В южной Италии, где уклад еще был в значительной мере нетронут, и сельское хозяйство носило в основном натуральный характер, горожане-арендаторы превращались в посредников между феодалом и крестьянами, которым они сдавали от себя арендованные у владельцев поместья земли.
Мы уже упоминали выше, что появление арендаторов на юге полуострова не изменило феодального характера сельского хозяйства и только ухудшило положение крестьян, которым приходилось кормить теперь еще и посредника.
Ближе к северу итальянская деревня изменилась куда более сильно. Там проводилась распашка целинных земель, вырубка лесов, мелиоративные работы. Делались попытки более рационально использовать землю при помощи введения непрерывного севооборота, основанного на многопольной системе.
Стремление к агротехническим нововведениям становится все более и более заметно среди крупных землевладельцев и буржуазных арендаторов севера. Именно в это время возникают сельскохозяйственные академии, стремящиеся внедрить в Италии последние новинки агротехники. На некоторых капиталистических фермах внедряются усовершенствованные сельскохозяйственные орудия.
Артур Юнг, которому довелось побывать в Италии в 90-х годах XVIII столетия, одобрительно отзывался об ирригационных сооружениях Ломбардии и прекрасно обработанных полях Пьемонта.
В Пьемонте, Ломбардии и Тоскане методически осушаются болота, проводятся ирригационные работы, расширяются посевные площади. Распашка пустовавших земель северной Италии приобретает особенно широкие размеры.
По свидетельству итальянского исторка Р.Виллари, в долине реки По происходила подлинная революция в агротехнике. Особое внимание стали уделять цивилизации культур и приведению качества продукции в соответствие с требованиями рынка, благодаря чему росла сельскохозяйственная продукция.
Шелковица получила более широкое распространение в Пьемонте, Ломбардии, Венето. Не случайно 2/3 экспорта Венето составлял шелк. В Ломбардской долине интенсивно разводили скот. В 1753 году там насчитывалось 20876 коров, а в 1782 году — уже 40239. Это способствовало развитию сыроваренной промышленности, продукция которой впоследствии стала важной статьей экспорта.
Широкая распашка пустовавших ранее земель продолжалась и в Венето, в области, которая ранее специализировалась на культивировании кукурузы. В деревнях Эмилии шло наступление на болота и интенсификация зерновых культур на почве мелиоративных работ.
На вторую половину XVIII века приходится неслыханный взлет спроса на оливковое масло. Неаполитанское королевство, специализировавшееся на разведении олив, сумело извлечь из этого значительную выгоду. Также в королевстве возросло производство шелка и вина.
В то же время вместе с подъемом сельского хозяйства началось наступление на общинные земли и административную организацию сельских коммун. Сельские буржуа и дворяне проводили огораживание частных землевладений.
Долина По, лидер в аграрном секторе, более других почувствовала на себе эти изменения. Там господствующего положения достиг крупный капиталистический предприниматель. Исчезала испольщина, а испольщики превращались в сельскохозяйственных рабочих.
Мы уже упоминали, что именно здесь даже в период наиболее глубокого экономического упадка рыночные связи оставались довольно прочными. В других же областях Италии дело обстояло несколько иначе. Испольная форма ренты в Тоскане и большей части северной Италии еще больше упрочилась. Крупная земельная собственность, находившаяся в руках дворянства и буржуазии, расширялась за счет общинных и крестьянских земель, утверждая экстенсивное развитие аграрного сектора.
В Папском государстве, в Сицилии, Сардинии и в части Неаполитанского королевства сохранялось еще много необработанных земель, паровое поле, экстенсивное зерновое хозяйство.
Феодальные латифундии, феодальная юрисдикция господствовали вплоть до начала XIX века. Наемная рабочая сила была весьма немногочисленна. Между крестьянином и рынком стояло множество посредников, так что, несмотря даже на отдельные «островки невезения» на севере Италии, различия между севером и югом полуострова становятся все более и более глубокими.
Что же касается внешней торговли, то в связи с возросшим вывозом шелка, шелковой пряжи, вина, масла и других сельскохозяйственных продуктов через порты Ливорно, Генуи и южной Италии кризис в этом секторе хозяйства постепенно отступал.
Неуклонно росла численность рабочих. «История Италии» приводит следующие цифры: в 1725 — 1730 гг. на 126 шелкокрутильнях Пьемонта трудилось 7108 рабочих, а в 1787 году на 272 крутильнях 16143 рабочих.
На одном лишь предприятии по изготовлению шерстяных тканей в Милане в 1786 году было занято 500 городских рабочих и 2000 деревенских жителей.
Однако, несмотря на такие'внушительные для того времени цифры, в городах царила безработица, так как рост мануфактур отставал от темпов обезземеливания крестьян. Зажиточными фермерами могли стать очень немногие. Основная масса крестьян постепенно становилась батраками или уходила в города, обеспечивая таким образом избыток рабочей силы.
Цены росли, заработная плата оставалась на прежнем уровне, нищета в городах усиливалась. Увеличился поток эмигрантов во Францию и Швейцарию.
В то же время большая часть феодальной верхушки продолжала жить прежними доходами, сохраняя в полной мере привычный образ жизни. Другая же часть, значительно меньшая и главным образом на севере, подвергалась постепенному обуржуазиванию. Рост буржуазии происходил преимущественно в деревне северных районов Италии.
Наиболее благополучным было положение испольщиков Тосканы. По крайней мере, так утверждал Артур Юнг, наблюдавший жизнь крестьян в разных областях Италии.
Тосканские испольщики питались пшеничным хлебом, пили молодое вино, а раз в неделю ели мясо. Однако в Ломбардии крестьяне питались кукурузой и считали себя счастливыми, когда у них был хлеб.
В южной Италии, а также в Сардинии и Сицилии в деревнях варили похлебку из диких трав и, чтобы не платить сеньору за помол, ели вместо хлеба подсушенные на очаге зерна. Крестьянам приходилось ютиться вместе со своим скотом в продымленных, темных лачугах. Поставить в своей хижине загородку, которая отделяла бы людей от скота, могли позволить себе лишь самые богатые.
«В Сардинии, — писал Юнг, — есть несчастное крестьянское племя, которое живет в хижинах без очага и с дырою для выхода дыма вместо трубы».
Мало отличались от беднейшего крестьянства по своему жизненному уровню и рабочие.
В середине XVIII века разразился кризис в шелковой промышленности в Пьемонте. И в 1787 году число безработных в этой отрасли промышленности достигло вместе с семьями 62 тыс. человек.
В 1764 году в южной Италии был плохой урожай, цены на зерно поднялись резко в несколько раз. Беднейшим слоям населения приходилось питаться одной травой. В этот год во многих городах и местечках Королевства обеих Сици-лий городская и сельская беднота громила хлебные лавки и амбары.
Как правило, такие стихийные бунты каждый раз возникали в год недорода. С периодичностью в несколько лет то одно, то другое итальянское государство постигал неурожай. В деревнях ели кору деревьев, улицы городов заполнялись толпами беженцев из голодающих провинций.
Середина 70-х годов была отмечена голодными бунтами в Пьемонте и Палермо. Восставшим удалось захватить тюрьму и разоружить городской гарнизон.
Вице-король, в чей дворец восставшие ворвались в криком «Смерть!», был на волосок от гибели, и только заступничество местного епископа сохранило ему жизнь.
В 1766 году голодные бунты вспыхнули в Тоскане, в 1771 году — среди населения Венецианских провинций.
Ранее стихийные бунты прокатились по Сардинии и Калабрии.
Для феодальной верхушки итальянских государств стало, наконец, ясно, что если не попытаться что-то изменить в своей политике, страну захлестнет волна беспорядков. Кроме того, к изменениям в политике толкали трудности в финансовой и административной сфере, а также желание аристократии предотвратить возникновение буржуазной оппозиции.
Реформы были необходимы. Было бы смешно утверждать, что итальянские государи стремились внести коренные изменения в существующий общественно-политический строй.
Стремление их было куда скромнее — сохранить, укрепить и обезопасить свое положение.
Самой отсталой частью Италии, как отмечалось уже выше, была Папская область.
Внешняя пышность богослужения и ослепительная роскошь князей церкви находились в резком контрасте с общим глубоким экономическим и культурным упадком. Это крохотное государство было отсталым даже по невысоким итальянским меркам. Времена политического влияния Папской области давно ушли в прошлое.
Государство являлось центром папской реакции и международных интриг. Элементарные предпосылки для развития промышленности и торговли здесь начисто отсутствовали.
На другом полюсе развития находились Пьемонт и Венеция. Ловкая политика пьемонтских герцогов позволила согласно Утрехтскому и Раштаттскому трактатам 1713 — 1714 годов герцогу Виктору Амедею II получить Сицилию с титулом короля.
Уступив впоследствии Сицилию австрийцам, Амедей II взамен получил Сардинию и сумел сохранить королевский титул.
На протяжении веков самыми богатыми и могущественными торговыми республиками Италии оставались Венеция и Генуя.
Однако их политическое устройство, бывшее прогрессивным в средние века и в эпоху Ренессанса, в восемнадцатом веке представляло собой некую историческую окаменелость. Торговля и промышленность Венеции и Генуи испытывали все больший и больший спад.
Торговый флот Генуэзской республики бездействовал и правительство вынуждено было сдавать его в аренду предприимчивым иностранцам.
Куда больший простор для предпринимательской деятельности, открывался в Милане, Неаполе и Турине, куда постепенно переселялись генуэзские купцы. Согласно По-жаревацкому договору 1718 года Венеция уступила туркам почти все свои владения на Балканском полуострове. Ее былая слава «царицы морей» безвозвратно закатилась. Испанские, австрийские, французские войска безнаказанно топтали земли Венеции в последующие десятилетия.