В машине Джейк потянулся было к ключу зажигания, но помедлил.
— Мне не следовало так поступать, — пробормотал он, не глядя на Ребекку.
Лучше бы он этого не говорил. Ребекка и так не могла отделаться от мерзкого ощущения, что попросту вешалась ему на шею.
— Все в порядке, — промямлила она, уставясь на свои руки, сложенные на коленях.
— Я повел себя непрофессионально…
— Все в порядке, — повторила Ребекка, не в силах придумать ничего более оригинального.
Заурчал мотор, и машина рванулась в вечерний полумрак.
Если до сих пор Ребекка ощущала себя одинокой, то теперь ее одиночество разрослось неимоверно. Лишь несколько кратких мгновений тонкая нить связывала ее с другим живым существом, но теперь оборвалась и она, и бесплодная пустошь, царившая в сердце Ребекки, отныне полонила его целиком.
— Как только мы вернемся в мотель, — сказала она, — я соберу вещи и вернусь в Даллас. Сегодня же!..
— Разумная идея. Я буду держать тебя в курсе поисков.
— Не думаю, что тебе удастся что-нибудь найти. Моей матерью была Джейнел Гриффин.
Джейк не возразил ни словом, и так рухнули последние надежды Ребекки. Сейчас в душе ее властвовал беспросветный мрак.
— Моя мать мертва. Я решила смириться с этим и последовать твоему совету. Вернуться к работе, к друзьям, строить заново свою жизнь…
Хоть это и невозможно, мысленно добавила она.
— Разумная идея, — повторил он.
Итак, все кончено. Она уедет и никогда больше не увидит Джейка, не ощутит на губах горячий вкус его головокружительных поцелуев. Ночь прокралась в салон седана, просочилась сквозь кожу и теперь текла по жилам — там, где еще минут десять назад струилась жаркая кровь…
В двух кварталах от мотеля позади седана вспыхнули сине-красные огни полицейской машины, и надсадно завыла сирена.
— Что за черт?!
Джейк нажал на тормоз.
— Ты что, превысил скорость?
— В этом-то городке? Учитывая нашу взаимную симпатию с местным шерифом, я бы не решился и полосу сменить без сигнала. Если вообще здесь можно отыскать улицу с лишней полосой.
Фарли Гейтс вперевалку подошел к седану.
— В чем дело, Гейтс?
— Ваши права.
Джейк сунул руку в задний карман джинсов, извлек бумажник и протянул шерифу водительские права.
Гейтс невозмутимо переписал все сведения в блокнот.
— Что вы делаете? — резко спросил Джейк. — Я не превышал скорость, так какого черта вы гоняетесь за мной с мигалкой?
— Все верно, не превышали, но дело совсем не в этом. У вас разбита фара.
— Черта с два! Сами видите — обе в порядке!
Джейк раздраженно махнул рукой в сторону ветрового стекла.
Гейтс неспешно прошел вперед, вынул дубинку и размахнулся. Ребекка потрясенно вскрикнула — тишину летнего вечера разорвал пронзительный звон стекла. Шериф хладнокровно вернулся к дверце седана и протянул Джейку квитанцию на штраф.
— Как я уже сказал, у вас разбита фара.
И, усевшись в свою машину, укатил прочь.
— Что происходит? — недоуменно спросила Ребекка. — Зачем он это сделал?
Джейк лишь покачал головой, глядя, как удаляются в ночь задние огни полицейской машины.
Наконец он повернулся к Ребекке.
— Сдается мне, что Джейнел Гриффин вовсе не твоя мать… иначе Гейтс не старался бы так рьяно от нас избавиться.
Ребекка мгновенно оценила его правоту — и тогда недоумение сменилось в ней праведным гневом.
— Я не еду в Даллас! — жестко сказала она.
— Почему-то я так и подумал.
Ровный голос Джейка не выражал ни злости, ни особой радости.
Но это уже было неважно. Как и то, что мать Ребекки не желает встречаться с дочерью. На кладбище девушка навсегда простилась со своей мечтой о настоящей семье, с надеждой обрести полноценную жизнь. Она страдала, мучилась, и оказалось, что зря. Эта мысль отчего-то ожесточила Ребекку, укрепила ее решимость. Она найдет свою мать, даже если эта женщина захлопнет дверь перед самым ее носом. Она посмотрит в глаза той, что родила ее на свет, узнает ее черты лица, цвет волос, форму губ… и уйдет. Насовсем!
И тогда Ребекка снова будет полновластной хозяйкой своей жизни. Тогда она вновь обретет себя и уверенной поступью двинется в будущее, как советовала Дорис Джордан.
Глава 9
20 октября 1969 года,
Эджуотер, штат Техас
Мэри свернулась калачиком на диване, и на коленях у нее лежала раскрытая книга. Она уже в третий раз прочитала одну и ту же страницу, но так и не поняла ни единого слова.
Пять минут двенадцатого. Скоро вернется Бен. В этом месяце у него вечерние дежурства — с трех часов дня до одиннадцати вечера — и Мэри уже возненавидела эти долгие часы темноты и одиночества.
Раньше с ней такого не было. Всю свою жизнь она прожила в Эджуотере. Здесь никогда не запирали дверей. И ничего не боялись.
А вот она — боится. Заперла все окна и двери, а теперь вздрагивает от каждого звука, особенно если это — телефонный звонок.
Отчасти, конечно, эта тревога привычна. Все жены полицейских живут в страхе, что им вот-вот позвонят и скажут, что любимый муж тяжело ранен или того хуже.
Правда, в Эджуотере до сих пор ничего подобного не случалось.
И все же Мэри изнывала от страха. Особенно после захода солнца. Всему виной беременность, говорила она себе. Тело ее изменяется, оттого она и стала более чувствительной, уязвимой, оттого и проснулись все прежние страхи, казалось, давно забытые. Мэри страшится потерять любимого, как когда-то потеряла отца и маму… А теперь добавилось еще и опасение за хрупкую новую жизнь, которая с каждым днем подрастает в ее утробе. За ребенка, которого Мэри уже заранее любит так сильно, как никого не любила прежде.
Женщина решительно отбросила еще одну причину своих страхов — черное пятно, неотступно маячившее на краю памяти. Стоит только дать волю этому воспоминанию — и оно, точно черная дыра, всосет в себя всю ее жизнь, утащит в безмерную пустоту, где нет ничего, кроме боли.
Нет, она не станет вспоминать об этом. Ужас остался в прошлом, а перед нею, Беном и не рожденным еще малышом — все будущее.
Прошлое мертво и не сможет причинить ей вреда, покуда надежно заперты все двери и окна, покуда она гонит прочь непрошеные воспоминания.
Пронзительно зазвенел телефон, и Мэри вскрикнула от неожиданности. Книга выскользнула из ее ослабевших пальцев и со стуком упала на пол. Кто бы это мог звонить в такой час? Только не Бен. Он всегда уговаривает Мэри лечь спать пораньше и не дожидаться его прихода, в особенности теперь, когда она в тягости.
Зловещий брусок черного пластика вновь заверещал, настоятельно требуя ответа.
В поздних звонках вообще есть что-то зловещее, тем более сейчас, когда Бен на дежурстве.
Только после третьего звонка Мэри наконец нашла в себе силы потянуться к телефону.
Она сняла трубку медленно, с усилием, как в кошмарном сне, когда безуспешно пытаешься убежать от неумолимого убийцы.
— Алло! — выдавила Мэри не своим, хриплым голосом.
— Я слыхал, тебя можно поздравить.
Чарльз.
Ей бы радоваться, что никто не сказал сочувственным голосом: «Произошло несчастье», но Мэри не почувствовала облегчения. Страх — уродливая тварь — притаился рядом с ней, сладостно и злобно урча.
— Мой напарник сообщил, что скоро станет папочкой, — продолжал Чарльз, так и не дождавшись ее ответа. — Во всяком случае, он так считает. Мы-то с тобой знаем правду, верно, киска?
Сердце Мэри трепыхалось где-то у горла, и оттого она не могла вымолвить ни слова, ни единым звуком не могла опровергнуть эту мерзкую ложь.
— А теперь я скажу тебе вот что. Я не допущу, чтобы какой-то грязный ублюдок снова исковеркал мне жизнь только потому, что вам, шлюхам, недосуг предохраняться. Ты сама меня завлекла, вертела передо мной хвостом, а теперь вдруг решила забрюхатеть и все свалить на меня? Хочешь уничтожить меня, сучка? Не выйдет. У меня есть человечек, который обо всем позаботится. Словом, встретимся завтра возле…
— Нет! — подхлестнутый ужасом крик прозвучал так громко, что Мэри сама едва не оглохла.
Чарльз умолк, и в этот краткий миг у Мэри мелькнула почти безумная надежда: вдруг ей все почудилось, вдруг ей просто приснился кошмар, и сейчас она проснется? Ведь не может быть, не должно такое происходить наяву!
— Нет? — с обманчивой мягкостью переспросил Чарльз, и от этого голоса по спине у Мэри пополз холодок. — По-моему, ты оговорилась, детка. Или вправду хочешь, чтобы Бен узнал, как ты соблазнила его напарника? — Он помолчал и заговорил снова, размеренно и тихо: — А может быть, хочешь гадать, вернется ли живым в один прекрасный вечер твой драгоценный муженек?
Господи! Это не сон. Все было на самом деле — насилие, грязные намеки Чарльза, то, что он хотел сделать с ее ребенком…
— Это не твой ребенок! — пронзительно крикнула Мэри, обретя наконец дар речи. — Это ребенок Бена! Мой и Бена!
И швырнула трубку, не желая больше слышать этот грязный и безумный бред.
Кровь стучала в ее висках оглушительно и страшно, мертвенный холод заползал в сердце. Мэри обхватила себя руками, чтобы согреться и защитить свое дитя, но никак не могла обрести ни тепла, ни защиты.
Чарльз сумасшедший.
Теперь в этом нет сомнения.
Но он — не отец ее ребенка.
Слезы текли струями по лицу женщины — обжигающе ледяные слезы, словно злой колдун превратил ее в Снегурочку.
Чарльз не может быть отцом ее ребенка.
Снова зазвонил телефон.
Зажав руками уши, Мэри опрометью бросилась наверх и в спальне зарылась под одеяла, спрятав голову под подушкой.
Это ее ребенок! Ее, а не Чарльза!
Она свернулась калачиком, подтянув колени к подбородку, пряча от беды крохотный комочек жизни, подраставший в ее утробе. Лицо ее стало мокрым от слез, и рыдания с такой силой сотрясали хрупкое тело, что Мэри испугалась за малыша.
Минуту, а может быть, час спустя чья-то рука ухватила ее за плечо.
Она забыла запереть дверь, и Чарльз проник в дом!