х Парижа, в одном из монастырей, все монахини принялись горячо исповедывать новое «августинское» учение. Между тем иезуиты, по своему обыкновению, обратились за помощью к папе, и в 1643 году на книгу Янсена был наложен запрет, а в 1653 году Иннокентий X снова обратил на нее внимание и предал проклятию пять положений, взятых из нее. Но это лишь еще больше запутало дело. Янсенисты возразили, что автор «августинского» учения вовсе не в том смысле понимал свои толкования, как их понял и истолковал папа; что весь вопрос в их непреложности — «guaestio facti» — и что для решения его вовсе нет необходимости в участии «непогрешимого» судьи. Еще в 1633 году можно было убедиться в неразборчивости римских высших духовных властей относительно мер, которыми они вымогали у обвиняемых признание в чем только им самим заблагорассудится: долго еще был всем и каждому памятен процесс злополучного ученого Галилея, которого страшными пытками и угрозами заставили отказаться от его убеждения, что земля вращается около оси и что солнце подвижное светило, а не «неподвижный» центр «неподвижной» земли, как утверждали эти фанатики-богословы. Папа Александр VII заявил, что он понимает преданные проклятию пять статей книги Янсена в том же смысле, в каком понимал их и сам автор; но что он, Александр VII, тем не менее признает действительным проклятие, наложенное на эти статьи его предшественником Иннокентием.
Король французский, Людовик XIV, держался в стороне от этих распрей, тем более, что в деле веры скорее придерживался антипапистских воззрений; а затем, в 1668 году, папа Климент IX положил конец всем проискам, небезопасным для папской власти, своей мягкостью и тем, что ограничил свои требования лишь подчинением его воле. Янсенистов, таким образом, оставили в покое и они считались принадлежащими к общекатолической церкви.
Теперь понятно, что за вопросы могла повлечь за собой война, которую готовился начать Людовик XIV против Нидерландов, т. е. земель, где господствовал протестантизм.
Это государство было исключительно обязано своими основами протестантизму и не отрицало этого. Противоречиям, возникшим между монархической и аристократической партиями, положила конец смерть Вильгельма II Оранского, скончавшегося на двадцать пятом году от рождения, в 1650 году. Неделю спустя после его смерти родился его сын, преемник его прав, Вильгельм III; но было крайне сомнительно, чтобы он когда-либо мог ими воспользоваться, так как перевес оказался теперь положительно на стороне аристократической партии. Быстро падала власть Оранского дома в Нидерландах и окончательным для нее ударом был «Вечный эдикт» в декабре 1667 года, когда штатгальтерство, соединенное с генерал-капитанством, было признано излишним, тем более, что де Рюйтер прекрасно вел свои морские дела и тем доказал, что вовсе нет надобности поручать эти оба поста одному и тому же лицу. Внутри страны водворилась полная свобода как в воззрениях, так и в вероисповедании. Сюда стремились все, искавшие поддержки и убежища от духовных и ученых распрей: здесь, в Голландии, главной из нидерландских провинций, нашли сочувствие и безопасность французские ученые Сальмасий (Salmasius) и Декарт (Descartes).
Все подобные доказательства свободы, какой пользовалась соседняя держава, были особенно неприятны представителю высшей французской власти и уже велись тайные переговоры между Людовиком XIV и императором Леопольдом, который рассчитывал на перевороты, грозившие возникнуть в случае смерти тщедушного ребенка, Карла II, преемника Филиппа IV, его отца, на испанском престоле. Между монархами — французским и германским — было заранее условлено, что в этом случае Франции достанутся Испанские Нидерланды; но на такое самоуправство своих соседей вряд ли могла согласиться остальная часть Нидерландов, и потому Людовик XIV заранее готовился к вооруженной борьбе с ними. В этом случае ему уже было заранее предложено союзничество Карла II, представителя Стюартов на английском престоле. Выросший под влиянием матери-католички, он был явным противоречием духу своей страны, населенной исключительно протестантами. Но яснее всего сказалось это противоречие в его постыдной сделке за спиной парламента — сделке, в которой ему было обещано за помощь Франции против Нидерландов 5 000 000 ливров в виде субсидии, французские отряды, как пособие при водворении в Англии католичества, и некоторые местности в той части Нидерландов, которая должна была сделаться добычей французов. Для Людовика XIV этот договор, заключенный в Дувре в 1670 году, также имел свои выгодные стороны; но насколько могло это соглашение принести пользы католицизму — это еще был вопрос. Для Англии должно было оказаться гибельным упорное стремление подчинить ее католическому влиянию; оно должно было возмутить ее и ослабить. А между тем и ее союзники — члены Тройственного союза — отпали от нее, один за другим: сначала Голландия, а за ней и Швеция, которой было выгоднее дружить с Францией. На стороне последней оказались также некоторые из папских курфюрстов: Максимилиан Генрих Кёльнский и епископ Мюнстерский. Прекрасным предлогом для вмешательства был для них непризнанный в Нидерландах католицизм. Предвестником и образцом целого ряда будущих самоуправств и насилий было нападение маршала Крэки на герцога Карла IV Лотарингского, которого французские войска изгнали из его же собственных владений летом 1670 года.
7 апреля 1672 года Франция с Англией одновременно объявили войну Нидерландам. Людовику XIV удалось его хитрая уловка: когда Нидерландам понадобились союзники, они все оказались заранее на стороне Франции и только курфюрст Бранденбургский выразил готовность прийти им на помощь, да и тот еще должен был собрать войско, так что в минуту опасности Нидерланды оказались совершенно одинокими. Во главе трех армий Людовик XIV начал свое победоносное шествие по Рейну, занимая поочередно нижнерейнские крепости: Бюрих, Орсои, Везель, Рейнберг, Реес и Эммерих. Войска французов перешли Рейн у таможенных укреплений, и эта славная переправа послужила поэту Буало темой для хвалебной, высокопарной оды с мифологической подкладкой. Юный принц Вильгельм Оранский, которому было поручено командование над частью нидерландских войск, не мог удержать за собой оборонительную позицию при Исселе: Зютфень (Zutphen), Утрехт и Нимвеген сдались один за другим. Епископ Мюнстерский тоже выступил на поле битвы, а с противоположной стороны герцог Йоркский приготовился к высадке на берег: словом, не представлялось никакого сомнения, что Людовик XIV, которому все всегда удавалось, победоносно вступит в Амстердам. Высшие власти в Гааге сильно растерялись и решили послать к Людовику в Утрехт своего уполномоченного, Петер де Гроота (сына знаменитого ученого Гуго Гроция) для переговоров. Де Гроот предложил большую сумму денег и так называемые генералитские земли — южную, пограничную с Испанскими Нидерландами, полосу земли, которая сначала не принадлежала к семи главным провинциям, а также Мастрихт, Венлоо, Герцогенбуш и Бреду. Но и этого было мало Людовику, который обязан был позаботиться и о своих союзниках англичанах; кроме того, он требовал еще допущения католиков к высшим правительственным должностям в Нидерландах. Людовик, однако, при этом упустил из вида, что он слишком сильно возбудил против себя две самые главные силы Нидерландов, их естественную защиту — море и грубую, необузданную чернь.
Последняя дала о себе знать не только врагам, но и своему отечеству: она восстала и была верным оружием в руках предводителей народной партии, возмутившейся против братьев Иоганна и Корнелия де Витт, занимавших важные посты в нидерландском государственном управлении. Но партия Оранского дома одержала верх, а оба брата де Витт погибли жертвою черни. Таким образом, вся власть и все значение верховного властелина сосредоточились в руках двадцатилетнего Вильгельма III в самую тяжкую и опасную для его отечества минуту. Еще юный и неопытный в правлении, молодой государь обладал безграничной отвагой, которая, однако, не послужила во вред его государству. К тому же и сама природа, казалось, сделалась его союзницей и помогла скорейшему прекращению гибельной для Нидерландов войны: реки и озера разлились, как разливаются они только в этой низменной, приморской стране; города, села, поля и долины обратились в безбрежные водные пространства. В то же время и в Германской империи не особенно благосклонно смотрели на чрезмерное усиление французского могущества и на то, что Людовик XIV распоряжался на правом берегу Рейна, как у себя дома. Да и во всей Европе пробудилось чувство самозащиты, перевесившее в Англии даже протестантские интересы.
Ближайшая опасность, по счастью, миновала, но французы настойчиво добивались своей цели, и маршал Люксембург надеялся, как только разливы и реки замерзнут, по льду добраться до Гааги; но вдруг наступила оттепель и помешала выполнению его намерения. Английский флот также не мог произвести задуманной высадки, которую не допустили, опять-таки, естественные препятствия, и это принято было народом за чудо, за вмешательство Божие. Как не удалось покорение Нидерландской республики в первый год войны, так не удалось оно и во все последующие годы. Вслед за французами зашевелились и испанцы: ведь дело шло о их же владениях в Нидерландах. Однако и им не повезло, тем более, что у них не хватало на это ни денег, ни войска. Наконец, и император Леопольд перед образом в церкви принял решение соединиться с габсбургской линией испанского престола и с Голландией, предварительно поставив Франции свой ультиматум. Такое решение (исполненное в том же 1673 г.) принесло пользу как общей политике, так и духовному строю. Союзные войска под предводительством принца Оранского и германского генерала Монтекуколи в декабре 1673 года заняли Бонн, а в феврале 1674 года английский король заключил мир с Нидерландской республикой в Вестминстере на тех же основаниях, как и при Бреде. В апреле и в мае (1674 г.) его примеру последовали епископы Майнцский и Кёльнский.