Один из основоположников романтизма в русской живописи, Тропинин родился в семье крепостных. В 1798–1804 годах он учился в петербургской Академии художеств, где сблизился с О. Кипренским и А. Варнеком. С 1804 года он попеременно жил в селе Купавка на Украине и в Москве, выполняя обязанности крепостного живописца и просто хозяйственные поручения помещика.
Только в 1823 году Тропинин был освобожден от крепостной зависимости. Получив звание академика, он с 1824 года поселился в Москве.
В картинах Тропинина сочетались жанр и портрет («Кружевница», «Гитарист», 1823). Позднее в творчестве Тропинина все отчетливее находит отражение атмосфера романтизма, однако интерес к жанру, своеобразному бытописательству ощутим во всех его работах без исключения.
Федор Антонович Бруни (1799–1875) – живописец, гравер, впоследствии ректор и живописец Академии художеств. Прекрасно подготовленный своим отцом, художник в одиннадцать лет поступит в Академию, где занимался в классе Шебуева.
В 1818 году, не дожидаясь конкурсного испытания, он отправился в Италию за собственный счет и поселился в Риме. Здесь он скопировал рафаэлевские фрески «Изгнание Эледора из храма» и «Галатею». Затем создал самостоятельную композицию «Смерть Камиллы», принесшую ему громкую славу. Художнику не было еще и двадцати двух лет когда «Моление о чаше» окончательно утвердило за ним имя мастера.
В середине 1830-х годов он получил звание профессора и уехал в Петербург для росписи Исаакиевского собора. Три года он занимался в классах Академии, написал известную картину «Мадонна», выполнил несколько заказов для церквей и снова уехал в Италию. Там он завершал работу над композицией, изображающей «Медного змия».
«Медный змий» считается наиболее известным произведением художника. Оно было начато им в Риме после появления «Помпеи» Брюллова, принесшей славу его товарищу по Академии. Бруни задумал написать произведение еще более колоссальное, по крайней мере по размерам. В центре картины представлен Моисей в рыжем хитоне и красной мантии: он указывает жезлом на медного змия, воздвигнутого на вершине порфировой колонны. Рядом с ним Аарон в полном облачении, сзади видны священники в белых одеждах.
Змеи падают с неба, обвиваются вокруг евреев, жалят их и, убив одних, переползают к другим. Из фигур особенно интересна молодая женщина, изображенная слева на переднем плане, склонившаяся над умирающим ребенком, старуха, прислушивающаяся к биению сердца умершей дочери, женщина, принесшая своего ребенка под защиту змия. В центре картины – мощно выписанная фигура мужчины-атлета, который корчится в страшных муках, обвитый огромной змеей. В этой фигуре чувствуется влияние античного «Лаокоона». Желание Бруни превзойти Брюллова так и осталось неисполненным, однако картина была куплена у художника за десять тысяч рублей.
https://upload.wikimedia.org/wikipedia/commons/8/86/Kiprensky_Donskoi.JPG
О. А. Кипренский. Дмитрий Донской на Куликовом поле. 1805 год
III
На Карла Павловича Брюллова (1799–1852) долгое время смотрели как на художника, открывшего новый период в истории русской живописи. Вернее, он завершил тот период, который продолжался целое столетие. Основание Академии, подготовка национальных художников создали почву для самостоятельного развития русского искусства. Карл Брюллов замыкает целую плеяду художников, которые в короткий срок преодолевали путь, пройденный западным искусством в течение нескольких столетий.
Брюллов был наиболее талантливым представителем живописи того времени. Превосходный техник, он возвысился до мастерства величайших художников, например в «Распятии» и некоторых портретах. Однако его сюжеты из русской истории отзываются наивностью и почти совсем лишены русского духа. Например, в неоконченной картине «Осада Пскова» Брюллову не удалось соблюсти точность исторических деталей.
Родился Брюллов в 1799 году в Петербурге. Его отец был художником-миниатюристом и привлекал сына к рисованию с самого раннего возраста. В десять лет он поступил в Академию, где вскоре стал одним из первых учеников. Преподавателем Брюллова был Егоров, восхищавшийся чистотой античного штриха, которой обладал юноша. Товарищи нередко просили его доработать их рисунки, и он по ночам правил выкраденные из классных комнат этюды.
Когда наступило время конкурсов, молодой художник проявил умение создавать из сухих поз академических натурщиков аллегорические картины.
В 1819 году он получил малую золотую медаль именно за такой этюд, превращенный им в «Нарцисса, смотрящегося в воду». К этюду он приписал пейзаж, для которого сделал эскизы в Строгановском саду на Черной речке, и, кроме того, изобразил в воздухе Амура.
В 1821 году Брюллов получил первую золотую медаль за картину «Авраам и три ангела». Сюжет этот был предложен академическим советом для испытания сил молодых художников.
Несмотря на талант, молодой художник, конечно, не стал отступать от образцов французской школы XVIII века.
Классический профиль ангелов, плащ Авраама, драпирующийся условными складками, отсутствие археологических деталей в обстановке, окружающей библейского патриарха, не украшали эту работу, хотя миловидность ангелов, благородство типа Авраама и добросовестно выписанный пейзаж искупали некоторые недостатки этой композиции.
Общество поощрения художников оценило дарование Брюллова как «необыкновенное» и постановило отправить его за границу. Общество снабдило Брюллова инструкцией, в которой требовало, чтобы он писал в Петербург о своих впечатлениях от европейских галерей. Брюллову было рекомендовано заняться серьезным чтением и изучить языки настолько, чтобы «писать отчеты на диалекте той земли, в которой будет находиться». Маршрут путешествия был такой: три месяца в Дрездене для изучения Корреджо, Рафаэля и Ван Дейка; затем два месяца в Мюнхене и в Италии – в Милане, Флоренции и Риме.
В 1822 году Брюллов вместе со своим братом Александром, архитектором, выехал в Берлин. Осмотрев берлинскую и дрезденскую выставки и пораженный «Сикстинской Мадонной», Брюллов особенно обратил внимание на обдуманность у Рафаэля каждой черты произведения. Картины знаменитого в то время Корнелиуса в Мюнхене понравились ему меньше: он нашел его сухим и условным.
В Риме взгляды Брюллова изменились. Живопись XVIII века показалась ему неинтересной в сравнении с картинами художников эпохи Возрождения. Здесь он завершил свое образование, копируя статуи и фрески Ватикана и работая в натурном классе. К этому периоду относится его «Девушка у фонтана», или «Итальянское утро», – картина, разошедшаяся в России во множестве литографий.
Вскоре Брюллов обратился к целому ряду грандиозных сюжетов: он написал «Юдифь», «Олега у ворот Царьграда», библейские сюжеты, вакханалии. В конце 1824 года он получил заказ написать копию с «Афинской школы» Рафаэля. Одновременно с исполнением заказа он создал четырнадцать портретов и картин. Копирование Рафаэля заняло у Брюллова четыре года.
По окончании этой работы он начал трудиться над «Последним днем Помпеи». Очевидно, этот сюжет был ему подсказан оперой Пачини, имевшей огромный успех в Италии. Задумав композицию, Брюллов съездил на помпейские раскопки, перечитал записки Плиния, скопировал позы найденных под пеплом помпеянцев. Он работал над огромным холстом два года и создал свое лучшее произведение, сохранившее до наших дней весь блеск и свежесть красок.
Художник задался целью изобразить бегство жителей Помпей через Геркуланские ворота. Местность, выбранная Брюлловым для фона картины, – улица, лежащая за городскими воротами в том месте, где ее пересекает кладбищенская улица. В картине сочетаются два освещения: красное от извержения и синевато-желтое, которым осветила первый план сверкающая молния. Французский критик Ленорман, описывая впечатление от картины Брюллова, говорил, что она написана в тон мелодий и цветистых декораций оперы Пачини.
Оппоненты обвиняли Брюллова в том, что у него слишком ярко подчеркнута борьба язычества с христианством. Но вся борьба у Брюллова выражена в том, что изображен христианский священник, спасающий церковную утварь, и языческий жрец, на лице которого выражено отчаяние. Слышались и обвинения в том, что он не соблюдал обстоятельств реального события: все население Помпей было в день катастрофы за городом на празднике, а не теснилось на его улицах.
Никакие замечания критиков и недругов художника не могли затмить блеска его картины. Успех «Помпеи» был громаден и за границей, и в Петербурге. Это была вершина его славы. Слово «гений» раздавалось со всех сторон. Академия преклонялась перед ним, молодые художники считали за честь быть его учениками. Пушкин просил на память его эскизы, Жуковский, Глинка, Кольцов постоянно виделись с ним. Государь и весь двор относились к нему как к придворному художнику. Считалось, что Брюллов открывает собой новую школу русской живописи.
Несмотря на признание и славу, Брюллов стремился вернуться в Италию. Но в Петербурге он получал большое число заказов, дававших ему приличный заработок. Единственным заказом, к которому он отнесся с энтузиазмом, была работа для купола Исаакиевского собора, где надо было написать ряд святых – покровителей императорского дома. Подобно Микеланджело, он был готов расписать целое небо и работал с таким увлечением, что являлся в собор раньше учеников.
От серьезных работ Брюллова отрывали заказы для салонных альбомов. И, отрываясь от «Вознесения на небо Богоматери», которое он писал для Казанского собора, а также огромной композиции «Осада Пскова», Брюллов создавал рисунки из итальянской и турецкой жизни. Иногда художник брался за мифологию и аллегорию: он создал немало красивых эскизов, лучшие из которых – «Диана на крыльях ночи», «Диана и Сатир», «Затмение солнца». В портретах Брюллов показал себя виртуозом и психологом. Особенно хороши его портрет Кукольника и автопортреты, написанные при помощи зеркала. Многие из его работ были изданы в литографиях, в том числе «Эдип и Антигона».