ль Тисса, и венгерцы стараются настойчиво отстоять свое государство и свое преобладающее национальное значение против других, более мелких народностей, например, южных славян в Кроации, немцев в Трансильвании и т. д. Отдельные движения или даже взрывы недовольства (например, в Аграме, в 1883 г.) прорываются изредка, но не имеют особого значения. Даже и католическое духовенство здесь вынуждено подчиниться идее единства и является мадьярским по преимуществу. В Цислейтании же централистическая идея, австрийский элемент и его носители, немцы, в последнее десятилетие все более и более теряют почву. Министерство графа Таафе — министром-президентом он стал в августе 1879 года — носит исключительно федералистический характер и сумело даже навязать его Палате господ в рейхсрате (на стороне партии единения там было большинство) назначением в нее новых девяти пэров. В палате депутатов большинство было на стороне федералистов, с тех пор как в 1879 году чешские депутаты от Богемии вступили в рейхсрат. Такое признание австрийской конституции упорнейшими ее противниками было, в сущности, скорее ущербом, нежели прибылью для австрийской государственной идеи. В тронной речи было сказано о них, что «они сделали этот шаг, не изменив своим правовым убеждениям», и это дало им возможность, в союзе со всякими центробежными силами, с поляками, словаками и другими не немецкими элементами,[46] вымогать у правительства одну уступку за другой. Только что в 1882 году Пражский университет был расчленен надвое — на чешский и на немецкий университеты, в мае 1883 года сокращена продолжительность обязательного школьного обучения; в 1884 году, при помощи министров, отвергнуто исходившее от немцев предложение — определить известного рода законоположениями употребление местных языков, удерживая, однако, всюду немецкий язык, в качестве языка государственного. Вообще говоря, немецкое влияние всюду в Цислейтании отступает на задний план и пессимизм среди немецкого населения высказывается довольно ясно. Даже и объединительная сила католического вероисповедания, в течение столь долгого времени служившая связующим средством для этой империи, теперь как бы ослабла, так как католическое духовенство только среди славянского населения вступало в тесный союз с национальным принципом, а с немецкими элементами живет в постоянных неладах и как бы не желает его признавать, и постоянно, на всех собраниях, подает голос с автономистами, т. е. не с немцами. Трудно предрешить, где именно и на чем остановится это стремление к разложению, это постоянное отклонение всех мер к более тесному внутреннему сближению различных народностей, входящих в состав Австрийской империи; едва ли может быть полезно это разъединение в смысле культурном, так как оно постепенно начинает угрожать и главным опорам государства — его военному быту и его путям сообщения. Временно союз с Германией и Италией, а также и преобладающее значение венгерской половины империи, доставляют некоторую опору идее единства империи. Этот союз, несомненно, направлен, главным образом, против России, между тем как все славянские элементы, за исключением поляков, либо открыто, либо тайно питают сочувствие к России.
В Италии замечается как раз противоположное стремление — сильное сплочение нации в одно тело. Национальной монархии здесь приходится бороться только с безумными приверженцами республиканства и радикализма, а никак не со сторонниками того порядка вещей, который был устранен в 1860 и 1870 годах. В начале 1878 года умер Виктор Эммануил; месяц спустя скончался и Пий IX. Между преемниками их, королем Гумбертом и Львом XIII, отношения не изменились: папа не отступается от своего права, которое для него обратилось уже в догмат от требования возвращения ему Церковной области — и постоянно настаивает на этом праве в заграничных миссиях; итальянское правительство и итальянская нация, в свою очередь, отрицают всякое существование, в данное время, какого бы то ни было римского вопроса; и само собой разумеется, что они совершенно правы, так как никогда никакое правительство не вступится в разбирательство этого вопроса. Притом же новый строй итальянского государства не вызывает против себя никаких существенно важных укоров: перемена министров, роспуск палат и возобновление их состава — все это совершается в самой спокойной, совершенно конституционной форме; на место деятелей, упраздненных смертью, Гарибальди, Депретиса, Мингетти и т. д. выступают люди, руководимые в своей деятельности той же идеей национального единства. Даже весьма печальные финансы Италии, хотя и временно, удалось поправить настолько, что 1 марта 1883 года дефицит исчез в государственной росписи и принудительный курс бумажных денег сравнялся (на время) с курсом металлической валюты. В своей внешней политике юное государство выказывает себя миролюбивым, хоть и существует в нем небольшая партия, которая мечтает о возвращении Триеста с его областью; об утрате Савойи и Ниццы итальянцы не горюют, потому что все же питают некоторое сочувствие к Франции, способствовавшей освобождению Италии, хотя в последнее время и наступило некоторое охлаждение между французским и итальянским кабинетом по поводу занятия французами Туниса. В 1885 году и Италия также заняла в Африке пункт для колонизации — Массову (на восточном берегу Красного моря). В смысле общеевропейской политики, в правительстве итальянском высказывается тяготение к Германии, чем и объясняется участие Италии в тройственном союзе.
Гумберт, король Италии
Папа Лев XIII
История Франции, в смысле правительственном и общегосударственном, за последнее десятилетие представляет мало утешительного. Республика, правда, крепнет постепенно все более и более; все менее и менее становятся возможными неожиданные перевороты в пользу какой-либо иной формы правления; но вместе с тем выказывается большая бедность в государственных деятелях и чрезвычайная шаткость в правительстве, которое меняется довольно часто и вынуждено постоянно лавировать между сильно развитыми политическими партиями всевозможных цветов и оттенков. С 1879 года республиканцы и в сенате имели за себя большинство, и 30 января этого года маршалу Мак-Магону пришлось сложить с себя полномочия президента республики. На его место был избран пламенный республиканец, Жюль Греви, человек далеко не выдающихся способностей, но обладавший завидным умением ладить со всеми партиями. 28 декабря 1885 года он даже был переизбран на следующее семилетие, но уже два года спустя должен был покинуть свой высокий пост, вследствие вскрывшихся весьма крупных злоупотреблений, по различным отраслям управления, в которых обвиняли его зятя. На место Греви был избран человек весьма талантливый и высоконравственный — Карно, потомок славного деятеля времен первой революции. Сильно развитая борьба партий, доставляющая очень много хлопот и забот президенту и побуждающая его к частым переменам в составе кабинета, служит, конечно, немалым препятствием к прогрессивному развитию высокоталантливой нации, которое, однако, не останавливается и идет вперед, тщательно залечивая язвы прошлого и не жалея ни затрат, ни усилий на восстановление временно поколебленного своего политического положения в Европе. В конце истекшего десятилетия Франция, выдержавшая внутри весьма упорную борьбу с клерикальными началами и весьма тяжкие кризисы финансов, явилась вновь державой, могучей внутри и готовой извне ко всем случайностям внешней политики, которые бы могли касаться чести нации.
Со всемирно-исторической точки зрения, Испания так мало принимала в последнее время участия в политической жизни и исторических событиях, что о ней можно удовольствоваться упоминанием в нескольких словах. Политическая жизнь внутри ее за последние 18 лет протекла довольно мирно, без особенно важных восстаний или обычных в Испании военных бунтов. 25 ноября 1885 года страна понесла тяжкую утрату в лице молодого еще короля Альфонса XII, и новый наследник престола родился уже после его смерти; однако страна благополучно пережила этот кризис междуцарствия под регентством королевы Христины, австрийской эрцгерцогини, бывшей в замужестве за Альфонсом с ноября 1879 года.
После того как лорд Биконсфильд вернулся с Берлинского конгресса, на котором он так ловко сумел отстоять выгоды Англии, можно было предположить, что консервативное министерство довольно долго удержится во власти. Однако последовавший в апреле 1880 года роспуск парламента и новые выборы дали вигам значительное большинство, и во главе правления вновь оказался Гладстон. На передний план был вновь выдвинут неразрешимый ирландский вопрос; политическая работа сосредоточилась в ближайшие годы на выработке самоуправления Ирландии в ее внутренних делах (Home-rule). Партия гомрулеров, предводимая англичанином-протестантом Парнеллем, в составе своем насчитывала не менее 63 членов в новой нижней палате. В 1881 году был принят очень либеральный билль, предназначенный к удовлетворению давних и справедливых жалоб ирландцев — билль, вполне обеспечивавший арендаторов от произвола землевладельцев; однако он не много принес пользы. Ирландская земельная лига им не удовлетворилась и, когда после установления надлежащего соглашения между Гладстоном и Парнеллем, можно было уже надеяться на некоторое умиротворение долгой внутренней распри, новоназначенный министр и его младший секретарь были среди бела дня убиты в Дублине, в парке (в 1882 г.). Это событие, однако, не остановила Гладстона в проведении его дальнейших планов и мер к умиротворению Ирландии: в 1885 году ему удалось провести реформу в избирательном законе, но в июне того же года он пал из-за несогласия, возникшего по поводу одного из вопросов бюджета; однако в январе 1886 года он уже снова заместил Салисбюри у кормила правления и снова выступил с новым и весьма положительным проектом законоположений для Ирландии. Он предлагал учредить особый ирландский парламент, особое ирландское министерство, особую ирландскую полицию, в то же время настаивая на необходимости участия ирландских сочленов в английском парламенте. Оставшись в меньшинстве при проведении этого смелого плана, он распустил парламент в июне 1886 года. Однако часть либералов, не желавшая подвергать государственное единство такому радикальному эксперименту, отделилась от Гладстона, и результат выборов в июне был следующий: 317 консервативных и 76 либеральных унионистов, 191 — приверженцев Гладстона и 86 — ирландской партии: таким образом, 20 июня правление вновь перешло в руки Салисбюри. Не мешает заметить, что все подобные перевороты и события парламентской деятельности в Англии гораздо менее, чем когда-либо прежде, возбуждали к себе интерес в Европе; точно так и интерес к событиям в Европе значительно ослабел за последние годы в Англии. Поставленная по отношению к европейским государствам в исключительно счастливое положение Англия может не тратить, подобно им, миллионов на свое вооружение и ее армия остается в прежнем весьма ограниченном составе и довольно небрежном состоянии. Зато и правительство, и общественное мнение Англии по-