— Зачем тебе, сынок?
— Мне нужно знать.
— Да что в том толку?
— Это чтобы самозванцем не дразнили.
— Да ты что?! — Перепугалась Ольга Саввишна. — Неужто... Да ведь это ж...
— Это мой долг перед русским народом, — сказал Михаил.
— Ох ты, Господи... Что же творится... Делов я наделала...
— Мать, я должен. У меня... служение есть.
Мать серьёзно посмотрела на Коржова, а потом перекрестила.
— А и правда. Кто я, в сущности такая, чтобы с царственной особой спорить?.. Если Господь тебе, Миша, велит искать трона, так, значит, и нужно... Помнишь, у меня тулуп есть зимний старый, которым я укрывалась? Там в подкладке золотой крестик зашит. Солдатские дети таких не носят. Он на тебе был, когда мы тебя подобрали. На нём знаки царские...
Глава 23, В которой Варя сперва готовится рассказать правду, а потом сама хочет услышать её.
Варя подходила к Александровской больнице, мысленно тренируясь говорить слова, которые скажет Ольге Саввишне в ответ на вопрос, куда делся Миша. Фразам про то, что его задерживают на работе, старуха уже очевидно не верила. Варя думала наврать то про какую-нибудь нетяжёлую болезнь, то про внезапно выпавшую замечательную возможность заработать на стороне, то про тренировку для участия в Олимпиаде, куда Коржова якобы неожиданно подрядили... Но, в конце концов, все эти варианты были плохи, потому что выглядели очевидным враньём, а, значит, заставляли бы больную волноваться ещё больше. В общем, Варя решила не прятаться больше, не врать, а сказать всё как есть. Ольга Саввишна шла на поправку, и узнать об исчезновении сына ей пришлось бы так или иначе после выписки на следующей неделе...
«Миша пропал. Я не знаю, где он, но уверена, что скоро он найдётся», — беззвучно шевеля губами, проговорила Варя.
И в ту же секунду остолбенела, увидев выходящего из больницы Коржова.
На нём был военный мундир. Варю пронзило осознание того, что эта смена внешности не могла быть ничем иным, как признаком желания Михаила её бросить, не жениться и вообще жить некой другой жизнью, где нет места ни отделочным работам в павильонах, ни простой фабричной девушке... Но так легко отдать лучшее, что случалось с ней в этой жизни Варвара не собиралась!
Со скоростью новейшего паровоза кинулась она к Михаилу, ухватила за рукав и закричала:
— Миша! Мишенька! Ты где же это был-то?! Неужто решил меня бросить?!
Миша вздрогнул так, как будто на него выскочил медведь, а не родная невеста. Это было плохим признаком.
— Ой, Варя! Ты откуда здесь?
— Как откуда? К Ольге Саввишне иду! Её ведь, кроме меня, и навестить-то некому! — Немедля перешла в атаку Варя.
— Нет, не «некому». Я вот пришёл.
— Ты пришёл! Две недели спустя! Она там все глаза себе проплакала, ждала пока! Я тоже!
— Прости меня, Варя...
— Не хочешь жениться? Другую нашёл, да? Получше?
— Никого я не нашёл. Хочу жениться. Только со мной тут такие дела происходят... Да ты, впрочем, знаешь. — Тут Миша в лице изменился. — Кстати, Варя, почему ты не рассказала мне?..
— Про что не рассказала?
Сердце Вари застучало, как вагон по рельсам. Неужто он всё узнал?! Но они же с Ольгой Саввишной решили... Теперь всё... Уже точно не женится...
— Про то, что рассказала тебе мать в тот день, когда её ранило, — сформулировал, тем временем, Коржов самое страшное.
— Да она мне ничего такого и не рассказывала... — пролепетала девушка, растерявшись.
— Ну, конечно, не рассказывала! Ясно. Опять та же песня... А впрочем, на нет и суда нет. Пусти, меня ждут, мне идти надо!
— Кто ждёт? Девушка другая?
— Нет, не девушка.
— А кто ж тогда?
— Друзья.
— И какие-такие друзья? Ванька, что ли? Так он тебе вовсе не друг!
— Варя, хватит! Я позже скажу всё. Идти надо. Будет! Пусти!
Но не тут-то было! Та вцепилась в его руку мёртвой хваткой. Было чувство: если дать сейчас уйти, то не воротишь.
— Не пущу никуда, так и знай! Где это видано, чтоб от своей семьи, от своей невесты пропадать на две недели, потом как ни в чём не бывало являться, а потом опять бежать к друзьям каким-то! Нет уж, здесь же всё выкладывай! Где был?!
— Варя, позже...
— Сейчас же!
— Пусти уже!
— Вот расскажешь, где ты был, и отпущу тогда!
— Говорю же, мне некогда! Там человек меня ждёт! Придёт время, всё расскажу!
— Да когда оно ещё придёт-то, время то?..
— Если не будешь мешаться, то скоро! — Сказал Михаил, начав злиться. — И вообще! В конце концов, ты мне ещё не жена, чтоб меня допрашивать! А если и была бы, не позволил бы!
— Ах, так!?
— Да, вот так вот! Тебе мать секрет доверила, чтоб мне его сказать, а ты что сделала?! Всё скрыла. Обманула. Для чего? Я ведь после того, как тот барин на автопеде ко мне стал вязаться, ещё специально спросил: не передавала ли мать чего-нибудь важного для меня! А ты что? Соврала!
— Да я думать не думала, что это она всерьёз! — Оправдывалась Варя.
Ей в голову пришло, что, если Миша в самом деле царь или царской крови, то она, простая девка, ухватившая его за рукав при всём честном народе, ведёт себя совершенно неподобающе. Не могла Варя скандалить с Государем! Значит, Миша им и не был! Так что девушка добавила:
— Не верю и теперь! В горячке, при смерти, чего только ни бредит человек! А ты уже решил, что в самом деле...
Миша посмотрел на Варю жёстко, и как ей показалось, в чём-то даже по-царски.
—... Нет, ну, если ты думаешь, что это правда, давай вместе попробуем разобраться в этом вопросе. Я ж не против... Я просто не знала...
— Ну, знаешь теперь, — сказал Миша.
— А ты мне и где был расскажи, чтоб я тоже всё знала! Чтоб больше так не было!
— После.
— Сейчас же! Не то закричу!
— Прекрати!
— Ей-богу закричу!
— Ты, Варька, дура! Хочешь, чтоб меня в полицию забрали? Или чтобы охранка схватила? Меня эти сатрапы и без того нигилистом считают — притом ни за что совершенно! И так с квартиры выгнали уже из-за клеветы! Так тут ты ещё туда же!
— Так значит, оклеветали тебя? Ты не нигилист? — Спросила Варя.
— Нет, конечно! Какой нигилист?! Ты смеёшься?
— А отчего полицию «сатрапами» обзываешь? Это нигилисткое словечко!
Миша замешкался. Несколько секунд он, видимо, искал, что ответить, но не нашёл и сказал:
— Иди к чёрту!
— Ах, так? — Разозлилась невеста. — К чертям посылаешь?! Пожениться не успели, а уже к чертям, вот так да?! А-ну, рассказывай сию же секунду, где пропадал! Не то больше меня не увидишь!
— Уймись.
— Не уймусь! Ежели сейчас же не расскажешь, где ты был, пойду в казармы «Треугольника»! Да лягу там с первым попавшимся!.. А прежде... Эй, полиция!
Ещё несколько минут они пререкались. Варя угрожала, шантажировала, требовала, старалась жать на все рычаги Мишиной души, до каких только сумела дотянуться. Прохожие поглядывали на них всё с большим любопытством и подозрением, а под конец уже начали скапливаться вокруг. Наконец, Коржов не выдержал:
— Ладно. Но только пошли в переулок, подальше отсюда.
Они отошли от больницы, углубились в жилые кварталы и зашли в безлюдный двор-колодец какой-то мрачной семиэтажной громадины.
— Ну, рассказывай! — потребовала Варя.
Глава 24, В которой Миша достаёт крестик, но при этом все достают его самого.
— В общем, в тот день Скороходова не пустила меня домой, потому что кто-то наболтал ей, что я якобы кружковец, — начал Миша. — Эта чокнутая выбросила в окно мои вещи, даже вызывала полицию! Было ясно, что никто мне не поверит, надо прятаться! По счастью, рядом как раз оказался тот тип, который до этого лез ко мне с разговорами и зазывал к себе в Свято-Егорьевский переулок...
Дальше он рассказал всё, как было: и про кражу велодирижабля, и про пожар, и то, как спас дамочку, сразу же взявшую его в плен, про автомобиль, про дачу, про долгие разговоры со своими новыми знакомыми... Старался покороче, ведь Егор там его ждёт. Не получалось. Варя без конца выспрашивала подробности. Да и сам Коржов внезапно обнаружил, что соскучился по своим, что его душа желает поделиться с кем-то близким...
— Так значит, ты всё-таки нигилист! — Трагическим голосом заключила Варя, когда он договорил.
— Да вовсе нет!
— Он самый! Ты теперь в кружке. Ты с ними!
— Я не с ними, — сказал Миша. — Точнее, с ними в той же точно степени, как и с любыми добрыми людьми.
— Но они же не добрые люди!
— Они хотят отдать землю крестьянам, защитить рабочих от хозяев и облегчить положение инородцев. Разве это не доброе дело?
— Облегчить положение инородцев! — С ужасом повторила Варвара. — Да зачем доброму человеку в своём уме думать о каких-то инородцах!? Они Христа распяли и Россию-матушку распять хотят, понятно?! А что говорят про рабочих и про крестьян, так то для отвода глаз!
— А вот и нет. Во многих странах это уже сделано. А что до инородцев, так их обижать не надо оттого, что обижать вообще никого не следует. Потому что перед Богом все равны! «Нет ни эллина, ни иудея, ни раба, ни свободного»...
— Они тебя испортили!
— Никто меня не портил.
— Нет, испортили! Насовали тебе в голову всякой околесицы, а ты и поверил! Всем давно известно, что энэмы существуют для того, чтобы помешать Государю ступить твёрдой ногой по Афганистану!
— Мне до Афганистана дела нет, — сказал Коржов, с удивлением отмечая, что невеста говорит почти что теми же словами, какие он сам совсем недавно адресовал своим похитителям. — И зачем энэмы существуют, тоже неинтересно. А важно лишь то, чтоб они помогли мне занять моё место! Законное!
— Ты что ж это? Веришь?..
— Да, верю. Мне кажется, в глубине души я давно уже догадывался о чём-то подобном.
— Царём хочешь быть? — прошептала Варвара.
В её голосе слышалось то ли презрение, то ли ужас, то ли жалость к сумасшедшему. Кажется, она испытывала всё это вместе. Мише стало очень больно, что будущая жена, для которой он ни много, ни мало уготовал роль царицы, так скверно относится к высокому долгу, который он на себя принял. Захотелось сказать колкость, разругаться, начать оправдываться, предъявить ей разом все доказательства своего происхождения, чтоб убедить и заставить раскаяться... Но Коржов сказал только: