Он окончательно освободил английский стих из-под власти канонов и стереотипов, зачастую чужеземных, и создал новую дисциплину стиха. Многие критики называют его продолжателем Шекспира в области лирики и достойным младшим современником великого художника слова.
Уже с 1590-х годов его стихи расходились в списках, хотя в это время ни к какой поэтической славе он не стремился.
Донн учился в Оксфордском и Кембриджском университетах, изучал право в корпорации Линкольнз-Инн, но, не став ни ученым, ни законником, в 1596 г. вместе с лордом Эссексом отправился в морскую военную экспедицию против испанцев.
Вернулся домой он через два года и стал секретарем своего военачальника, лорда-хранителя Большой печати Томаса Эджертонна. Но в 1601 г. он уводом женился на племяннице Эджертона и потерял свою работу. Десять лет он жил практически в нищете, на подаяния меценатов, о которых не раз упоминал в своих стихах.
Король Яков I лично настоял на том, чтобы Донн принял сан священника англиканской церкви. В 1621 г. Донн становится настоятелем лондонского собора св. Павла. В 1630 г. ему бы ничто не помешало стать епископом, если бы не было всем ясно, что жить ему осталось совсем немного.
Кстати, Донн не публиковал свои стихи, хотя, по всей вероятности, писать их не переставал никогда и изредка давал их переписывать.
Первое собрание его стихов вышло, когда уже самого поэта не стало — в 1633 г., а в 1669 г. оно уже печаталось седьмым изданием.
Большой популярностью пользовалась любовная лирика Донна, которая имела все черты Ренессанса. В ней смешаны все чувства — боль и нежность, страсть и печаль:
Дозволь излить
Пока я туг, все слезы пред тобой,
Ты мне их подарила и в любой Отражена, и знаешь, может быть,
На них должна Лишь ты одна
Глядеть; они плоды большой беды,
Слезинкой каждой оземь бьешься ты,
И рушатся меж нами все мосты.
Как географ,
Который сам наносит на шары Границы океанов и держав,
Почти из ничего творя миры,
Наносишь ты Свои черты
На каждую слезу мою, но вот Вскипает слез твоих водоворот,
И гибнет все, и лишь потоп ревет.
Я утону
В слезах твоих, сдержи их поскорей,
Не стань дурным примером для морей, Мечтающих пустить меня ко дну,
Вздыхать не смей,
Хоть онемей,
Но бурь вздыхать глубоко не учи,
Чтоб не смели они меня в ночи...
Люби и жди, надейся и молчи.
«Прощальная речь в слезах»
Черты ренессансного реализма без труда можно обнаружить в сатирах Донна, а также в двух эпистолах Донна — «Шторм» и «Штиль». Уже в этих произведениях мы обнаруживаем мотивы, которые впоследствии пройдут сквозной линией через все творчество поэта,— мотивы человеческого ничтожества и бренности земного существования.
Тема человеческой безысходности становится основной в лирической поэме Донна «Путь души», созданной автором в 1601 г., а еще ярче и глубже она звучит в «Анатомии мира», написанной спустя десять лет. Донн говорит о бессилии человека, о его вечных заблуждениях, о невозможности земного счастья, о ничтожности его познаний. Донн насмехается над такими понятиями, как человеческое достоинство, гуманизм, как о чем-то придуманном, чего в действительности нет и быть не может, ибо человек — это червь, который пресмыкается в грязи и крови.
Автора все чаще посещают мистические богоискательные настроения, радость религиозного самоуничтожения.
Постепенно поэт расстается со своими юношескими идеалами, его герой постоянно бичует себя за мнимые грехи, соблазнительные и поэтому страшные и особенно опасные.
Мировоззрение Донна порой остро противоречиво, и это находит свое отражение в образах его поэзии — хаотичных и гротескных.
Вот корабль, попавший в бурю, трясется, как больной лихорадкой; смерть словно приступ тошноты...
На склоне лет Донн в своих произведениях все больше тяготеет к стилю, близкому к барокко, который получил широкое развитие в западноевропейской литературе в конце XVI в. и особенно в XVII в. Вспомним хотя бы творчество Гонгоры и Кальдерона в Испании, Марино в Италии, А. Грифиуса в Германии и т. д.
«ПОЭТЫ-МЕТАФИЗИКИ»
Важно отметить, что образы и настроения поэзии, и даже проповедей Джона Донна оказали большое влияние на литературные круги 20—30-х годов XVII в. Под влиянием Донна возникла целая школа английской поэзии середины XVII в., которую иногда называли «школой остроумия», иногда — школой «поэтов-метафизиков».
Первое название возникло благодаря получившей в то время широкое распространение тенденции вводить в поэзию замысловатые и остроумные парадоксы и остроты. Иногда целое стихотворение строилось как какой-то развернутый афоризм.
Для «метафизической школы» характерна атмосфера мистицизма, поэтического самоуглубления и религиозных исканий. Представителями этой группы можно назвать Дж. Герберта (1593—1633), Г. Вогана (1622—1695), Р. Крешоу (1613—1649), Ф. Квэрлза (1592—1644).
Для «поэтов-метафизиков» природа — это храм или молельня. Земной деятельности, страстям и утехам они противопоставляли молитвенный экстаз, напряженное созерцание. Их стихи — это нередко и есть поэтическая молитва или исповедь.
Показательно в этом отношении стихотворение Джорджа Герберта «Сущность»:
О Господи, мой грешный стих Не пир, не сладостный надев,
Не милый абрис или штрих,
Не меч, не лютня и не хлев:
Он не испанец, не француз,
Он не скакун и не танцор,
Презрев забот житейских груз,
Он рвется на морской простор:
Не холст, не слов набор пустой,
Не биржа; он — мои крыла,
Он — способ пребывать с Тобой,
Тебе извечная хвала/
Впрочем, по мнению многих критиков, поэзия Герберта — плод насилия религиозного чувства над сопротивляющимся религии сознанием. В своем благочестии он не находит той благостной самоудовлетворенности, которую ему иногда приписывают.
В своей судьбе Герберт не испытал каких-то неожиданных поворотов, которые бы круто изменили ее. Он без проблем окончил уэстминстерскую школу, затем кембриджский колледж св. Троицы. В 1612 г. он получил степень бакалавра, а в 1616 — магистра и сан диакона. В 1630 г. он стал ректором Бемертона близ Сэйлсбери. Он очень любил музыку, умел играть на лютне, а прихожане называли его «святым мистером Гербертом».
Перед смертью он вспомнил о своих литературных опытах и завещал своему душеприказчику издать их, «если он полагает, что от того будет польза какой-нибудь заблудшей душе; если же нет, пусть сожжет их».
Вскоре после смерти Герберта вышел его сборник, который назывался «Храм». Он поразил современников своим поэтическим «усилием веры», а также «огненной четкостью» стиха. У Герберта тут же появилось много подражателей. И в XVII, и в XIX, да и в XX вв. особенно восхищали любителей и знатоков поэзии гербертовские ритмы — его ямб, действительно, очень разнообразен и гибок. Еще и сегодня ритмика Герберта является предметом академического изучения.
Поэзия Ричарда Крешоу — это религиозное барокко, типичным выражением которого был выспренний мистицизм. Современники называли его поэзию «мистическим пламенем».
Крешоу был сыном англиканского священника, рьяного сторонника пуританства. Сын не разделял взгляды отца и в конце концов стал католиком. В 1634 г. в Кембридже он получил степень бакалавра, а в самом начале гоажданской войны, находясь на стороне роялистов, оежал на континент. В1647 г. Крешоу стал приближенным кардинала Палотто. Через два года он умер, являясь папским бенефициарием при усыпальнице в Лоретто.
В 1634 г. вышла первая книга Крешоу, которая включала в себя латинские эпиграммы. Через четыре года появился его поэтический сборник «Ступени к храму», название которого перекликается с названием книги Герберта «Храм». Схожесть названий этих сборников неслучайна. Всем своим творчеством Крешоу пытался уподобиться Герберту, хотя их поэтические манеры мало что связывает. Крешоу писал пышным слогом, порывисто, что иногда приводило к бессвязности строк. Если его и можно с кем-то сравнивать, то в первую очередь с итальянскими маринистами. Впрочем, он никогда не стремился к приему ради приема, о чем свидетельствует хотя бы стихотворение с длинным названием (пожалуй, одним из самых длинных в истории мировой поэзии) «Гимн во славу и во имя восхитительной святой Терезы, основательницы Реформации среди босоногих кармелитов, мужчин и женщин, женщины ангельского полета мысли, мужества, более достойного мужчины, чем женщины, женщины, которая еще ребенком достигла зрелости и решилась стать мученицей»:
Любовь вершит судьбу людей,
И жизнь и смерть подвластны ей.
И вот, чтоб это доказать,
Возьмем не тех, в ком рост и стать,
Не тех, кому ценою мук Принять корону в лоно рук И божье-имя в смертный час Произнести без лишних фраз,
Не тех, чья грудь как трон любви,
В поту омытой и крови;
Нет, мы возьмем пример иной,
Где храм воздушный, неземной В душе у девочки возник,
Где юной нежности родник...
Любовь со смертью — два крыла,
Но где ей знать — она мала,—
Что ей пролить придется кровь,
Чтоб проявить свою любовь,
Хоть кровью, что должна истечь,
- Не обагрить виновный меч!..
Любовь у девочки в душе!
Как жарко бьется кровь уже Желаньем смерти и страстей!
Ей — кубок с тысячью смертей.
Дитя пылает, как пожар,
Грудь слабую сжигает жар,
И ласки, что ей дарит мать,
Никак не могут страсть унять.
Коль дома ей покоя нет,
То ей мирской оставить свет И в мученичество уйти,
И нет иного ей пути.
К '■
Как нетрудно заметить из этого стихотворения, неуклюжие вычурности соседствуют в нем с неоспоримыми поэтическими находками.
Уже после смерти Крешоу, в 1652 г., вышел его поэтический сборник «Песнь Господу Нашему», который вместе с книгой стихов «Ступени к храму» включает всю его англоязычную лирику.
Генри Воган был уроженцем Уэльса, чем очень гордился и даже подписывался под своими произведениями «Силуриец».(Силурия — римское наименование Уэльса). Будущий поэт учился в Оксфорде. Отец мечтал, чтобы его сын стал правоведом, но этому помешала гражданская война. Воган отправился домой, всерьез занялся медициной и стал сельским врачом.