Аллан Флэм уже много лет работал в Лондонском бактериологическом институте, изучая тропические болезни. Его талантливые труды по исследованию малярии создали ему имя в ученом мире.
Жизнь Флэма катилась размеренно: лаборатория, лекции в Оксфорде, работа в кабинете над очередным трудом, по праздникам — спортивные прогулки за город с друзьями-бактериологами. Аллан был неплохим спортсменом и на ряду с охотой за микробами увлекался охотой за более крупными вредителями человечества — зайцами, лисами и волками. Мускулатура у него была стальная и глаз на редкость меткий. Мировая война, которая бросила юношу Аллана на германский фронт, была для него суровой школой, дала закалку на всю жизнь. Дала она и ненависть к империализму, ко всей государственной и политической системе, царящей в Западной Европе. Едкие насмешки Флэма, его острая и беспощадная критика правительства заставляли приходивших к нему на дом студентов прислушиваться к его словам.
Когда Флэму предложили стать во главе экспедиции, отправлявшейся в Африку на борьбу с мухой цеце, молодой ученый чуть не подпрыгнул на стуле от радости. Нимало не колеблясь, Аллан согласился. Сонная болезнь давно его интересовала, он был в курсе новейших методов ее лечения, и борьба с этим бичом чернокожих увлекала его. Предстояло проникнуть в самое сердце Западной и Центральной Африки, изучить зоны распространения цеце, нанести их на карту. Заразы Флэм не боялся, а бороться привык и любил борьбу. Он отложил начатый труд, прервал на неопределенный срок лекции и лихорадочно занялся подготовкой экспедиции. Два врача и сестра милосердия выехали на неделю раньше Аллана и теперь поджидали его в городке Кумаси, намеченном отправным пунктом экспедиции. На следующее утро Аллан должен был с ними встретиться.
Внезапно шофер резко затормозил.
— В чем дело? — тревожно окликнул его Аллан.
— Проезда нет, сэр. Придется поворачивать назад.
Аллан выскочил из машины с электрическим фонариком в руках. Форд уперся радиатором в кучу хвороста, перегородившую дорогу. Совсем близко слышался шум воды.
— Хворост нарочно навалили на дороге, это значит, что мост через речку снесен, — об’яснил шофер.
Аллан сделал несколько шагов вперед и остановился на самом краю обрыва. Внизу бурлила река, вспухая от недавних дождей. Свет фонаря запрыгал по черным лохматым струям.
«Если бы мы ехали быстрее, то обязательно перемахнули бы через хворост и полетели под обрыв», — с содроганием подумал Аллан.
Он начал осматривать берег, выискивая место, где бы можно было переехать в брод. Поиски не привели ни к чему: берег, чем дальше, тем становился круче, да и река была слишком бурной и глубокой. Уныло побрел Аллан назад, к блеклым огням машины. Слоено глаза чудовища мерцали они во мгле. Смутная жуть охватила Аллана. Но невольно вспомнил о хищниках. Быть может, в этот самый миг из гущи джунглей за ним наблюдает другая пара глаз. Он ускорил шаги и стал размахивать перед собой фонариком, описывая световые круги.
Через несколько минут добрался до машины.
Шофер сидел неподвижно, пристально вглядываясь в тяжелую тьму.
С большим трудом, удалось повернуть машину, вязнувшую в грязевом киселе. Волей-неволей приходилось ехать и делать огромный крюк. Едва тронулись, как совсем рядом послышался грузный топот и хруст. Прямо на авто из непроницаемой тьмы джунглей двигалась черная гора.
— Носорог! — задыхающимся топотом сказал шофер.
Свет фонарей привел в недоумение гиганта. Он остановился и, громко сопя; уперся крохотными глазками в машину. Аллан с шофером замерли на своих местах, ледяной пот катился по спине мелким горохом.
Внезапно носорог шумно фыркнул, повернулся и затопотал по дороге, удаляясь от форда.
Оба вздохнули с облегчением.
— Хорошо, что свет не ударил ему в глаза, — тихо сказал шофер, — а то бы он разозлился и разнес и машину и нас на клочки…
Авто медленно покатился. Впереди, в каком-нибудь метре, колыхался бугристый зад носорога. Животное и не думало сходить с дороги. Шоферу предстояла трудная задача: во что бы то ни стало удержать машину и не дать ей налететь на бегущего впереди зверя.
Дорога, как назло, шла под гору. Негр изо всех сил нажимал тормоза, но форд плохо слушался. Глаза Аллана приросли к неуклюжей фигуре гиганта.
«Катастрофа неизбежна, — мелькало в его голове. — Еще несколько минут, и мы налетим на носорога. Одним ударом он подбросит машину на воздух — доктору рисовалась кровавая картина: среди обломков автомобиля два растерзанные трупа. Каждый нерв напрягся и ныл.
Время тянулось бесконечно.
Но вот носорог свернул в сторону. Слоено птица, вырвавшаяся на свободу, форд полетел вперед. Шофер послал вдогонку своему врагу два пронзительных хриплых гудка. Испуганный зверь кинулся в чащу, с треском ломая кусты.
«Африка кишит врагами человека, — думал Аллан, закуривая папиросу. — Их две, основных группы. Огромное свирепые хищники, открыто нападающие на человека, или же крохотные насекомые, коварно и незаметно разносящие ужасную заразу сонной болезни и желтой лихорадки. С дикими великанами куда легче бороться, чем с этими лилипутами. К тому же хищник далеко не всегда нападает на человека, а только когда голоден или же когда покушаются на его детенышей. А цеце и комары вечно охотятся за теплой человеческой кровью. И статистика показывает, что гораздо больше людей гибнет от укусов насекомых, чем от диких зверей. Нет, насекомые — вот подлинные враги человека…».
II. На борьбу с врагами человека
Кособокие грязные хижины Кумаса остались позади. Экспедиция вступила под душные тенистые своды джунглей. Длинной змеей растянулся отряд. Впереди крупно шагали два квадратных круглоголовых гиганта-проводника — Квека и Абосса, за ними Аллан и его трое спутников, позади вереница носильщиков, нагруженных гамаками, тюками и ящиками с медикаментами. Носильщики были набраны Алланом из представителей всевозможных африканских племен. Тут были и красивые светлокожие фульбе с величавой осанкой, и губастые плосконосые гаусса, и черные, блестящие, как сапожный вар, вангара, и фанта и многие другие. Большинство были в цветных рубахах и штанах, иные в одних набедренниках. Перед выступлением все туземцы были подвергнуты тщательному медицинскому осмотру, и им были сделаны прививки против всевозможных болезней.
Во главе носильщиков стоял Умвати, пожилой сухопарый негр. Он знал чуть ли не все африканские наречия и пользовался большим авторитетом среди туземцев. Шел он с видом полководца, выпятив впалую грудь и сосредоточенно сдвинув клокастые брови.
Аллан расширенными ноздрями жадно пил крепкие ароматы леса. Его поражало безмолвие, тяжело повисшее в джунглях. Блики солнца огненными бабочками порхали в ветвях, рассылались в траве золотыми осколками. Узлистые, раздутые, словно подагрические, корни переползали через дорогу. Аллан то и дело спотыкался. Свисавшие с ветвей лианы казались ему то пожарными рукавами, то щупальцами чудовищ, канатами, сдавившими тела лесных гигантов.
Ридли и Стон, спутники Аллана, погрузились в ученый спор. Их мало трогали тропические красоты. Ридли был тонок, как червь, с лицом, похожим на куколку бабочки-капустницы, — очень дотошный малый, прекрасный работник. Другой — Стон — кругловатый крепыш, почти без шеи, с хриплым быстрым голосом, энергичный и суетливый. Сестра милосердия, смуглая крепкая женщина средних лет, шла большим шагом, прислушиваясь к спору врачей. Миссис Даусон видала всякие виды, у нее был солидный боевой стаж и два серьезных ранения.
Внезапно туземцы словно по команде дружным хором затянули бравурную песню с гортанными выкриками, присвистывавшем и щелканьем.
— Что это они поют, Коку? — спросил Алшан у поровнявшегося с ним коренастого круглолицего негра.
— Это старая походная песня, масса, — отозвался Коку.
Он говорил на довольно приличном английском языке. Два года проработал он в лазарете в Кумаси и был опытным санитаром. Аллан выбрал его себе для личных услуг, с первого взгляда почувствовав к нему симпатию.
— Что же, мы ведь и в самом деле идем в поход на страшных врагов человека, — улыбнулся доктор.
— Ты говоришь про цеце, масса?
— Ну, конечно.
— А почему это белые люди вдруг надумали с нею бороться? Неужели им стало жалко негров? До сих пор они нас не слишком жалели.
— Нет, Коку. Белые люди беспокоятся прежде всего о самих себе. Сонная болезнь уж слишком широко распространилась за последние годы. Эпидемия в центральной Кавиронде уничтожила более ста тысяч человек. В районе Уганды, граничащем с озером Виктория-Нианца, за шесть лет население уменьшилось втрое. Нужно оздоровить страну, чтобы чиновники и купцы могли в ней безопасно проживать.
— Расскажите мне, масса, что в книгах пишут про цеце. В наших местах ее нет. Мне хочется получше знать врага, с которым мы будем воевать.
— Умно сказано, Коку! Я охотно тебе расскажу. Существует до двадцати разновидностей мухи цеце. Водится она в Африке, больше всего в западной и центральной ее части, гнездится по берегам рек и озер, в низких болотистых местах, в густых зарослях. Самка-цеце вынашивает в себе единственное яйцо, из которого выводится личинка. Некоторое время она живет в теле матери. Когда же она достаточно разовьется, самка выбирает подходящее место, под стволом поваленного дерева или под густым кустом, и выкидывает личинку. Та живо зарывается в мягкую влажную землю. Через час она превращается в куколку. Кожица ее темнеет и становится твердой, как скорлупа. Пройдет месяц — два, и из куколки выйдет молодая муха. Своим хоботком она пробивает себе дорогу сквозь рыхлую землю к свету. Когда крылышки мухи окрепнут, она присоединяется к стаям взрослых мух. Обычно самка выкидывает личинку каждые две-три недели, так что цеце быстро размножаются.