[158]. Из предшествующих разделов трактата следует, что немало подобных хитростей взяла на вооружение византийская армия.
«Стратегикон Маврикия» аккумулировал боевой опыт многих народов и племен. В их числе – наши предки, не оставившие о той поре собственных письменных свидетельств.
Был ли знаменитый военный трактат в походной библиотеке Владимира Всеволодича? Знал ли он греческий в такой степени, чтобы читать насыщенный специальной терминологией «Стратегикон» самостоятельно? На эти вопросы ответа нет, но то, что воинские наставления Мономаха текстуально не совпадают с аналогичными предписаниями Маврикия, а даются русским князем в сжатом, почти афористичном виде, можно объяснить следующим образом: автор «Поучения» приводил их, не имея под рукой первоисточника. Впрочем, и не нуждался в нем: сведения, почерпнутые в древнем трактате, и навыки, обретенные в походах и сражениях, прочно слились в памяти полководца.
«Поучение» Мономаха сохранилось в единственном экземпляре – в составе Лаврентьевского летописного списка 1377 г. Логично предположить, что в стране с относительно высоким уровнем грамотности населения и правящей династией, не чуждой учености[159], подобные наставления оставляли потомкам и другие князья; но им повезло гораздо меньше: их сочинения бесследно исчезли.
Богатство, что дороже золота
Проникновение военных знаний из Византии на Русь лишь отчасти связано с передачей книжной грамоты. Были и другие пути. Во-первых, заимствование опыта противника в вооруженных конфликтах с ним. Имеются в виду походы киевских князей на Царьград: Дира и Аскольда – в 860 г., Олега – в 906–907 гг., Игоря – в 941-м и 944-м; война Святослава 968–971 гг.; морской поход русского ладейного флота под началом Владимира, сына Ярослава Мудрого, в 1043-м; неудачная борьба за «города на Дунае» Владимира Мономаха в 1116-м и некоторые другие экспедиции. Во-вторых, активное военное сотрудничество. В 950-980-х гг. в имперской армии служили русские пехотинцы; в византийских войнах XI в. участвовала наемная дружина варягов и росов: в 1047 и 1064 гг. – против сицилийских норманнов, в 1050-м – против печенегов на землях Фракии и Македонии, в 1053 и 1074 гг. – против сельджуков в Грузии, а в 1057-м и 1071-м – против них же в Армении; есть сведения о русских наемниках в империи и в XII в.[160]
Добравшиеся до дому отставники-ветераны не берегли в кубышках ромейское золото[161], но хранили в памяти усвоенные в Империи приемы строя и ведения боевых действий. Характерно, что именно с XI столетия отмечаются качественные перемены в построении русской рати: основным боевым порядком становится не сплошная «стена», как прежде, а так называемый «полчный ряд». Он составляется из нескольких полков, приведенных на поле битвы князьями земель, в которых эти полки были собраны. Строит объединенное войско и управляет им в сражении старший князь.
При всем отличии социально-политического устройства Руси от Византии здесь просматривается определенная аналогия с организацией ромейской армии с начала VII по конец XI в., когда территория Империи была разделена на военно-административные округа (фемы), и каждый такой округ формировал из свободных налогоплательщиков – военнообязанных крестьян-землевладельцев – свое ополчение, начальником которого был стратиг, обладавший у себя в округе всей полнотой гражданской и военной власти. (Примерно с конца XI в. подобные полномочия получает в русском городе и «тянущих» к нему селах тысяцкий – гражданский управитель и воевода в одном лице, назначаемый князем из числа знатнейших бояр[162].)
Таким образом, и византийское фемное войско, и русское ополчение составляли не просто соотечественники, но земляки, проникнутые чувством взаимовыручки; лично свободные и в тоже время связанные друг с другом общностью судеб собственники – люди, которым было что терять в случае поражения. Ядро обеих армий составляли профессиональные войска (в той или иной степени наемные): в Византии – императорская гвардия, на Руси – княжеская дружина.
На этом сходство заканчивалось: Византия и при фемном строе, и после его замены феодальным институтом проний[163] продолжала оставаться единой державой, а Киевская Русь к середине XII в. распалась на ряд соперничающих земель, которые, в свою очередь, начали дробиться на уделы. (Трагическим результатом подобного соперничества, а именно спора за контроль над Новгородом, и стало разорение Киева коалицией 11 князей, которую организовал «суздальский самовластец» Андрей Боголюбский.) Но при внешней угрозе внутренние распри отступали на второй план, и дружины удельных владетелей, усиленные народным ополчением, собирались под руку старшего князя не затем, чтобы «наказать» его непокорного родича, но чтобы прогнать чужака.
Феодосиевы стены Константинополя. Возведены в 408–413 гг., укреплены после того, как часть их обрушилась при землетрясении 447 г.
На снимке – участок стен, реконструированный в 1980-е гг. на средства ЮНЕСКО
Классическим становится трехчастное построение – центр и два фланга. Знаменитая русская триада: посередине «чело», обычно это пешая рать из ополченцев – «воев», с топорами, луками и сулицами (короткими метательными копьями); по краям – «крылья», конные отряды дружинников, в начищенных до блеска «бронях», с длинными копьями, щитами и мечами (позже – саблями). Со временем боевой порядок усложняется, обретает глубину – войско выстраивается в две линии. Первую линию образует передовой полк (реже – два полка: сторожевой и передовой); вторая линия имеет уже знакомую нам трехчастную структуру: в центре – «большой полк», на флангах – «полк правой руки» и «полк левой руки». В особый отряд выделяются воины-пехотинцы, вооруженные луками. Они размещаются перед первой линией и встречают противника градом стрел, а затем отходят к передовому полку. (Позже, в пору возвышения Москвы, в построении войска начинает использоваться и третья линия: ее образует «засадный полк» – резерв.)[164]
В средневековой Западной Европе «на полях сражений господствовал одиночный бой тяжеловооруженных рыцарей, а пехота играла роль живого препятствия, обреченного на истребление»[165]. Орденские государства, чьи организаторы во время крестовых походов имели контакты с византийцами и кое-чему у них научились, противопоставили русскому строю усеченный клин, именуемый в народе «свиньей», однако и с этим бронированным тараном успешно справлялся стойкий и маневренный «полчный ряд».
Если искать аналоги русскому боевому порядку, без ромейского наследия не обойтись. Построение войска как минимум в две линии, с использованием при этом резерва, – одно из важнейших требований византийской военной науки, глубоко усвоившей греко-римский опыт: «В необходимости создавать двойную линию строя и выделять резерв. сочетаются, как мы полагаем, и здравый смысл, и многие необходимые основания.». Даже если противник «обратит в бегство первую линию, – поясняет Маврикий, – …в результате столкновения строй врагов нарушит свой порядок и окажется деформированным перед лицом упорядоченной силы, то есть перед второй линией. И вообще необходимо иметь в виду, что двойной строй пригоден не только против равных боевых сил. но и против превосходящих.»[166] Другое важное предписание византийского полководца – стараться по возможности воевать на территории противника: «Если стратиг полагает, что он имеет достаточно сил для борьбы с врагами, то ему следует стремиться вести войну лучше на чужой земле, чем на своей. Те, которые сражаются на чужой земле, находятся в состоянии большего напряжения, и борьба там ведется не за одни только интересы государства, для чего воины и предназначены, но и за их собственное спасение», ведь там для них нет укрытий на случай опасности[167]. Именно такой, наступательной, стала стратегия Владимира Мономаха в отношении половцев: объединенными силами нескольких русских земель он предпринял три успешных похода вглубь половецких степей и отбросил основные силы кочевников далеко на юг.
Разумеется, одинаковые цели в аналогичных обстоятельствах диктуют схожее поведение. Известный византолог Г. Г. Литаврин отмечал: «.в историографии, как правило, говорится об огромной роли византийской цивилизации, о ее широком и плодотворном культурном влиянии, но редко отмечается одно не менее важное обстоятельство: Византия на юге, а Древняя Русь на севере стояли как форпосты Европы в борьбе с кочевниками. Защищенные с запада океаном, а с востока Византией и Русью, страны Западной и Центральной Европы имели, несомненно, лучшие условия для развития. Их войны друг с другом и внутренние феодальные раздоры требовали несравненно меньшей затраты сил, чем отражение непрерывного натиска восточных племен и народов»[168].
Сходные задачи, решаемые Византией и Русью, предопределили известную близость их военно-политических стратегий. Но оценивая путь, пройденный отечественной воинской наукой, нельзя исключать и прямую преемственность ею византийского боевого опыта.
Вопрос о том, насколько были освоены русскими полководцами военные знания византийцев, остается во многом открытым. Е. А. Разин, автор «Истории военного искусства» – книги, признаваемой классической, отвечал на него с предельной осторожностью: «Интерес к военной культуре Византии проявляли киевские князья…»[169]. Личность одного из них мы попытались установить. Это, по нашему убеждению, Владимир Всеволодич Мономах.