— Можем, а зачем? — Девица оказалась любопытной и осторожной.
— Есть секретное дело, расскажу при встрече, — тоном заговорщика ответил Андрей.
Девица рассмеялась и обещала быть.
— Итак, что вам от меня нужно, мистер Бонд? — насмешливо спросила рыжеволосая Даша, усаживаясь за столик вместе с Андреем. — Кстати, мне капучино и шоколадный эклер, — бойко заказала девушка, пришлось исполнять.
— Даша, что вы знаете об увлечениях вашей начальницы? — делая глоток кофе, поинтересовался Андрей.
— А что? Вы подозреваете ее в связи с иноагентами?
— Нет, конечно. Это важно для уголовного дела, которое я расследую.
— Ее подозреваете? — в очередной раз задала вопрос любопытная девица, и Андрей почувствовал, что закипает.
— Даша, я позвал вас сюда, чтобы вы ответили на мои вопросы, а не наоборот. Так что я задаю вопросы. Вы отвечаете. Мы договорились?
— Валяйте, — кисло согласилась Даша.
— Итак, увлечения вашей начальницы?
— Не знаю. Как у всех. Магазины, мужики, фитнес.
— Ну а что-то необычное: карате, айкидо, прыжки с парашютом? Может, езда на собачьих упряжках? — пытался направить в нужное русло мысли девушки Андрей.
— Да вы что?! Она собак не любит, у нее дома кошка живет, красивая такая, бенгальская, кажется. Тощая, с маленькой головой и противным характером.
Что из вышеописанного относилось к понятию «красивая», осталось для Андрея загадкой.
— Значит, кошка. Хорошо, что еще?
— Не знаю. Она вообще-то в Петербург приехала уже взрослой, она даже училась не у нас, а в Краснодаре.
— Как интересно.
— Да это в ее деле есть. Она сюда приехала, устроилась на работу и поступила в магистратуру. Кажется, в Текстильный, это уж вы в отделе кадров уточните.
— Ладно. Что-нибудь еще?
— Не знаю. Слушайте! А что мы тут гадаем? Давайте на ее страницу в ВК зайдем, может, там что-то интересное есть? — оживилась Даша, доставая смартфон.
Точно! Соцсети! Что-то он, видно, заработался, раз сам до такой элементарной вещи не додумался.
— Ну вот, смотрите, — протянула ему смартфон Даша, возвращаясь к недоеденному пирожному.
Место рождения город Темрюк. Это где-то… где-то под Анапой, кажется. Ладно, что тут еще про родину? Андрей копался долго, минут пятнадцать, прежде чем докопался до того самого, ради чего встретился с Дашей. Оксана была из казачьей семьи. Отец ее — лихой казак — виртуозно орудовал шашкой. Даже двумя. Мать тоже не отставала. На странице господина Соловьева имелось видео с его юбилея, где они под одобрительный свист и аплодисменты на пару с женой крутят-вертят шашками или, может, саблями, но оружием нешуточным, потому что по окончании номера он своими шашками рассек пополам толстый кол на ограде.
— Дашенька, я себе ссылочку на вот эти странички скину с вашего телефона, — нежно улыбнулся девушке Андрей. — Спасибо вам за потраченное время и за идею.
Не знаю, как насчет ножа, но при таких родителях шашкой Соловьева наверняка пользоваться умеет, а это уже кое-что. Она и верхом на коне держится уверенно. Андрей сам видел ролик на ее странице, кажется, она вообще ни одной недели не пропускает, чтобы в конюшню не заглянуть. В общем, девушка боевая. Такая вполне могла бы голову изменнику снести. Могла бы, но вот ножом в спину — расчетливо, хладнокровно? А почему бы и нет? Надо работать.
Ладно. Ставим напротив Соловьевой жирный плюсик.
Теперь Щелокова. Тут важен мотив. Месть отпадает. Разводиться муж с ней сам вроде как не собирался, или, может, все-таки собрался? И в этом случае ей грозил раздел имущества и потеря источника дохода. А что, интересный поворот! В конце концов, Щелоков мог ведь и передумать, или жена вдруг узнала о беременности любовницы мужа и, испугавшись, пошла на опережение? Тут надо еще посоображать. А вот что в материальном плане выиграла Щелокова после смерти мужа? Потеря ежемесячного немалого дохода очевидна, а ведь надо оплачивать обучение сыновей, когда они еще встанут на ноги? Лет через пять? Зато она сохраняет квартиру, машину, дачу, все ей. Кабинет, очевидно, тоже. Он, кажется, в собственности. Надо бы уточнить. Его можно было бы продать или сдать в аренду. Пожалуй, стоит позвонить секретарше Щелокова, может, она в курсе происходящего, чтобы вдову по пустякам не беспокоить.
— Милана, добрый день. Это вас беспокоит Лушин из следственного отдела.
— Здрасте, ой, извините, я вам перезвоню, у меня тут люди, — торопливо бросила бывшая секретарша Щелокова и отключилась.
Трудится девушка. Ладно, подождем.
Милана перезвонила минут через десять.
— Извините, надо было клиентов встретить. Слушаю вас.
— Вы уже на новое место устроились? — доброжелательно поинтересовался Андрей.
— Да нет, на прежнем сижу.
— Как? Вы сказали, что пациентов встречали?
— Ну да. Марина сдала кабинет и передала базу клиентов приятелю Павла, он ей и за аренду платит, и за клиентов процент отстегивает. А меня тут оставили в качестве доверенного лица, — доложила Милана недовольным тоном. — Следить, чтобы Дубов ее не обманывал, я должна вести журнал, сколько к нам в день клиентов приходит.
— Дубов — это преемник Павла Щелокова?
— Ну да.
— Милана, ну так это же здорово, не надо новое место искать, — порадовался за нее Андрей.
— Ну да. Только эта зануда, мой новый начальник, такой душный оказался! Все ему не так, все ему мало, — громким шепотом жаловалась девушка. — Опаздывать нельзя — штраф, клиенту ответить не успела — штраф, юбка короткая — выговор, еще и белый халат носить заставил.
— Сочувствую. И как давно кабинет возобновил работу?
— Да как только Павла похоронили, так и возобновил. Марина велела обзвонить всех отложенных клиентов, и пошло-поехало.
— А вы не в курсе, какой именно процент от приема получает Марина Щелокова?
— Ну кто же мне скажет? — усмехнулась Милана.
— Действительно. Ну а цены у вас не изменились?
— Нет. Все по-прежнему. Ой, извините, мне тут по рабочему звонят. — И она бросила трубку.
Любопытно. Как быстро, однако, вдова поправила свое материальное положение. Кто бы мог подумать.
Глава 12
1928 г. Париж. Франция
Весна одна тысяча девятьсот двадцать восьмого года впорхнула в Париж незаметно, крадучись, окутав город нежными сумерками, зеленой дымкой молодой листвы, особыми запахами и внезапно набухшими бутонами тюльпанов в садах.
Федор отложил толстенный том, с наслаждением потянулся, крякнул с удовольствием и вдруг почувствовал неодолимое желание забросить занятия и, накинув пальто, вырваться на волю. Пройтись по набережной Сены, заглянуть в Люксембургский сад.
Теперь Федор жил на бульваре Сен-Мишель, в крошечной квартирке под самой крышей. За три года жизни без Моник он сильно изменился, отказался от беззаботного веселья, вел жизнь затворника, не завел себе друзей и приятелей, учился, много читал, возобновил знакомство с месье Бенедитом, — пожалуй, он был единственным человеком, с кем Федор поддерживал отношения. Даже среди товарищей Федора по университету не нашлось ни одного человека, сумевшего сблизиться с ним.
Его душа словно умерла или уснула крепким сном, не оставив своему хозяину никаких эмоций и чувств. Зато у Федора появилась глубокая и, возможно, не совсем здоровая связь с «Оком».
После гибели Моник и Этьена в автокатастрофе Федор пришел домой и, достав глаз, долго его изучал, пытался проникнуть в его тайну и при этом не испытывал ни страха, ни отвращения, наоборот — глубокую недостойную благодарность. Иногда «Око» снилось ему, но это были не страшные сны, скорее это было знакомство, они словно изучали друг друга. Федор будто принял на себя миссию хранителя и служителя «Ока», а оно словно накрыло его своим крылом, обещая защиту и покровительство. Все это произошло на уровне чувств и не имело под собой никаких фактов и материальных проявлений, но Федор был абсолютно уверен в действительности их договора.
Он никому о нем не рассказывал и не чувствовал такой потребности. Ему было хорошо с «Оком» и спокойно. За прошедшие три года произошло несколько мелких случаев, которые могли бы косвенно подтвердить влияние «Ока» на жизнь Федора, но он воспринял их скорее как естественное явление, нежели как что-то мистическое. Все так и должно было быть.
Деньги, которые Федор выручил от продажи анха и золотых монет, постепенно таяли. Цены во Франции росли непомерно, и несмотря на экономию и скромный образ жизни, который вел Федор последние годы, средств его должно было хватить до окончания университета, может, еще на несколько месяцев, а затем вопрос поиска работы встанет ребром. Эти мысли все больше волновали его. Экономическая ситуация во Франции оставляла желать лучшего, даже люди с опытом работы порой подолгу не могли устроиться на службу, что же говорить о нем? Правда, месье Бенедит обещал ему поспособствовать с устройством на кафедру или преподавателем в частный пансион, и все же Федор не переставал с тревогой думать о будущем.
Но в этот весенний вечер что-то переменилось в нем, проснулась какая-то часть его души, дремавшая эти годы, — что-то легкое, свежее, даже радостное заставило его выйти из дома. Он шагал по бульвару, с интересом разглядывая встречных прохожих, любуясь переливами весеннего неба над головой, рассматривая с любопытством витрины магазинов, вдыхая запах кофе и круассанов, витающий возле многочисленных кафе. Он гулял весь вечер, просто бездумно бродил по улицам, радуясь жизни. Ему вдруг захотелось достать свой старый велосипед и прокатиться вдоль Сены, послушать музыку, может, даже потанцевать. Федор улыбнулся этим неожиданным желаниям и зашел в русский ресторан, подвернувшийся по дороге.
Как же тут было хорошо! Русская речь, русские лица, русская еда, русская музыка. Ресторанчик был не самый дорогой, публика здесь собиралась пестрая, от бывших унтер-офицеров с женами до старушек-губернаторш, великосветских особ и профессоров права, ныне занимающихся торговлей или работающих таксистами, также здесь были репортеры русских газет и музыканты. Кто-то наигрывал на пианино, кто-то пел, зал подпевал. Федор просидел в ресторане до закрытия и вернулся домой в состоянии светлой грусти, впервые ощутив подобие ностальгии.