о приношении рабов в жертву.
Войны за гегемонию в Шумере
В связи с тем, что равнинные земли все больше осваивались, границы мелких шумерских государств со временем начали соприкасаться. А это вызвало ожесточенную борьбу между отдельными государствами за землю и за головные участки оросительных сооружений.
Эта борьба началась уже в первой половине III тысячелетия до н. э. Каждое из шумерских государств стремилось захватить контроль над всей ирригационной сетью Двуречья, что в конечном счете привело к борьбе за гегемонию в Шумере.
Для правителей государств Двуречья в надписях того времени встречаются два различных титула — лугаль и патеси (некоторые исследователи читают этот титул как энси).
Возможно, первый из титулов обозначал ни от кого не зависимого главу шумерского города-государства.
Термином патеси, вероятно, обозначался правитель государства, признававшего над собой господство какого нибудь другого политического центра. Такой правитель лишь исполнял роль верховного жреца в своем городе, а политическая власть находилась в руках у лугаля, которому патеси подчинялся.
Вместе с тем, лугаль — царь какого-нибудь шумерского города-государства — еще не являлся царем над другими городами Двуречья. По этой причине в первой половине III тысячелетия в Шумере было несколько политических центров, главы которых величались титулом царя — лугаля.
Одна из таких царских династий Двуречья в XXVII–XXVI вв. до н. э. или немного раньше правила в Уре, после того, как Шурупак потерял свое прежнее преобладающее положение. До этого времени Ур был зависим от близлежащего Урука, которому в царских списках отведено одно из первых мест.
В течение нескольких веков, если верить тем же спискам, большая роль отводилась и городу Кишу. Выше уже упоминалась легенда о борьбе между Гильгамешем, царем Урука, и Аккой, царем Киша, входящая в состав цикла эпических поэм Шумера о витязе Гильгамеше.
Сохранившиеся до наших дней памятники свидетельствуют о мощи и богатстве государства, созданного первой династией города Ура. Царские гробницы с их богатым инвентарем — замечательным оружием и украшениями — говорят о развитии металлургии и усовершенствованиях в обработке металлов — меди и золота.
Те же гробницы оставили нам и любопытные памятники искусства — например, «штандарт» (точнее — переносный балдахин) с изображениями военных сцен, выполненными в мозаичной технике.
Обнаружили археологи и предметы прикладного искусства, которые тоже отличаются высоким совершенством.
Кроме того, гробницы привлекают к себе внимание и как памятники строительного мастерства. В них мы обнаруживаем применение уже таких архитектурных форм, как свод и арка.
В середине III тысячелетия до н. э. на преобладание в Шумере претендовал Киш. Однако его вскоре опередил Лагаш.
При патеси Лагаша Эаннатуме (около 2470 г.) в тяжелой битве было разгромлено войско Уммы, когда патеси этого города, поддержанный царями Киша и Акшака, осмелился нарушить древнюю границу между Лагашем и Уммой.
О своей победе Эаннатум поведал в надписи, которую вырезал на большой каменной плите, покрытой изображениями. На этой плите изображен главный бог города Лагаша Нингирсу, который набросил сеть на войско врагов, а также победоносное наступление войска Лагаша, его триумфальное возвращение из похода и т. д.
В науке плита Эаннатума известна под названием «Стелы коршунов». Оно дано по одному из изображений, в котором показано поле битвы, где коршуны расправляются с трупами убитых врагов.
Благодаря своей победе Эаннатум восстановил границу и вернул захваченные ранее врагами плодородные участки земли.
Кроме того, ему также удалось одержать победу над горцами Элама — восточными соседями Шумера.
Впрочем, военные успехи Эаннатума не принесли длительный мир Лагашу. После смерти правителя опять началась война с Уммой. Ее победоносно закончил Энтемена, племянник Эаннатума, успешно отражавший также и набеги эламитов. Когда же пришли к власти его преемники, наступило ослабление Лагаша. Вероятно, он опять подчинился Кишу.
Однако и власть последнего также не была долговечной. Возможно, этому в немалой степени поспособствовали усиленные боевые действия семитических племен. В борьбе с южными городами Киш также стал терпеть тяжелые поражения.
Военная техника
Усовершенствованию военной техники Шумера очень способствовали постоянные войны, которые велись между его государствами, а также рост производительных сил.
О развитии военной техники можно судить, если сопоставить два замечательных шумерских памятника.
Первым и более древним из них является уже упоминавшийся выше «штандарт», обнаруженный археологами в одной из гробниц Ура. Он с четырех сторон был украшен мозаичными изображениями. На лицевой стороне показаны сцены войны, а на обратной — победное шествие. На лицевой стороне, в нижнем ярусе, показаны колесницы, запряженные четверками ослов, попирающих копытами распростертых врагов. В кузове четырехколесной колесницы были изображены стоящие возница и вооруженный топором боец. Их прикрывал щиток передка кузова. К переду прикреплен колчан с дротиками. Во втором ярусе, слева, изображена пехота. Она вооружена тяжелыми короткими копьями и наступает редким строем на врага. Головы воинов, как и головы возницы и бойца на колеснице, защищены шлемами. Туловище пеших воинов укрыто длинным защитным плащем, возможно, изготовленным из кожи. Справа показаны легковооруженные воины, которые добивают раненых врагов и угоняют пленных.
Надо полагать, на колесницах сражались царь и окружающая его высшая знать.
С развитием шумерской военной техники укреплялась тяжеловооруженная пехота, которая теперь уже с успехом могла заменить колесницы. Об этом новом этапе в развитии вооруженных сил Шумера говорит уже упомянутая «Стела коршунов» Эаннатума.
На одном из изображений стелы мы обнаруживаем плотно сомкнутую фалангу из шести рядов тяжеловооруженной пехоты в момент ее неудержимого наступления на врага. В руках у бойцов тяжелые копья. Их головы защищены шлемами, а туловище от шеи до ступней ног спрятано под большими четырехугольными щитами. Щиты эти настолько тяжелые, что их приходилось держать особым щитоносцам.
Почти не видно колесниц, на которых раньше сражалась знать. Теперь представителей знати мы находим в пешем строю, в рядах тяжеловооруженной фаланги.
Вооружение шумерских фалангитов было настолько дорогим, что его могли иметь лишь люди, обладающие сравнительно большим земельным наделом. Люди, у которых были маленькие земельные наделы, в войске служили легковооруженными. По всей вероятности, и боевая ценность их была не очень значительной: они лишь добивали уже побежденного противника, в то время как исход сражения решала тяжеловооруженная фаланга.
Обострение классовых противоречий
Борьба между свободными общинниками и рабовладельческой знатью, как и между различными группировками знати, получает все большее распространение при становлении рабовладельческого строя в период складывания и развития рабовладельческого государства в Шумере. В немалой степени обострению этой борьбы способствовали и частые войны.
Источники, по которым у нас складывается впечатление о развитии этой борьбы, сохранились в виде документов хозяйственной отчетности одного из храмов города Лагаша в начале XXIV в. до н. э. Кроме того, они дошли до нас в исторических надписях одного из лагашских правителей того же периода — Урукагины, объявлявшего в них о ряде своих реформ.
Судя по хозяйственной отчетности предшественников Урукагины, в то время продолжался рост экономической мощи патеси и окружавшей его знати. Опираясь на свою экономическую мощь, а часто пользуясь и неприкрытым насилием, патеси и знать пытались окончательно захватить господство над слабеющими общинами.
Об этом ярко свидетельствует терминология документов хозяйственной отчетности. Если прежде некоторая часть государственного имущества Лагаша (храмовое хозяйство) — земли, скот, рабы и т. д. — считалась собственностью главных богов государства — Нингирсу, его жены Бау и их сына — и только управлялась патеси, то при ближайших предшественниках Урукагины эти угодья становятся собственностью самого гатеси, а также его жены и детей.
Таким образом, патеси и его окружение использовали земли и другое имущество храмов бога Нингирсу и связанных с ним божеств исключительно для себя.
Если же говорить о владении храмов в пригородах области Лагаша, то хотя патеси как бы и не считались законными собственниками их хозяйства, но получали от них очень большую выгоду. Например, они использовали скот этих храмов для обработки своих угодий, отбирали тягловый скот у верховных жрецов, а их зерном распоряжались должностные лица патеси.
Согласно веками установившемуся праву храмовые земли сдавались свободным земледельцам при условии уплаты ими умеренного налога. Теперь же еще брались и налоги в пользу патеси и поддержавшей его знати. По причине того, что в предшествующие периоды патеси и знать присваивали себе некоторую часть общинных земель, а также по причине дальнейшего роста населения, земельный надел свободного, работающего на храм, сократился до полугектара. Понятно, что на таком наделе можно было прокормиться только небольшой семье.
Вместе с тем труд общинников, работавших раньше на государственной храмовой земле в течение 4 месяцев (за что они получали некоторую прибавку к своему урожаю), значительно уменьшился.
Патеси и знать рассматривали корабельный люд, рыбаков и пастухов, которые сами вносили причитавшиеся с них налоги, не как лиц, ведущих самостоятельное хозяйство, а как работников на угодьях, находившихся в непосредственном владении и управлении знати. К ладьям, сетям рыбаков, к стадам пастухов патеси были приставлены чиновники, которые на месте взимали налоги. Такие же чиновники собирали подать зерном у жрецов с их наделов, которые были расположены в заболоченной местности.
Второстепенные служители культа, владевшие на заболоченной земле, были выходцами из низших слоев населения. Они занимались техническим обслуживанием культа — в противоположность жрецам, представителям знати, которые являлись выполнителями основных обрядов культа и имели функции общего хозяйственного надзора в храмах.
Входившая в состав храмовой коллегии центральных храмов Лагаша знать брала большие налоги с верховных жрецов храмов пригороде Лагашской области, а это, конечно же, не могло не вызывать недовольство со стороны населения пригородов, которым на деле приходилось рассчитываться.
Патеси и знать отменили и древнее судопроизводство общин. Об этом говорит один из текстов надписи Урукагины: «Начиная с северной границы области Нингирсу до моря были поставлены чиновники суда».
Младшие братья общинников, которые в случае необходимости заменяли своих старших братьев на государственно-храмовых работах, теперь, как свидетельствует одна из надписей, должны были по требованию патеси и знати работать над каким-либо ирригационным сооружением, не получая за свой труд никакой оплаты. Ремесленники обязаны были платить особую подать, так называемую «подать руки».
Опорой знати являлось ядро войска, теперь уже набиравшееся в основном из знати и богатейших представителей свободного населения. Эта часть войска называлась «воинами патеси» в противоположность ополчению, состоящему из низших слоев населения, и имела особый, привилегированный статус.
Отсутствие правовой базы государства нередко приводило к грабежам и незащищенности экономически более слабых хозяйств. Нередки были случаи, забирали скот и дома у «подчиненных царя», осуществляли произвол над их женами и, тем более, вдовами. Иногда дело доходило до убийств.
Число полноправных граждан Лагаша в XXV в. до н. э., скорее всего, равнялось приблизительно 3 600 человек, в то время как число свободного, низшего населения, не считая рабов, достигало несколько десятков тысяч.
Переворот в Лагаше
Все вышеназванные причины привели к бунту против мероприятий, проводимых патеси и знатью Лагаша. Причем, восстали члены сельских общин, мелкие владельцы высоких полей, ремесленники, «низшие» воины, жрецы, не принадлежавшие к знати, жречество храмов пригородов и т. д.
Число бунтовщиков было значительным, кроме того, многие из них были хорошо знакомы с военным делом, поскольку участвовали в ополчение.
Был выбран даже вождь в лице Урукагины, одного из «великих людей» Лагаша. Отцом его являлся некто Энгельса, упомянутый в одной из надписей предшественника Урукагина как крупный сановник Лагаша.
Переворот привел к успеху. Урукагина, сместив правителя Лугальанду, однако оставив в живых и его самого и его жену, стал патеси Лагаша.
Об этом событии свидетельствуют таблички хозяйственной отчетности 1-го года его правления. Тогда он называл себя еще патеси, а не царем (лугаль) Лагаша, как это произошло позже. Из этих табличек можно узнать, что основная масса общинников тогда получила в 2 раза большую выдачу месячного довольствия, чем это было в последний год правления Лугальанды. Вероятно, это была своеобразная награда за поддержку в перевороте.
Тяжеловооруженные воины, которые поддерживали Лугальанду, в большинстве своем были казнены. Число их уменьшилось в 3 раза. Вполне возможно, что новый правитель оставил в живых только ту часть из них, которая изменила Лугальанде и перешла на его сторону. В благодарность за это воины были награждены довольствием в 4 раза большим, чем то, которое они получали при прежнем правителе.
В то время, когда Урукагина вооруженным путем пришел к власти в Лагаше (около 2370 г. до н. э.), город Киш, находящийся на севере Двуречья, неудержимо терял свою гегемонию.
Таким образом, Урукагина теперь мог рассчитывать полностью освободить Лагаш от всякой зависимости и тем самым объявить себя лугалем Лагаша, а не патеси, кем он являлся. Для этой цели наряду со строительством храмов и прорытием каналов он укрепил мощной стеной основную часть города — квартал Гирсу, в котором находился большой храм Нингирсу, главного бога Лагаша.
На 2-й год своего правления Урукагина провозгласил себя царем, а этот год назвал первым годом своего царствования.
По всей вероятности, в это время он и составил основную надпись, в которой поведал о своих строительных работах, о тяжелом положении низших слоев населения при его предшественниках, а также перечислил реформы, которые решил провести.
Реформы Урукагины
Раздел надписи, посвященной реформам Урукагины, начинается с указания на то, что, несмотря на все злоупотребления властью его предшественников, «божественный закон существовал». Этот закон осуществлял в Лагаше Урукагина.
«Когда Нингирсу, витязь Энлиля, Урукагине царство Лагаша передал и перед средой 36 000 мужей его мощь видели, то прежние божественные решения он (то есть Урукагина) осуществил, слово, которое царь его Нингирсу высказал, он установил», — свидетельствует надпись.
Новый правитель Лагаша отозвал собиравших налоги чиновников из хозяйств, которые не находились в непосредственном государственном управлении. Вместе с тем он оставил их в сельских общинах.
Что же касается угодий трех главных богов Лагаша, где хозяйство вели представители самого государственного аппарата правителя, то при Урукагине владыками их снова были объявлены бог Нингирсу, его жена богиня Бау и их сын. Таким образом, было восстановлено прежнее право с его меньшими повинностями и был положен конец расхищению патеси и знатью «имущества богов».
Наполовину и даже больше выросло число общинников, которые за довольствие трудились на полях, принадлежащих богам.
Урукагина опять восстановил старые натуральные налоги, а также старую судебную организацию в сельских общинах. Об этом в надписях сказано: «Начиная с северной границы области Нингирсу вплоть до моря чиновники суда не вызывали больше людей».
Кроме того, несколько уменьшились налоги ремесленников, а младшие братья общинников больше не брались на работы особых ирригационных сооружений. Сами же общинники за эту работу стали получать дополнительную плату.
Свободные общинники, в частности «подданные царя», постановлением царя оказались защищенными от захвата своего имущества — дома и скота, — которое могло приглянуться тому или иному знатному лицу. Царское постановление запрещало посягать на движимое и недвижимое имущество «низших» воинов, а также их вдов.
В конце перечисления своих реформ Урукагина указывает на издание законов, с помощью которых можно будет охранять граждан Лагаша от ростовщической кабалы, от обмана при сборе налогов, от убийства, воровства, грабежа и т. д.
В результате реформ первого года царствования Урукагины число полноправных мужей в государстве достигло примерно 36 000. Тем самым оно оказалось больше раз в десять числа полноправных граждан, которые были при прежних правителях.
Урукагина не хотел останавливаться на достигнутом и в последующие годы стремился еще больше углубить и усовершенствовать свои реформы. Он укрепил право «низших» воинов на их владения. Кроме того, он сделал некоторые изменения в семейном праве.
Сделал он определенные шаги и в сторону уничтожения пережитков матриархата. Если раньше женщина имела право на расторжение брака, а кроме того могла иметь двоих мужей, то новый правитель установил строгую кару для таких женщин.
Однако, по мнению некоторых ученых, определенные черты матриархата — и в частности многомужество — еще некоторое время сохранялись в семейном быту знати.
Те же исследователи, которые не считают храмовый персонал собственно общинниками, события этого периода в Лагаше видят как эпизод в борьбе внутри господствующего класса — между жреческой аристократией и государями, которые все больше превращались в деспотов.
Поражение Лагаша в войне с Уммой
По всей вероятности, реформы царя Урукагины, которые были направлены на ослабление роли знати Лагаша, не могли не беспокоить знать соседних городов-государств.
По этой причине в соседних государствах постепенно вызревали замыслы о войне с Лагашем и его царем.
Вскоре такая война и началась — между Лагашем и его постоянным противником Уммой, которой в то время правил Лугальзаггиси.
Вначале Урукагина добился определенных успехов. Он захватил несколько городов и пленных. Однако эти успехи сослужили ему вместе с тем и плохую службу, поскольку вызвали к жизни союз Уммы с Уруком против Лагаша. Во главе союза стал Лугальзаггиси.
Об этой войне сохранились свидетельства в документах хозяйственной отчетности того времени. Потери на войне привели к уменьшению числа общинников, которые получали довольствие из государственно-храмового хозяйства. Уменьшилось и само это довольствие. Если для общинников оно упало на 10 %, то для рабов значительно ниже, в некоторых случаях оно сократилось втрое. Из-за голода, вполне возможно, рабы начали разбегаться.
В результате войны обработка полей прекратилась, поскольку с 4-го года царствования Урукагины враг вторгся в область Лагаша. По этой причине работавшие на храм общинники в 6-м году царствования Урукагины, как свидетельствуют источники, не получали довольствия на протяжении всего года.
В конце концов для Лагаша война окончилась поражением.
Вероятно, одной из основных причин поражения в этой войне Лагаша являлся тот факт, что его знать, сохранившая свою экономическую мощь и озлобленная реформами Урукагины, урезавшими ее права, во время войны оказалась той силой, на которую мог опереться город Умма.
Кроме того, вполне возможно, что некоторые области просто-напросто изменили Урукагине.
На 7-м году его царствования Лагаш уже не мог выдержать войны с внешним врагом при наличии сильного противодействия изнутри и потерпел поражение.
Необходимо отметить, что до нас дошла «элегия» одного из писцов Лагаша, который являлся сторонником Урукаги ны. Писец оплакивал несчастье своей родины, перечислял ряд храмов, которые были разгромлены и разграблены войсками Лугальзаггиси.
Однако среди этих пострадавших сооружений не упомянут главный храм бога Нингирсу в центральном городском квартале Лагаша — в Гирсу.
По всей вероятности, Урукагина скрылся за выстроенными по его приказу мощными стенами Гирсу, предоставив своему врагу право лишь довольствоваться разрушением менее укрепленных поселений Лагаша.
Лугальзаггиси не мог дожидаться капитуляции Урукагины, поскольку должен был готовиться для отражения грозного врага, который надвигался на него с севера.
Борьба с этим сильным врагом, которая предстояла Лугальзаггиси, позволила вышеупомянутому писцу закончить свою «элегию» пророчеством:
«Люди Уммы, разрушив Лагаш, свершили преступление против бога Нингирсу. Мощь, которая пришла к ним, будет у них отнята. Вины у Урукагины, царя Гирсу, нет. Что же касается Лугальзаггиси, то пусть богиня Нисаба отметит на челе его это преступление».