Материнская любовь, отцовская любовь
Однажды, когда моя подруга собиралась в деловую поездку, ее пятилетний сын устроил ей настоящую истерику. Она уверяла ребенка, что скоро вернется и что в любом случае дома с ним и с его сестрой останется папа. «Но это не одно и то же, – плакал ее сын. – Это же ты нас родила!»
Как знает всякий пятилетний малыш, любовь матери и любовь отца – это разные вещи. Как правило, маленькие дети крайне тяжело переживают разлуку с матерями, но вовсе не обязательно – с отцами. Проводя ставшие классическими исследования обезьян, Гарри Харлоу показал, что боязнь потерять мать свойственна не только людям. Детеныши других млекопитающих тоже чувствуют особую привязанность к матери. А как же иначе? Крошечное существо проводит девять месяцев в мягком убежище материнской утробы, разделяя с матерью все: ее кровь, пищу, воздух, гормоны, гнев и радость. Родившись, ребенок еще не может понять, как устроен мир; он полностью уязвим и живет ощущениями, а не разумом. Он не знает, что, пока он спал, мать ненадолго отлучалась от него по своим делам, или ходила в магазин за продуктами, или покупала одеяльца, чтобы младенцу было тепло. Мать – страстно целующая, ласкающая, баюкающая ребенка – физически самый близкий для него человек. Пища, тепло и безопасность – все это исходит от матери. Мягкий, душистый источник жизни, ее грудь, представляется не чем иным, как продолжением тела ребенка. Ребенок по-прежнему связан с мамой пуповиной своих потребностей. На самом деле любовь к матери – это разновидность любви к самому себе. Существуя вначале как одно любящее целое, как единый мир, со временем мать и ребенок станут отдаляться друг от друга – в то время как влюбленные, наоборот, сначала существуют по отдельности, но со временем становятся единым миром, одним целым.
Нет ничего более абсолютного или несомненного, чем любовь матери: это дар, который отдается свободно, это самое последнее утешение беспокойной души. Даже у серийных убийц есть матери, которые их любят. Эрих Фромм в своей книге «Искусство любить» объясняет это внутреннее чувство так:
Мать – это дом, откуда мы приходим, это природа, почва, океан… Материнская любовь – всезащищающая и всеобволакивающая – безусловна. Она не поддается контролю, ее невозможно вызвать. Ее наличие наделяет любимого человека ощущением блаженства, ее отсутствие вызывает ощущение потерянности и крайнего отчаяния. Поскольку мать любит своих детей потому, что они – ее дети, а не потому, что они «хорошие», послушные или исполняют ее желания и приказы, материнская любовь основана на равенстве. Все люди равны потому, что все они – дети матери, потому, что все они – дети Матери-Земли.
Любовь отца – более отстраненная и зачастую сопряжена с определенными условиями. Фромм характеризует ее как заработанную или заслуженную, указывая на то, что отцы подсознательно говорят своим детям: «Я люблю тебя потому, что ты соответствуешь моим ожиданиям, потому, что ты исполняешь свой долг, потому, что ты похож на меня». Отцовская любовь склонна наказывать и награждать, устанавливать пределы, выдвигать требования, ожидать послушания. Ребенок может заслуживать, а может и не заслуживать любви своего отца. Это любовь, которая оценивает, и, следовательно, любовь, которую можно потерять. Материнская любовь – это любовь древних экстатических религий, когда люди боготворили плодородие широкобедрой Земли, знойный жар летнего солнца, всеобъемлющий дух Земли. Они почитали богиню, которая изливала свою любовь так же, как и рожала своих детей, питая их влагой из своей груди, покачивая их на своих мягких коленях. Однако в ветхозаветные времена бог приобрел образ отца, который отдавал приказы, ожидал покорности и судил своих детей, наказывая или награждая их в зависимости от их поступков. Мы восхищаемся монархиями и жаждем иметь политических лидеров потому, что втайне мечтаем вернуться в детство, в ту пору, когда мы не знали сомнений. Похоже, мы всегда будем желать возвращения родительской заботы о нас. В природе ребенка – находиться под властью тиранов и подчиняться законам, не учитывающим индивидуальных интересов.
Разумеется, для благополучия ребенка важно и то и другое: чувствовать, что его будут всегда безраздельно любить независимо от того, каким бы глупым, некрасивым или порочным он ни был, и что он заслуживает внимания и дорог как индивид. На примере материнской любви ребенок учится любить; на примере отцовской ребенок чувствует себя достойным любви. Это не означает, что глубоко любящий одинокий родитель не может воспитать эмоционально здорового ребенка или что в полной семье не бывает жестокого обращения с детьми. Но все это безусловно свидетельствует в пользу того, что нужны оба родителя, чтобы помочь ребенку понять себя.
У многих представителей мира животных отцы охраняют своих детенышей или добывают им пищу, но не особенно занимаются их воспитанием. Представление о «материнстве» и «отцовстве» как о более или менее одинаковых ролях – это человеческое изобретение. На ранних этапах нашей эволюции мать оставалась с младенцем, кормя и защищая его. Отцу необходима была свобода, чтобы охотиться и сражаться, защищая свою семью. В этом главным образом и состояла его «должностная инструкция». Его жизнь невозможно было представить без насилия. Именно разделение обязанностей поддерживало равновесие в древней семье. У женщин возникало большее стремление воспитывать и мирить, а у мужчин – сражаться и господствовать. Современные мужчины все еще чувствуют эти древние инстинкты. Думаю, никого не удивит, что в Соединенных Штатах 85 % всех насильственных преступлений совершались мужчинами. И действительно: в культурах всего мира существует прочная связь между мужчинами и преступлениями. Женщины серьезно пополняют статистику преступлений, только когда у них меняется гормональный уровень – в основном это связано с колебаниями менструального цикла. Я знаю многих невоинственных мужчин, относящихся к своим детям и друзьям с большой нежностью. Я знаю одиноких отцов, воспитывающих детей в ласке. Однако в целом мужчины по-прежнему совершают большинство насильственных преступлений в мире, а женщины в основном посвящают себя воспитанию и любви.
Во время одного исследования женщинам разного возраста (у кого-то из них были дети, у кого-то нет) показывали фотографии младенцев. Их зрачки непроизвольно расширялись, свидетельствуя об интересе и эмоциях. У большинства же мужчин такой реакции не наблюдалось – за исключением тех, у кого были свои маленькие дети. Это происходит даже у крыс: самцы становятся более заботливыми родителями после того, как проведут какое-то время со своими детенышами и привыкнут к ним; самки реагируют немедленно. Такого рода исследования наводят на мысль о том, что женщины предрасположены заботиться о малышах безусловно, на инстинктивном уровне, тогда как мужчины склонны к этому лишь после того, как сами становятся отцами. Однако даже при этом отцы бросают своих детей в двадцать раз чаще, чем матери. В отличие от ждущих рождения ребенка отцов у беременных женщин происходит гормональный сдвиг, готовящий их к воспитанию детей. Пронизанным внутренним светом – результатом химических реакций, – им не нужно задумываться над тем, как, для чего или когда любить своих детей. Небо синее. Земля под ногами. Они нежно любят своих детей. Что может быть проще?
Химия объятий
Судя по всему, важную роль в материнской любви играет окситоцин – гормон, стимулирующий родовую деятельность и схватки. При звуке плача младенца организм его матери выделяет больше окситоцина, который, в свою очередь, стимулирует ее соски и способствует выделению молока. Когда мать кормит ребенка, окситоцина выделяется еще больше, и тогда у матери возникает желание прижимать дитя к себе. Поэтому окситоцин назвали «гормоном объятий». Так его окрестили зоологи, искусственно поднимавшие уровень окситоцина у коз и других животных, что вызывало аналогичное поведение. У окситоцина множество функций, и некоторые из них полезны для матери. Пока младенца кормят грудью, он чувствует тепло и защищенность, и его пищеварительная и дыхательная системы работают ритмично. В процессе кормления у матери поднимается уровень окситоцина, что также приводит к сокращению матки, останавливающему кровотечение и приводящему к отделению плаценты. Так мать и ребенок оказываются вовлеченными в химический танец любви, взаимозависимости и выживания.
У взрослых окситоцин, судя по всему, играет такую же важную роль и в романтической любви. Здесь он выступает как гормон, побуждающий влюбленных обниматься и усиливающий удовольствие во время полового акта. Этот гормон стимулирует гладкие мышцы, повышает чувствительность нервов; его уровень стремительно растет в процессе полового возбуждения: чем сильнее возбуждение, тем больше окситоцина выделяется. Когда возбуждение достигает своего пика, окситоцин, как считается, заставляет нервы половых органов самопроизвольно напрягаться, вызывая оргазм. Окситоциновое возбуждение (в отличие от возбуждения, возникающего под воздействием других гормонов) может быть вызвано как физическими, так и эмоциональными факторами (бывает достаточно взгляда, звука голоса или жеста) и способно адаптироваться к индивидуальным любовным особенностям человека. Например, к выработке окситоцина может привести запах любимого или его прикосновение, а также изощренные и насыщенные сексуальные фантазии. Женщины легче реагируют на эмоциональное воздействие окситоцина – возможно, благодаря той важной роли, которую он играет в материнстве. И действительно: женщины, рожавшие естественным путем, иногда говорят, что испытали во время родов оргазмическое чувство удовольствия. Некоторые женщины, страдавшие аноргазмией, обнаружили, что после родов им стало проще достигать оргазма: выделение окситоцина во время родов и грудного вскармливания сняло их сексуальную блокаду. Этим гормональным излиянием можно, пожалуй, отчасти объяснить, почему после секса женщинам больше, чем мужчинам, хочется продолжать обниматься. Женщине хочется чувствовать близкую, неразрывную связь с мужчиной, тесно прижимаясь к нему, обвиваясь вокруг него. Если посмотреть на это с точки зрения эволюции, тем самым она, видимо, выражает надежду, что мужчина на некоторое время с ней останется – достаточно надолго, чтобы защитить ее и ребенка, которого он только что зачал.
Уровень окситоцина у мужчин во время оргазма увеличивается в пять раз. Однако проводившиеся в Стэнфордском университете исследования показали, что во время секса уровень окситоцина у женщин еще выше, чем у мужчин, и что женщине, чтобы достичь оргазма, требуется больше окситоцина. Пропитанные этим потоком химических веществ, женщины способны достичь больше мультиоргазмов, чем мужчины, и оргазмов, пронизывающих все тело. Матери рассказывали мне, что примерно в течение первого года жизни их ребенка они с удивлением обнаруживали, что «влюблены» в него, «возбуждаются» от него, переживают вместе с ним свой «лучший, невиданный любовный роман». И вполне понятно, почему мать испытывает такие чувства: ведь удовольствие, которое женщина получает во время оргазма, родов, обнимания и кормления своего ребенка, контролируется одним и тем же гормоном. Мозг может обладать излишками серого вещества, но в некоторых вещах он экономен: ему нравится повторно использовать для многих целей и удобные пути, и подходящие химические вещества. Зачем прокладывать новые колеи, пробиваясь через снежные заносы жизни, если и по старым колеям уже удалось пройти часть пути? Молодые отцы тоже радуются своим новорожденным детям, и уровень окситоцина у них повышается, хотя и не так значительно.
А предаются ли нежностям другие млекопитающие? В Национальном институте психического здоровья неврологи Томас Инсел и Лоуренс Шапиро изучали брачное поведение горных полевок – неразборчивых в связях мышей, одиноко живущих в отдаленных норах до тех пор, пока не наступает время спариваться. Самки мышей бросают своих детенышей вскоре после рождения; самцы их вообще не видят, а когда исследователь забирал новорожденного мышонка из гнезда, тот не пищал, не искал свою мать и не казался особенно испуганным. У них нет ничего подобного тому, что можно было бы назвать чувством семьи. Исследователи обнаружили, что рецепторов окситоцина в мозгу горных полевок меньше, чем у их более нежных и ориентированных на семейную жизнь сородичей – степных мышей (желтобрюхих полевок). Несмотря на это (но вполне предсказуемо), уровень окситоцина у самок горных полевок резко возрастает сразу же после родов, когда они выкармливают своих детенышей. Подобное исследование заставляет задуматься о той сложной роли, которую играет окситоцин в человеческих отношениях. Можно ли сказать, что уровень окситоцина ниже у людей, считающихся «одиночками»? Или у жестоких родителей? Или у детей, в одиночестве страдающих от кошмара аутизма?
Химия влюбленности
Прежде всего – небольшая поправка к тому, что мы считаем само собой разумеющимся. Разум не сосредоточен полностью в мозге. На самом деле он странствует по организму с бесконечным караваном гормонов и ферментов. Множество нейропептидов – это посыльные, снующие с сообщениями между мозгом и иммунной системой. Когда что-то случается с телом – например, оно испытывает боль, получает травму или заболевает, – это затрагивает и мозг, являющийся частью тела. Когда что-то случается с мозгом – например, он получает сотрясение, или его просто посещает мысль или чувство, – это затрагивает и сердце, и пищеварительную систему, и все остальное тело. Мысль и чувство неразделимы. Психическое и физическое здоровье неразделимы. Наш организм един. Иногда приступы голода пересиливают моральные соображения. Иногда наши чувства бессмысленно жаждут новизны только потому, что она приносит приятное ощущение. Иногда мужчина действительно «думает причинным местом». Поскольку мы ценим разум, а наша биология нас смущает, о желаниях и потребностях тела мы говорим как о «самых низких» мотивах, инстинктах или побуждениях. Например, считается низким хотеть секса, но благородным – питать страсть к музыке. Считается извращенным весь день предаваться эротическим фантазиям и неоднократно мастурбировать, но возвышенным – проводить тот же день, наслаждаясь музыкой. Когда любовь становится наваждением – трубный глас, призыв к оружию слышит все тело.
«Встреча двух людей подобна контакту двух химических веществ, – писал Карл Юнг. – Если происходит какая-то реакция – изменяются оба». Когда два человека находят друг друга привлекательными, их тела пронизывает дрожь, вызванная излиянием фенилэтиламина (phenylethylamine, PEA) – химического соединения, ускоряющего движение потока информации между нервными клетками. PEA, амфетаминоподобное химическое вещество, подстегивая мозг, приводит его в состояние безумного возбуждения. Именно поэтому влюбленные чувствуют себя в состоянии эйфории, помолодевшими, оптимистичными, возбужденными и счастливыми, когда сидят рядом, болтая всю ночь напролет, или часами занимаются любовью. Поскольку к «ускорению» привыкают, и даже тело естественно к нему предрасположено, некоторые становятся «наркоманами влечения», как их назвали Майкл Либовиц и Дональд Кляйн из Института психиатрии штата Нью-Йорк. Такие люди нуждаются в любовных отношениях, чтобы всю жизнь испытывать возбуждение. Желание то подбрасывает их вверх, то стремительно бросает вниз в веселящем и изнуряющем цикле возбуждения и депрессии. Гонимые химическим голодом, они выбирают неподходящих партнеров или неправильно истолковывают чувства потенциального партнера. Съезжая вниз по скользкому склону своего желания, они с головой ныряют в море всепоглощающей, страстной любви. Вскоре отношения прекращаются или их отвергают. Тогда мучимые любовной болезнью стремительно погружаются в депрессию и, пытаясь излечиться от нее, влюбляются снова. Либовиц и Кляйн полагают, что эти «американские горки» приводятся в действие химическим дисбалансом в мозгу, желанием дозы фенилэтиламина. Когда Либовиц и Кляйн давали некоторым «наркоманам влечения» антидепрессанты, действие которых основано на выведении из строя ферментов, способных подавлять фенилэтиламин и другие нейромедиаторы, – они с изумлением обнаружили, что эта терапия действует очень быстро. Уже не испытывая страстной потребности в PEA, пациенты обретали способность выбирать партнеров спокойнее и реалистичнее. Кроме того, экспериментально обнаружено, что после введения PEA мышам, макакам резусам и другим животным они издают звуки, выражающие удовольствие, начинают ухаживания и приобретают патологическую зависимость (например, жмут на рычаг, чтобы получить больше PEA). Все это убедительно доказывает, что, когда мы влюбляемся, в мозг активно поступает PEA – химическое вещество, заставляющее нас чувствовать удовольствие, неистовое возбуждение и приятные ощущения. Сладостный наркотик – любовь.
Организм использует PEA не только для влюбленности. Уровень того же самого химического вещества стремительно повышается в процессе поисков всякого рода удовольствий, потому что оно делает человека оживленным, уверенным в себе и готовым попробовать что-нибудь новое. Это помогает объяснить поразительный феномен: люди с большей вероятностью влюбляются, когда им грозит опасность. Любовные романы во время войны стали легендарными. Да я и сама появилась на свет благодаря демографическому взрыву, вызванному подобными обстоятельствами. Особенного накала любовь достигает в экзотических местах планеты. Когда чувства обостряются из-за стресса, новизны или страха, гораздо проще стать мистиком, почувствовать экстаз или влюбиться. Опасность делает человека восприимчивым к любви. Опасность – это афродизиак. В одном эксперименте холостякам предложили перейти овраг по висячему мосту. Мост не представлял опасности, но выглядел весьма ненадежным. Некоторые из мужчин встречали на этом мосту женщин. Другие мужчины встречали тех же самых женщин – но в другой, безопасной обстановке, например в кампусе или в офисе. Мужчины, встретившие дам на качающемся мосту, назначали им свидания с большей вероятностью.
Химия привязанности
Когда под воздействием химических веществ в нашем организме мы стремительно несемся по ухабам на санях влюбленности, наши жизни пересекаются, гены смешиваются, и рождаются дети. Потом влюбленность идет на убыль, сладостная горячка любовной страсти уступает место полусонному миролюбию, ощущению надежности и принадлежности. Любовь – это поиск равновесия среди хаоса. Ее плоды – близость, теплота, сопереживание, надежность, общность: все это связано с выработкой веществ, усиливающих ощущение душевного комфорта, – эндорфинов. Это чувство не такое пылкое, как любовь, но оно прочнее и вызывает более стойкую привычку. Чем дольше люди состоят в браке, тем выше вероятность, что они сохранят его. А пары, у которых трое или больше детей, сохраняют, как правило, свой брак на всю жизнь. Стабильность, дружба, доверительные отношения и привязанность – эти дары мы всеми силами пытаемся сохранить: они нужны нашему организму. Пока нам нравится быть счастливо беспокойными, а тем более одурманенными страстью, состояние штиля, стабильности мы воспринимаем как стрессовое. Вместе с тем оно же ощущается как по-настоящему прекрасное, когда мы хотим быть свободными от тревоги и волнений и наслаждаться жизнью с преданным спутником, с которым так же спокойно, как с другом детства, который так же предсказуем, если не утомителен, как брат; который так же заботлив, как родитель, но кроме того, он еще нежный и любящий супруг на всю жизнь. Общение с ним действует благотворно, даже если отношения и не безупречны и порой хочется завести роман на стороне, чтобы почувствовать себя моложе. Общие дела, в том числе совместное переживание стрессов и кризисов, только укрепляют связь между супругами. Их объединяет столь многое, что эту связь уже трудно разорвать. Нужно очень много смелости, чтобы спрыгнуть с медленно идущего корабля и ухватиться за проплывающий мимо спасательный круг, не зная в точности, куда он направляется и удержит ли он тебя на плаву. Как обнаруживают женщины, завязывающие романы с женатыми мужчинами, последние вряд ли станут разводиться, независимо от того, насколько приземленные у них отношения с женами, что они могут пообещать или как страстно и искренне они влюблены.
Химия развода
Мы называем это «флиртовать», «волочиться», «ухлестывать», «не пропускать ни одной юбки», «охотиться на мужчин» и другими столь же образными выражениями. Людям одинаково свойственно и ценить моногамный брак, и изменять супругам. Антрополог Хелен Фишер выдвигает гипотезу, согласно которой у прелюбодеяний есть своя химическая основа, которую она называет «зудом четвертого года». Изучая составленные экспертами ООН отчеты о браках и разводах во всем мире, она обратила внимание, что обычно разводы происходят на ранних этапах брака, в первые годы семейной жизни, когда появляются дети и начинается их воспитание. Кроме того, этот пик разводов совпадает с периодом, когда страсть обычно заканчивается и пара должна решить – поставить точку в отношениях или, наоборот, остаться вместе и жить по-товарищески. Некоторые пары продолжают жить вместе, и у них опять рождаются дети, но многие этого не делают. «Люди, с их животной природой, – приходит к выводу Фишер, – созданы ухаживать, влюбляться и заключать брак с одним человеком, однако потом, в расцвете репродуктивного возраста, зачастую уже произведя на свет одного ребенка, разводятся, а потом, через несколько лет, вступают в брак снова».
Так уж мы устроены, что нам легче всего следовать этому плану, а любые отклонения от него доставляют дискомфорт. После соблазнительных фейерверков первоначального влечения, которое длится несколько недель или даже несколько лет, тело начинает скучать. Нервы уже не трепещут от возбуждения. Ничего нового не случалось уже целую вечность, с какой стати нужно испытывать возбуждение? Любовь отнимает силы. Избыток чего угодно изнурителен – даже избыток любовного трепета. Может, нужно сделать передышку и насладиться покоем и надежностью, как думают некоторые? Расставшись даже ненадолго, партнеры бросаются в объятия других. Есть ли у этого желания своя химия? Вероятно, да: может, это жажда успокаивающих эндорфинов, которые льются потоком, когда люди вместе. Это глубокая, сладостная река, в которую так весело окунаться, – а мир пускай подождет.
Но на свете много неугомонных людей, которые продолжают искать чего-то нового. Хранить верность им невыносимо скучно, и хочется перехитрить крадущийся за ними призрак старости. Теперь они занимают место своих родителей, а жизнь, кажется, проходит стороной, но продолжает при этом манить соблазнами. Теперь другие смакуют деликатесы чувственных удовольствий, но им самим тоже хочется наслаждаться этим пикантным соусом ощущений. И тогда они вступают в рискованные связи или начинают процедуру развода, или и то и другое одновременно.
Так или иначе, но гены сохраняются, человеческий род продолжает свое существование. Супруги, остающиеся вместе, воспитывают малышей, помогая им расти и взрослеть. Когда пары расстаются, разведенные супруги почти всегда заключают новый брак и растят как минимум одного ребенка. Даже когда химический цикл дает сбой и разрушается, он восстанавливается и начинается снова. Обе системы работают – и потому игроки выигрывают и там, и там. Как говорил Александр Дюма-сын: «Брачные узы настолько тяжелы, что нести их приходится вдвоем – иногда втроем».