летели над землей. Когда мы наконец домчались до конюшни, пот с нас обеих лил ручьями. У меня было ощущение, что вместе мы перенесли большое испытание. Да, вместе мы чего только не испытали – Страшила и я.
Низко, над самыми деревьями, парит козодой, когда мы, съехав с дорожки для верховой езды, отправляемся назад, в Клермонтскую школу. Козодой летит с открытым клювом, прочесывая воздух в поисках мошкары точно так же, как кит, плывя по океану с открытой пастью, процеживает морскую воду в поисках криля. Не сегодня завтра, когда в воздухе исчезнут последние насекомые, козодои полетят в теплые страны, к югу.
– Когда я мчалась на лошади под бушующей грозой, под вспышки молний, у меня возникло такое ощущение, о котором рассказывают религиозные мистики, – говорит Джейн Мари.
Да, думаю я: наверное, такое же ощущение возникнет, если войти в конюшню глубокой ночью, когда лошади спят, сесть с ними рядом и ждать, когда они проснутся. Или когда видишь, как умирает лошадь. В такие моменты кажется, что между их миром и нашим есть какая-то связь, и мир животных внезапно открывается тебе навстречу.
Проезжая мимо одного особняка, мы видим молодого парня в кожаной куртке. Вальяжно прислонившись к дверному проему, он с прищуром смотрит на нас, на наши кнуты и блестящие черные сапоги. Поковыряв зубочисткой во рту, он, вскинув подбородок, говорит: «Эй, малышка, теперь-то ты знаешь, как обращаться с мужем».
Чуть дальше мы встречаем трех маленьких девочек; завидев нас на лошадях, они бурно радуются. В самых разных цивилизациях и даже в больших городах девочки мечтают о лошадях – независимо от того, видят ли они настоящих лошадей или нет. Они фантазируют о единорогах или играют с игрушечными лошадками (сейчас популярны длинногривые пони, которых можно причесывать и наряжать). Это древняя связь, скрытая глубоко в коллективном бессознательном – там, где лошади вдохновляют самые мощные и безумные из наших грез и вызывают у нас религиозный экстаз, от которого мы немеем.
В древности культ лошадей существовал во всей Европе и процветал в христианскую эпоху. В XII веке ирландские короли еще совершали обряды символического возрождения – рождения от их пышнотелой богини Эпоны, Белой Кобылы. Ее высеченная из известняка статуя высотой сто шесть метров возвышается на холме в английском графстве Беркшир, привлекая толпы туристов. В железном веке ее почитали во всем западном мире. Ютских короля и королеву (правивших там, где теперь находится графство Кент) звали Хенгист и Хорса, то есть Жеребец и Кобыла. Мужские, женские и двуполые лошадиные божества зачаровывали воображение своей взрывной сексуальностью. В расцвете сил, с чувственными боками, обладающие интуицией, проносившиеся в облаке пыли, словно призванные в наш мир силой волшебства, сопровождаемые ритмичным и громким, словно барабанным, цоканьем копыт, лошади казались магическими существами. Обладая более тонким, чем у людей, обонянием, лошади могут броситься бежать в панике еще до того, как грянет гром; они предчувствуют землетрясение, уносятся от приближающегося, но еще невидимого хищника. Поэтому к ним относятся как к наделенным даром предвидения волшебным существам. На лошадей охотятся хищники, и им изначально, как жертвам, присуще обостренное чувство страха. Их настораживает все необычное, и они реагируют мгновенно и разными способами: ржут, испуганно бросаются в сторону, встают на дыбы, уносятся прочь. Они не выжидают, чтобы оценить угрозу. Лошади – это воплощенная пугливость: они реагируют на заметные только им опасности (например, на такие, казалось бы, пустяки, как шуршащий под порывом ветра лист или трепещущая в лунном свете тень). Поддерживавшие связь с невидимыми демонами, лошади, по всей вероятности, казались нашим предкам четвероногими посланцами загробного мира. Людям свойственно ощущать себя неполноценными – даже в глазах животных, которыми они повелевают. Какой идеал может быть притягательней образа бесстрашного, всегда в боевой готовности, переполненного чувственностью коня, непокорно и с вызовом бьющего по земле копытами?
Иногда дома украшали, на счастье, оберегами в виде лошадиной головы, а исполнители культовых танцев в Европе и Азии скакали на палках с лошадиными головами, символизируя езду на лошадях. Шаманы говорили, что, обхватив ногами лошадиное божество, они взмывали ввысь и мчались над облаками до тех пор, пока не достигали небес. Когда воин умирал, считалось, что конь в похоронной процессии везет его душу. Его сапоги вставляли в стремена носками назад, потому что у призраков, как считалось, ноги направлены назад. В древности люди полагали, что лошади везут покойного в загробный мир, – и по сей день этот символический ритуал проводится на торжественных похоронах. Даже скандинавский бог Один имел отношение к захватившему многие страны, вплоть до Индии, обширному культу лошадей. Индуистские боги, умирая, принимали вид лошадей, а в важнейшем обряде плодородия индуистская царица, считавшая себя богиней-кобылицей Саранью, брала пенис мертвого коня и обрядово втыкала его себе между ног, убеждая «сильного жеребца» «дать свое семя». Согласно «Женской энциклопедии мифов и тайн» (The Woman’s Encyclopedia of Myths and Secrets), «этот древний обряд объясняет одно из самых загадочных имен Одина, Вельси, что значит одновременно и “сын бога”, и “пенис коня”. Пенис был “сыном”, почитаемым кочевыми племенами наездников железного века: они называли себя вельсунгами, потомками Вельси. Этот культ не ограничивался Скандинавией. У валлийцев было аналогичное родовое лошадиное божество, которое они считали своим предком, – Велси, или Велс. Славяне тоже почитали его как Волоса – принесенного в жертву коня, из внутренностей и крови которого возникла, как считалось, вода жизни… Волоса, вплоть до XVIII века, символизировал жеребец, которого каждой весной ритуально кастрировали и убивали. А поскольку люди упорно сохраняли его культ, его превратили в христианского святого, Власа, который в реальности не существовал – разве как языческий лошадиный бог… Древние римляне знали его как “октябрьского коня”… Жители Тавриды приносили в жертву Артемиде коней, у которых был “отрезан уд”».
Согласно греческим мифам, от союза окровавленного конского уда и Матери-Земли произошло племя кентавров – божеств с торсом человека на теле лошади. В мифологии индуизма подобные существа назывались гандхарвами. В обеих культурах к ним относились как к волшебным существам и ловким танцорам, причем весьма похотливым. В Древней Греции также считалось, что крылатый конь Пегас уносил героев на небеса, тогда как страстные и готовые проказничать кентавры бродили по земле, высматривая для себя подходящих девушек, чтобы их похитить и изнасиловать. В Швеции королей могли уносить на конях валькирии или их подобные колдуньям жрицы, именуемые вельвами и носившие маски лошадей.
Еще в XVI веке европейцы пускали кровь лошадям на следующий день после Рождества – в качестве символической жертвы Белой Кобылице – и «седлали» на Новый год палку с лошадиной головой или наряжались лошадью. Да мы и по сей день дарим детям игрушечных «лошадок», на которых можно кататься, не задумываясь о том, что речь идет о пережитке языческого культа лошадей с их бешеными плясками. Подкова, которую мы «на счастье» вешаем над дверью, символизирует вульву богини-кобылицы. Древние народы, от кельтов до индусов, почитали этот символ, в форме которого изготавливали амулеты и строили свои храмы. Фактически первые гравюры, известные в западном мире, – палеолитическая резьба в скальных убежищах в Кастельмерле – это изображения вульв. Если вам покажется странным украшение дома изображениями гениталий кобылы, вспомните, что древние римляне вешали на шею своим детям амулеты в виде пениса, чтобы отогнать злых духов, и для той же цели в средневековых церквах, над дверными проемами, помещали символы женских гениталий, так называемые «шила-на-гиг». В Европе XVIII века «подковой» в просторечии называли вагину (про обесчещенную девушку говорили, что она «потеряла подкову»). Лошади всегда искушали ту необузданную и древнюю часть нашего существа, которая почитала Белую Кобылицу, символизированную ее гениталиями. В ее тайной «пещере» мужское и женское жизненные начала сливались, чтобы возрожденная природа изобиловала орехами и ягодами, стада плодились и пополнялись новыми животными, а люди получили возможность родиться заново.
В общении с лошадьми некоторые женщины надеются обрести в них психологического двойника или мистического руководителя; для них верховая езда как-то связана с духовным совершенствованием. Для других эта связь – более земная и более чувственная. Однако у всех это страстное увлечение начинается рано, на пороге юности.
Побывав в Клермонтской школе, я села на самолет и отправилась в северную часть штата, в глубинку – повидаться с психологом, работающей с девочками-подростками. Она живет в городке на берегу озера. Прямо в этом городке находится птичий заповедник, его окружают поля. Люди здесь настолько связаны с лошадьми, что специальные дорожные знаки на трассе запрещают пересекать верхом на лошади четыре полосы дороги с бешеным движением.
Городки северной части штата Нью-Йорк подобны железнодорожным станциям, где ежеминутно сходятся сотни жизненных путей. Кто-то несет на себе груз тревог и разочарований. Кто-то стремительно бежит вниз по скользким коридорам молодости. Кто-то медленно передвигает чемодан душевной травмы, кто-то только что прибыл из пригорода надежды, кто-то волнуется из-за расписания. Кто-то мечтает поскорее приехать, кто-то думает только о себе, кто-то, даже постарев, лучится светом. А кто-то, отчаявшийся и одинокий, садится в скоростной экспресс и стремительно несется из ниоткуда в никуда. На окраине городка, в котором я живу, ресторан, переделанный из железнодорожного депо, называется «Станция», напоминая о тех временах, когда длинные вихляющиеся составы медленно тащились до Манхэттена. Когда-то часы на стене ресторана остановили на 18:22 – именно в это время город покинула последняя «железная фурия». Однако поезда не прекращали движения никогда. Люди встречаются в их тесных и тряских вагонах. Они слышат хриплое дыхание пассажиров, спящих в соседнем купе. Со временем каждый встречает каждого, и все узнают друг друга – или понаслышке, или лично.