Волосы характерны для млекопитающих, тогда как рептилии покрыты чешуей, имеющей то же происхождение. Каждый волос растет из волосяного сосочка, образования из соединительной ткани на дне фолликула. К нему подходит нервное окончание, а поблизости лежат еще несколько других. В среднем на человеческом теле около пяти миллионов волосков. Поскольку волосистые участки кожи тоньше, они более чувствительны, чем не покрытые волосами. Единичный волос реагирует на крайне слабые раздражения – если на него надавить, или дернуть его, прикоснуться к кончику, волос вибрирует и возбуждает нерв. Пуховой волос – самый чувствительный: чтобы возбудить связанный с ним нерв, достаточно движения на 1 микрон – 0,001 миллиметра. Но нервы не могут постоянно находиться в возбуждении, это привело бы к сенсорной перегрузке. Обычно в этом микроскопическом царстве как будто ничего не происходит. Когда начинается легчайший ветерок, осязание воспринимает его как отсутствие изменений. Потом он немного усиливается – до того уровня, который позволяет преодолеть электрический порог, – и в нервную систему поступает импульс. Волосы оказываются замечательным органом осязания. «Ветер», – спокойно говорит себе мозг, стоит нескольким волоскам на предплечье чуть заметно приподняться. Если до ресницы дотронутся пылинка или мошка, мы сразу замечаем это и начинаем моргать, чтобы защитить глаз. Волосы могут заметно различаться между собой: например, пуховой волос подшерстка совершенно не похож на вибриссу. Вибриссы (длинные жесткие волосы, отлично заметные на кошачьей мордочке, имеющиеся у многих других млекопитающих, в том числе китов и дельфинов) служат своим обладателям особую службу. Кошка, лишенная вибрисс, натыкается в темноте на предметы; она может засунуть голову в слишком тесную дыру и застрять там. Но ведь именно это и происходит с нами, людьми! Если бы нам предоставили возможность высказать пожелания к эволюции, я попросила бы что-то вроде чувствительных кошачьих вибрисс, которые позволяли бы не ушибаться в темноте о мебель, не натыкаться на друзей и не пинать сослепу енотов.
Кто-то медитирует, кто-то практикует дзен для стрельбы из лука. Я начинаю каждое летнее утро с прогулки в моем саду вокруг клумб, на которых растут двадцать пять кустов чайных роз и флорибунд, двадцать восемь лавандовых и желтых лилейников, больше десятка тенелюбивых растений (хосты и борцы) и роскошный набор других многолетников и однолетников. Не вижу ничего странного в том, чтобы потратить полчаса на подбор букета, в который входит по одному побегу гипсофилы, розового люпина, колокольчика (на стебле которого выступают капли белого сока – это почти всегда говорит о ядовитости), одной оранжево-красной розы «Бинг Кросби», побега красно-белого разбитого сердца – дицентры, ярко-желтого кореопсиса, большого ярко-фиолетового георгина и похожего на маргаритку красно-белого миниатюрного георгина. Я добавляю к букету вызывающе пеструю красно-желтую тигридию павлинью, которая похожа на дитя ириса и лилейника, собравшееся на праздник. Ее название само по себе изумительно, но я предпочитаю называть этот цветок «мексиканским танцем со шляпой». Поскольку я не знаю заранее, что распустится за ночь или рано утром, иногда случаются открытия, которые можно сравнить с находкой изумруда в тарелке с супом. Следующие полчаса я провожу в доме, где устраиваю собранные в саду живые драгоценности в стеклянном блюде с промытыми кусочками мрамора, руководствуясь законами равновесия, формы и цвета; без спешки, но со спокойной целеустремленностью, не допуская даже мысли о насильственной подгонке составляющих.
Однажды утром, составляя букет, я заметила кое-что странное в нашем восприятии температуры. В раковине, рядом с миской с горячей водой, где отмокали столовые приборы, стояли миски с холодной и с теплой водой. Одну руку я опустила в горячую, а другую – в холодную воду. Затем я сунула обе руки в миску с теплой водой и, к великому удивлению, получила от них неожиданную информацию: только о том, что температура изменилась, а вовсе не о том, холодная это вода или горячая. Я также обратила внимание на то, что по неведомой причине холодный предмет кажется тяжелее, чем точно такой же, но теплый. Этот феномен пока необъясним. Может быть, рецепторы тепла более специализированны, а холодовые рецепторы воспринимают еще и нажим.
Бо́льшая часть холодовых рецепторов находится на лице, особенно на кончике носа, веках, губах и лбу; гениталии тоже очень чувствительны к холоду. Судя по всему, наша внешняя оболочка ведет себя по отношению к холоду как бессменный часовой. Рецепторы тепла находятся глубже в коже, и их меньше. Неудивительно, что язык чувствительнее к теплу, чем большинство других частей тела. Горячий суп, прошедший проверку на языке, не обожжет горло и желудок. В отличие от прочей осязательной информации доклады о температуре сообщают мозгу об ее изменениях, и при этом часто обновляются. Мать часто советовала мне в жару приложить к запястью кубик льда. Это возбуждает у холодовых рецепторов гиперреакцию, и они отчаянно сигнализируют. Уберите лед – и на запястье еще некоторое время сохранится ощущение холода. Звучит неправдоподобно, но, чтобы человеку стало тепло, достаточно повысить температуру кожи на три-четыре градуса, а если понизить на один-два – станет холодно. Затем тело начнет исправлять положение; чтобы согреться, мы потираем руки, передергиваем плечами, засовываем ладони под мышки, а если жарко – пьем воду со льдом, обливаемся под холодным душем или отправляемся плавать. Чудовищно жарким летним днем, при высокой влажности, когда солнце кажется погруженным в щелок, воздух настолько густ, что его можно пить, а собственное тело будто налито расплавленным свинцом, мне, чтобы почувствовать себя заново родившейся, достаточно войти в бассейн и, постояв по шею в ледяной воде, остудить ствол мозга. Почему аспирин уменьшает жар, но не действует на нормальную температуру? Потому что он тормозит выработку организмом своих собственных пирогенов – веществ, вызывающих повышение температуры. Терморегуляция организма скрывает много загадок. У проснувшегося человека температура тела ниже, чем у ложащегося спать, а ниже всего она бывает около 4 часов ночи.
А вы знаете, что тело можно охлаждать изнутри? В медицине существует методика управляемой гипотермии, при которой кровь охлаждают в аппарате искусственного кровообращения, и температура тела понижается до 25°С. В фантастических романах можно встретить описания астронавтов, которые при пониженной температуре тела лежат в летаргическом сне, словно голые медведи в стеклянных берлогах. Родственники Уолта Диснея утверждают, что это неправда, но легенда гласит, будто Уолт был заморожен сразу после смерти и сейчас пребывает в волшебном ледяном царстве, ожидая возрождения. Trans Time Inc., входящая в Американское крионическое общество, замораживает людей сразу после смерти, обещая вернуть их к жизни в будущую эпоху, когда будет разгадана тайна смерти и жертвы болезней начнут возвращаться к жизни. В фильмах вроде «Человек-лед» обыгрывается идея о том, как некто, замороженный на несколько десятков или сотен лет, просыпается в новом мире. Полагаю, что доверие к подобному вымыслу появляется у публики, поскольку он внешне недалек от религиозного канона: человек умирает в этой жизни, чтобы обрести новую. Сомневаюсь в наличии веских доказательств того, что мозг и тело можно заморозить, а потом разморозить без серьезных повреждений, но поборники криогеники считают, что терять все равно нечего. Можно ли добиться крайнего замедления обмена веществ вместо замораживания? Временного прекращения жизненных функций, как в фантастике? Разве у разных тканей не разные графики замерзания? Не значит ли это, что одни ткани окажутся перемороженными, а другие – недомороженными? Как защитники права на жизнь (яростно борющиеся против замораживания спермы, яйцеклеток и эмбрионов) и религиозные фанатики отнесутся к размораживанию людей? Какие дебаты по поводу этичности и общественные волнения вызовет эта практика?
Мы, теплокровные создания, легко перегреваемся, и тогда нас охватывает древний ужас. Мы стонем, что поджариваемся, точно так же, как сами жарим других животных: «я горю», «я обугливаюсь», «здесь как в печке». Лишившись густого меха, мы стали легко замерзать и должны при понижении температуры носить тяжелые одежды. Зимой можно увидеть людей в многослойных одеяниях, шерстяных свитерах и массивных шубах до земли, похожих на ходячие постели. Появление теплокровных животных оказалось потрясающим прорывом. Они получили возможность поддерживать неизменной температуру тела, независимо от внешней среды, и, следовательно, мигрировать по-настоящему. Холоднокровные животные (за исключением бабочек, угрей и морских черепах) не могут совершать дальних миграций, а некоторые из них, например гремучие змеи (и вообще все представители семейства ямкоголовых), прекрасно улавливают тепло. Тем же свойством обладают москиты, мотыльки и другие насекомые (это привело ученых к выводу о том, что насекомые больше кусают тех людей, которые излучают больше тепла и потому сильнее привлекают насекомых). Хоть у нас и нет таких теплочувствительных устройств, вмонтированных в тело, мы создаем их для военных нужд – ракеты с тепловой системой самонаведения, атакующие как змеи. В недавних научно-фантастических фильмах ужасов (например, «Волки» или «Хищник») когтистые кровожадные чудовища живут в мире, находящемся за пределами нашего зрительного восприятия, но могут находить нас, поскольку воспринимают инфракрасное излучение. Чудовища появляются внезапно, выпускают кому-нибудь кишки и снова исчезают. Способность воспринимать тепло делает их ужасными вдвойне. Они используют против нас одно из самых привлекательных наших свойств. Тысячелетиями мы полагаемся на теплокровность как на жизненную силу. Восхищаясь заботливыми, сострадательными людьми, мы говорим, что они делятся своим теплом. И вдруг оказывается, что это тепло привлекает чудовищ. И фильмы ужасов утверждают, что именно лучшие качества делают нас особенно уязвимыми.