тво дома или ремонт дачи, придумай, что хотела бы обсудить с ней дизайн и стоимость материалов. Или скажи, что хочешь познакомить ее с выгодным клиентом. Назначь встречу в кафе, а потом клиент позвонит и скажет, что прийти не сможет, и вы просто поболтаете, а ты выяснишь, какие у нее планы. Я обед оплачу. Подпои ее как-нибудь, все за мой счет.
Лена смотрела на Марину взглядом, полным скептицизма. Ни легкомысленного простодушия, ни наивной женской солидарности, ни добродушного энтузиазма Марина в нем не увидела. Она давно подозревала, что Лена не так проста, как кажется, просто до сих пор их общение было безоблачным и ни разу между ними не вставало даже мало-мальских проблем.
— Мариш, я не настолько близко знакома с Оксаной, чтобы задавать ей такие вопросы. — Лена перешла к делу без лишних экивоков. — Ты моя подруга. Я хочу тебе помочь, но боюсь, что подобного рода «мероприятия» не по моей части. Попробуй решить этот вопрос сама.
Марина ожидала чего-то подобного, разве что выраженного не в столь категоричной форме. Придется давить на психику, точнее, на совесть. У людей их с Павлом поколения она еще иногда встречалась.
— Лена, ты моя самая близкая подруга. Я доверяю тебе как никому другому, только тебе я смогла рассказать эту историю. После смерти Павла я сама не своя, мне не на кого опереться, а тут еще такая история. Мне очень нужна помощь. А ты… ты самый умный, тонкий, решительный и надежный человек из всех, кого я знаю. — Марина вкладывала в каждое слово всю душу, она смотрела в глаза подруги почти не мигая, словно надеясь загипнотизировать ее. Так искренне и проникновенно она еще никогда и ни с кем не разговаривала.
Лена выглядела все так же кисло и недовольно.
— Лен, помоги. Тебе это ничего не стоит. Соловьева ничего не заподозрит, — не отставала Марина, считая молчание подруги хорошим знаком. — Ну а не выйдет толку, так не выйдет. Никаких претензий. А?
— А что ты будешь делать, если она затеет экспертизу? — глядя себе в тарелку, спросила Лена.
— Буду думать, — ушла от ответа Марина.
— Хорошо, я попробую поговорить. С тебя прием для нас с Олежкой в подарок у Дубова и обед за твой счет, — нахально глядя Марине в глаза, заявила «лучшая» подруга.
Услуга оказалась не из дешевых, но Марина согласилась.
Домой Марина пришла поникшей, словно выжатой. На нее вдруг навалилась непонятная усталость. Она чувствовала себя столетней развалиной, ей казалось, что все хорошее, что могло быть в ее жизни, уже случилось, а теперь ее ждут только проблемы и неприятности, разбираться с которыми ей придется в одиночку. Стоя в лифте, она поняла, что по щекам катятся слезы, она даже не заметила, когда начала реветь. Нет, так нельзя, она должна собраться. Это все нервы, усталость, чепуха. Пройдет месяц, год, в ее жизни все наладится. Она будет счастлива. Так или иначе, но будет. А сейчас ей надо отдохнуть, развеяться. Ей нужны тепло и защита. Как жаль, что сыновья еще так малы, молоды, на них не опереться. Им самим нужна опора, им нужна она.
И Марина достала телефон. Они уже несколько дней не виделись с Сашей. Он звонил, говорил ласковые слова, но встретиться им не удавалось, у него был завал работы. Марина не возражала, но вот сегодня он был ей нужен.
— Мне очень плохо, приезжай, — почти жалобно проговорила она в ответ на приветствие. Это было так непохоже на нее, так щемяще трогательно, что Саша сразу согласился.
— Миша, я хочу, чтобы ты сегодня остался у бабушки, им с дедом нужна твоя поддержка. Останься, пожалуйста, у них, — позвонив сыну, попросила Марина.
Вот так. Этот вечер будет только ее.
— Саша, скажи мне честно, что у тебя за дела в Петербурге? — К этому разговору Лариса Яковлевна готовилась заранее. Она хорошо знала своего брата, его прошлое, его характер, и хотя изо всех сил выгораживала его перед посторонними и даже перед своими детьми, в душе понимала, что он из себя представляет. А потому беседа предварялась тушеным мясом с черносливом, запеченной картошкой и водочкой.
— Помянем Валеру, хоть и кобель был, а все же муж, — подняла она тост.
А к главному перешла только под торт «Наполеон», который Саша с детства любил.
— Что за вопрос? Я в гости приехал, или ты от мента этого заразилась дурью? Я что, к тебе в гости приехать не могу?
— Можешь, но так долго ты никогда не оставался. И ты какой-то озабоченный все время, звонишь кому-то, хмурый, может, тебе и правда деньги нужны?
— Лариса, отвали, ясно? Тебя это не касается! — раздраженно ответил брат. — Мне не деньги нужны. Мне мои бабки нужны, и я их получу. А с кем и как я базарю, вообще не твоего ума дело, поняла? Курица. — Последнее он буркнул себе под нос, выходя из кухни.
Лариса осталась на кухне бороться со скверными предчувствиями. Только бы он никуда не вляпался! Господи, ну почему этого дурака жизнь не учит? Ей вспомнилось, как мать с отцом продавали дачу, чтобы откупиться от следователя, когда Сашке грозил чуть ли не пожизненный срок. Дачу, которую они строили столько лет своими руками, отказывая себе во всем. Доставали материалы, таскали на своем горбу, как сажали сад и огород, как радовались, что будет где на пенсии отдохнуть, внуков можно будет на природу вывезти. А потом выстраданный, выстроенный своими руками дом продавали, чтобы спасти этого дебила, чтоб не посадили, чтоб окончательно не пропал.
А как матери с отцом стыдно было из дома выходить, когда его арестовали и стали общих знакомых на допросы таскать и выплыло наружу, чем он там со своими дружками промышлял. У отца едва инфаркт не случился, вовремя в больницу положили, мать лет на пять постарела.
Когда Сашка уехал за границу, они все выдохнули. Жив, не в тюрьме, и ладно. И вот нате вам, опять он что-то затевает, а еще полицейский этот как на грех! А может, и не на грех, может, Сашка уедет поскорее? Главный вопрос брату Лариса Яковлевна так и не решилась задать, но не спала из-за него уже третью ночь подряд.
Да нет, не может такого быть, уговаривала она себя, загружая посудомойку. Не мог он Валеру убить. За что бы? За нее? Очень Сашке до нее дела много! А что, если за деньги? Ведь крутили они что-то с Валеркой, давно, правда. Но были у них дела, Сашка тогда Валере деньги на какой-то бизнес давал, потом они между собой шушукались, когда встречались, а ей не рассказывали. Из-за денег, пожалуй, мог.
Ох, ехал бы он уже на свой Кипр, от греха подальше! Оставил их в покое. Не хватало, чтобы у детей из-за этого обормота неприятности были.
Лариса Яковлевна вышла из кухни и тихонько на цыпочках подошла к комнате брата, тот опять ругался с кем-то по телефону. Она напрягла слух, но расслышать ничего толком не смогла, но, кажется, брат кого-то обзывал и, возможно, даже угрожал, голос его звучал зло и раздраженно. Но если бы он с Валерой поругался из-за денег и убил того, то с кем бы он теперь ругался? Да в том-то и дело! Что он убил Валеру потому, что тот все деньги на свою пигалицу потратил, и свои, и Сашкины! Никита ведь на днях говорил, что у отца на счетах денег почти не осталось. Его приятель по просьбе нотариуса проверил. Валера кинул Сашку на деньги, тот его убил.
Ларису Яковлевну передернуло, с него станется, с идиота. А теперь братец ищет деньги у своих дружков бывших, может, ему кто-то раньше задолжал, вот он и трясет должников! — с ужасом сообразила она. Нет, нет! — тут же одернула она себя, Сашка тут не при чем. Нет.
Он уже много лет как с этим завязал, он порядочный бизнесмен, он состоятельный, он… Что еще сказать в пользу брата, Лариса Яковлевна не придумала. Да и если положить руку на сердце, она вообще мало что знала о его жизни и о нем самом. Что у него за бизнес на Кипре? Она понятия не имела. Как он живет, чем занимается? С кем общается? Тоже. А сказать по совести, и знать не хотела.
Пора ему домой, определенно пора. Присутствие брата ее ощутимо тяготило, особенно с тех пор, как их посетил тот оперуполномоченный.
Глава 15
1929 г. Париж. Франция
— Анечка, милая, ну как ты не понимаешь? Все, о чем мы мечтали, все, к чему мы так стремились, вот оно, только руку протяни! И вдруг все бросить? Это немыслимо, это дико! — Федор нервно шагал из угла в угол, не имея сил остановиться.
— Феденька, я все понимаю, я больше всего на свете этого хочу, но я не могу бросить отца, просто не могу! У него больше никого нет, только я! — прижав к сердцу кулачки и глядя на мужа несчастными глазами, говорила с надрывом Анечка.
— Но у меня тоже никого нет, кроме тебя! Никого!
— Я знаю, милый мой, я знаю, я на все готова ради тебя, честное слово, но я не могу бросить отца!
— Да это же абсурд какой-то! Его никто не собирался бросать, жили тихо-мирно, виделись чуть ли не каждый день, и вот нате вам, этот отъезд! Ни с кем не посоветовавшись, ни о ком не подумав! — Возмущению Федора не было предела. — Анечка, ты хоть понимаешь, как важна для нас с тобой эта экспедиция? Я поеду туда как представитель Дюваля! Я буду личным помощником руководителя экспедиции! Для меня это гарантированное имя в научных кругах, это статьи, это докторская степень, это место на кафедре, это приличное жалование, это наше с тобой будущее! Это слава, в конце концов! Это деньги! Это лекции, это статьи! Да Дюваль только из-за моих рассказов рискнул ввязаться в это предприятие, я должен представлять его интересы, выступать гарантом! А Египет, а Каир, а гробница Тутанхамона? Ты же мечтала там побывать, ты грезила этой поездкой, и теперь все забыть? Да от этой поездки зависит все наше будущее, положение в обществе, будущее наших детей! Я могу сколотить там неплохое состояние! Мы можем!
— Феденька, любимый мой, я все понимаю, — в сотый раз повторяла Анна, глядя на мужа несчастными глазами. — Но папа! Он твердо решил ехать, его там будут издавать, ему дадут квартиру, работу, сам Луначарский обещал! Граф Алексей Николаевич пишет.
— Какой еще Луначарский? При чем тут Луначарский? Плевать я хотел на графа, мало ли что он пишет! Твоего отца и так издают, у него есть квартира. Хорошая квартира! Зачем ему куда-то ехать, да еще и к большевикам? Ты разве не читала, что пишут сейчас о России? Что там творится? Это же чистейшее безумие! Ну зачем, зачем ему понадобилось туда ехать, да еще и сейчас?