Она.
Ради этого все.
— Да, Аглая Лукинична. Конечно, Аглая Лукинична. — Камбала изо всех сил старался не сорваться. — Понимаю, Аглая Лукинична. Еще бы, Аглая Лукинична. Само собой, Аглая Лукинична. Вот как? А вы, Аглая Лукинична? Да что вы говорите!
Он закатил глаза и мысленно отхлестал себя по щекам. Себя, а не эту говорливую старушенцию. Шапокляк, кляк ее шляп. Впрочем, не будь она столь несносно любопытна и говорлива…
— Он самый. — Соседка Лизы, сотрудницы «Риэлтинга», тыкала желтым пальцем в фотографию Кирилла Матвеева, цели номер два. — Что я видела, спрашиваешь? Все видела! Милок, у Аглаи Лукиничны глаз алмаз. Что там алмаз, бриллиант! Мышь не проскочит. Раньше — некий Александр захаживал, Санька-алкаш. Отшила его Лизка, когда с какой-то козой на стороне связался. Потом были еще несколько, некоторые возвращались скандалить, что эта мерзавка, дескать, — старушка кивнула в сторону Лизиной двери, — их подставила. Грозились поймать, нехорошими словами обзывали.
— По делу-то обзывали?
Весь на нервах, Камбала поддерживал разговор из последних сил. Ему бы рыло кому начистить… Нет, послали сюда, разговоры разговаривать. Типа, он на все руки мастер. Не мастер, а только КМС по нескольким дисциплинам, но оральное искусство в этом ряду рядом не лежало.
Аглая Лукинична не видела страданий собеседника. Она рада поговорить. Вновь обнажился неровный частокол золотых и стальных коронок:
— Не гуляет, но… погуливает. Молодая, глупая. Кровь играет. Лизка у нас девка аппетитная, мужикам дюже нравится. Но разборчивая. Хотя… всяко бывало. Которые хамили и руки распускали — приезжала мили… свят-свят, тьфу ее, полиция, всех забирала. Лизу ни разу. Скажу по секрету: полиция ее опекает.
Игнат Камбала стал похож на рыбу камбалу. Или на лягушку, которой не по размеру клизму поставили или насосом слегка надули.
— Что?
Бабулька довольна:
— Я потом спросила офицера, тот сказал, что СВЕРХУ, — изогнутый палец пронзил притолоку, — просили обезопасить девочку от случайностей. Теперь патруль всегда под боком, и чуть что…
Слушая, как в отношении дебоширов сразу принимаются крутые меры и вешаются статьи — минимум за хулиганство, минимум с условными сроками (чтобы прочувствовали высоту покровителей, забыли сюда дорогу и больше не рыпались), Камбала снова поднял фото Матвеева:
— А этот? Тоже дебошир?
Аглая Лукинична расцвела:
— Что ты! Это ее жених.
— Жених?!
Руки сами начали набирать срочное сообщение в офис. Камбала нервничал. Вводную дали, что у «цели номер два» другая на примете, все ноги сбили, разыскивая. Ух, мерзавец.
— И что же? — Камбала настолько искренен в своем внимании, что старушка сияет.
— Ушли не так давно, — говорит она. — Скоро вернутся.
— Уверены? — удивляется Камбала.
— Так ить мороз на улице, — разводит руками бабка. — Но не из-за этого. Ты Лизку-то видал? Думаешь, долго утерпят?
Игнат понимающе скалится. Всезнающая соседка, щурясь довольно, сообщнически посмеивается вместе с ним.
Ушли — это, значит, к адвокату. По описанию таксиста, Матвеев был именно с Лизой.
Но — скоро вернутся… Игнат расплывается в своей самой добродушной из улыбок, от которой посторонние почему-то мочатся в штаны. Будет настоящая работа. Глаза высматривают, как лучше организовать засаду. А брать будет сам…
— Если, конечно, на другую квартиру не уйдут, — продолжает вещать говорливая соседка.
— Что? — стоп-кран в мозгах и свист тормозов.
— На другую квартиру. Какая-то тетка Лизе оставляет, не знаю зачем. Тайны у них какие-то. Но от меня ничего не укроется…
Глава 6
Сыч поворачивается к Жанне:
— Предыдущее распоряжение отменяется. Собирайся.
— Как?
— Как на праздник. За себя оставь эту, сегодняшнюю, с красивым задом и глазами, которые не знают, как этим задом распорядиться.
— Полину из информационного?
— Да. Для тебя будет особое поручение. Другие не потянут.
Жанна искренне рада и, кажется, почти готова расцеловать. Засиделась в офисе, запылилась.
— Вот адрес, — Сыч пишет вынутым из кармана «Паркером», — будь через час и жди меня.
С глаз долой, из сердца вон. Дверь хлопает, секретарша мгновенно забыта. Сыч выходит. Трое ребят, не так давно сменивших кожанки на костюмы, поглядывают по сторонам и, прикрывая телами, усаживают в машину. Бронированный мастодонт бесшумно прыгает вперед.
Горский, сволочь… Знал все заранее. Про наезд полиции, про амнистию. Продумал. Снял деньги. Продал недвижимость. Занял у доверчивых приятелей. Выходит, готовился давно. Обманывал, глядя в глаза?
Ну что же. Милостивый и милосердный — не про Сыча.
— К дому Горского, — командует он шоферу.
Надо лично встретиться и поговорить по душам с женой бывшего партнера. Гм, бывшей женой. Будущей вдовой.
Девушка глядит на Марго с немым обожанием, которое граничит с благоговением. Хоть сейчас на костер. Только прикажи.
Лицезреть лично — что ангела увидеть. Чудо. Как если бы Президент случайно на огонек заглянул. Марго невесело усмехается.
Пришлось. Не было выбора. А все Чарли.
— Когда? — Она сводит брови.
— Я стараюсь… — лепечет девушка.
— Когда? — грозно грохочет Марго, и огонь в глазах.
Лиза бледнеет.
— Постараюсь сегодня… С ним очень трудно. Почти не пьет, намеки не понимает, к близости не стремится. Даже задумывалась: может быть, импотент?
— Ты провалила задание, — констатирует Марго и величественно усаживается. Кресло услужливо растекается и замирает в приниженном реверансе. — А ведь я рекомендовала тебя в Комиссию.
На Лизу страшно смотреть. Ужас, страдание, желание исправить…
— Сегодня! — восклицает она громко. — Обязательно! Даю слово!
Марго снисходительно взирает. Молчит. Раздумывает.
Бедная девочка. Мечтает о вершине. Идиотка.
Тихий вздох вырывается сам собой. Марго глядит в сторону. Как все посвященные нижнего круга, эта девочка думает, что Чрезвычайная Комиссия, она же Комиссия Четырех или просто Комиссия, — основатели. Лишь сами комиссионерки знали, что это не так. Не основатели, а зицпредседатели. Без Чарли не было бы Лиги. Первоначальный выбор и создание Комиссии — тоже заслуга Чарли. Как и идея, формат, методы и структура Лиги в целом.
— Помощь потребуется?
Лиза вскидывается:
— Что вы! Я сама…
— Подумай. Это последний шанс. Речь не о тебе, а о задании. Завтра может быть поздно. Проиграешь ты — проиграем все мы.
— Сделаю любой ценой.
Удовольствие в усталых глазах Марго:
— Вот это ответ.
— Входите, Борис Борисович.
— Здравствуй. Как жизнь?
Горская разводит руками: сам, мол, знаешь, потому и явился.
Сыч вешает пальто в прихожей и проходит в холл. Дом Горских небольшой, но расположен среди дорогих особняков и обставлен внушительно. Чувствуется, что доход у семьи достаточный.
Хозяйка забывает о горестях и вспоминает о гостеприимстве:
— Кофе?
— Не откажусь. — Он опускается в антикварное кресло, удобно тонет, откидывается. Из окна открывается чудесный вид на проходящую неподалеку улицу. — Лера… Мы с тобой давно знаем друг друга. Скажи честно, что произошло?
— Володька взбрыкнул.
— Переведи.
Валерия Даниловна, серьезная солидная женщина в расцвете лет, вдруг эмоционально всплескивает руками:
— Не знаю, какая вожжа ему попала… пусть и знаю куда. Жили нормально, мелкие его грешки старалась не замечать, думала — перебесится, остепенится. Годы-то. Мы же всё всегда вместе, никто нам ничего просто так не давал. Сами у жизни брали. И всегда вместе.
Сыч смеется:
— Никто не давал, сами брали — в зависимости от контекста это разбой либо групповое изнасилование. Карается законом.
— Перестань, — Горской не до шуток. — Представь, теперь эта мразь меня кинула.
— Меня тоже.
— Тебя? — Валерия Даниловна удивлена, если не сказать больше.
Таких, как Сыч, обманывать — что вверх какать.
— Да, старого приятеля, защитника, спонсора и клиента.
— Поэтому ты… — догадывается хозяйка о причине визита.
— Как это было? — требует Сыч. — Подробно. Спасибо. — Он принимает из ее рук чашку кофе.
Валерия Даниловна садится напротив.
— На днях он вернулся взбудораженный, сказал, что предстоят большие перемены.
— С кем встречался?
— Не сказал. Я не спрашивала. Он был где-то в верхах. Он много где бывает.
— Дальше.
Сычу не до разглагольствований, каждое лишнее слово — как ножом в печень. Чашка в руках подрагивает. Охотничий азарт накрыл с головой. Ружье заряжено, собаки спущены. Осталось найти хитрую лисицу и нажать на спусковой крючок. Содрать шкуру и сделать чучело. И выставить на видное место. Чтоб.
— Володя объяснил мне, что нужен срочный фиктивный развод и за день оформил все бумаги.
— Сбережения?
— Мои остались при мне. Не отдала. Все записанное на него он снял, строившийся для детей коттедж продал. Сказал, нужно много денег, которые затем вернутся в большем размере. Сказочник.
— Может быть, сказочник не он? — подбросил Сыч.
— Тогда Буратино на поле чуде… хм, дураков.
— Думаешь, кто-то мог его обмануть? — Сыч неплохо знал Горского. Потому и доверил собственные средства. На скользкие предложения тот не поведется.
— Легко. Очередная шалава.
Через окно видно, как вдали из такси выходит Алекс и быстрым шагом направляется в сторону дома Горских.
Нет, не Алекс, но человек одет в длинный серый пуховик и шапку, как у Алекса прошлой зимой.
Любопытно, кто это и зачем идет к Валерии Даниловне. А если это…
Охотничий азарт чуть не выплескивается. Горский?! Думает прошмыгнуть незаметно? Оставил дома что-то важное и вернулся? Или Сыча водят за нос, и Лера с муженьком заодно?
Сейчас голубчика повяжут, и все выяснится. Губы уже растягиваются в улыбке…