— Так, значит, в Чернигов, — раздумчиво проговорил Всеволод. — Но, может, так оно и лучше будет. Холодно у вас здесь. А коли забраться ещё севернее, и подавно от морозов закоченеешь!
— Ишь ты, разбаловала тебя Византия жаркой погодой! — с усмешкой проговорил Михаил, любовно глядя на брата. — Родина не столь приветлива. Сейчас только осень, а что будет зимой!
— Помню, как же! Мне уже восемь лет было, когда я через море отправился в дальние края...
— Сильно тосковал?
— Не очень. Да и то поначалу. Рядом мама была, а это главное. А сейчас по Византии соскучился.
— Да, такие вот дела, — протянул Михаил, о чём-то напряжённо думая. Потом неожиданно сказал:
— А знаешь что, давай на моё место в Торческ! Надоело мне крутиться среди кочевников, сил нет! По шатрам, по юртам, среди грязи и неустроенности. Да ещё с моим здоровьем...
— А что с тобой?
— Простудился я на охоте, и привязалась какая-то болезнь, ни знахари, ни кудесники, ни травники помочь не могут.
И, приблизившись к Всеволоду, тихо добавил:
— Кровью начал харкать. На днях заметил, страшно испугался. Не жилец я, видно.
— Да ладно тебе, брат, о чём ты говоришь! Вид у тебя такой, что жить и жить.
Лукавил Всеволод, когда говорил такие слова. Видел, что тает брат, немощь его одолевает: большие глаза его лихорадочно блестели, тонкие руки с синеватой кожей заметно дрожали, лоб покрывался испариной, он часто вытирал его полотенцем.
— Оставлю я тебя княжить в Поросье, а сам с Марией и Глебом уеду в Чернигов. Там устроенный город, чистый княжеский дворец, не то что здесь. Заботой Марии и тестя моего, Святослава Всеволодовича, поправлю своё здоровье, окрепну, а потом мы с тобой ещё повоюем!
Склонялся уже Всеволод к тому, чтобы уважить просьбу брата и остаться в приграничной земле, как неожиданно явились послы из Владимира, возглавлял их боярин Иван Радиславич. Когда разместили в тереме, помыли в бане, явились они в горницу к Михаилу и, перебивая друг друга, стали плакаться:
— Беда пришла во Владимир, князь, житья не стало от князей Мстислава и Ярополка, поприжали так, что хоть волком вой, — жалостливо говорил Иван Радиславич.
— Но у вас князь свой имеется. К нему и обращайтесь с жалобой, — отвечал Михаил.
— Разве Ярополк князь? Так, игрушка в руках ростовских и суздальских бояр. Вертят они им, как хотят. Заставили сместить всех владимирцев со своих постов, а посадили своих — и тиуна, и мытников, и данников, и емцев, и вирников, и ябедников. Обирают народ почём зря!
— Мало того что простой народ они грабят, но и за церковь взялись! — вмешался другой посол, как видно купец, с загорелым лицом, смелым взглядом и толстыми короткими пальцами крепких рук — Тащат из святых церквей и золотые, и серебряные вещи, всякую утварь, кресты и иконы. Будто мусульмане-булгары или язычники-половцы!
— Мы им ворота открыли, а они хозяйничают во Владимире, как в завоёванном городе, — рассказывал священник. — Покусились они на святая святых — собор Успения и церковь Богородицы, похитили чудотворную икону Богородицы и отвезли её в Рязань...
— Такое кощунство нельзя прощать! — твердо заявил Михаил. — Эта икона многих прихожан излечила, в походах военных победы даровала, нашу землю от ворогов охраняла. Вернуть её надо во Владимир, что бы нам это ни стоило!
— Истинно, истинно говоришь, князь! — загомонили послы.
— Раз такое творится во Владимире, следовало вам к ростовскому князю Мстиславу обратиться, бояр поднять. Ведь святыня эта, привезённая из Вышгорода князем Андреем, всей земле Суздальской принадлежит!
— А как же, как же, обращались, — ответил Иван Радиславич. — И к князю Мстиславу, и к боярам ростовским, да только они посмеиваются над нами. Так, говорят, вам и надо, коли святыню не можете уберечь!
— Не придётся, видно, нам с гобой, брат, дома засиживаться, а надо в путь далёкий собираться, — обратился Михаил к Всеволоду. — Поклонюсь сначала тестю своему, князю черниговскому, попрошу войско. Приглашу берендеев и торков принять участие в походе. Не хочется мне их брать, да без них никак не обойтись.
Знали и Михаил, и послы владимирские, что по пути будут грабить кочевники русские селения, в полон уводить русских людей, но что поделать?..
— Ещё племянник наш сидит в Новгороде, — сказал Михаил. — Сын Андрея Боголюбского. Да только надежда на него плохая.
— Что так?
— Не знаешь новгородцев? Хотя откуда тебе знать... Торговать они молодцы, а не воевать. Выгоду всюду ищут. Да вдобавок князей к себе приглашают, а когда они неугодны — выгоняют. Разве пойдёт к нам на помощь Юрий Андреевич, коли сам на птичьих правах?
— Ну и бог с ним, обойдёмся без него.
Попыталась было с Михаилом увязаться Мария, но сразу отказалась: была беременна она на четвёртом месяце. Крепилась, собирая мужа в поход, только перед самым отъездом обратилась к Всеволоду с просьбой:
— Поглядывай за братом, чтобы он теплее одевался да без горячей еды не обходился. Боюсь я за него, совсем слаб он стал здоровьем...
В Чернигове поход на Суздальскую землю был горячо поддержан Святославом Всеволодовичем. Его беспокоила Рязань, которая когда-то входила в состав его княжества, а теперь становилась всё более и более самостоятельной. Тесть Михаила снарядил свою дружину и поставил во главе сына Владимира, наказав ему не успокаиваться Ростовом и Суздалем, а на обратном пути завернуть в Рязань и привести её к покорности.
В конце октября 1176 года войско двинулось в поход. Сначала стояли хорошие деньки, деревья одеты в золото, лес был просторный и звонкий, отчего и настроение у воинов было приподнятое. Михаил ехал в возке, укутанный шерстяными одеялами. К нему частенько подсаживался Всеволод, они вели неторопливые разговоры. Михаил вводил брата в курс дел, которые творились на Руси, а Всеволод рассказывал про Византию. Ночевали в селениях, для этого Всеволод посылал вперёд дружинников, которые заранее определяли места ночлегов.
Однако при подъезде к границе Суздальской земли погода резко испортилась. Небо обложили тучи, начался мелкий, нудный дождь, сопровождавшийся шуршащим звуком. Сначала Всеволод не мог понять, откуда он идёт, а потом догадался — это капли дождя падали на опавшие листья.
Михаил сразу как-то сник, лицо его посерело, в глазах появилось тоскливое выражение, он беспрестанно кутался, закрывал лицо по глаза одеялом, стараясь сберечь частички тепла. А тут как назло случилось так, что разведчики предложили остановиться в деревне, когда только перевалило за полдень; Михаил сказал, что ещё рано и следует ехать дальше. Но потом не встретилось ни одного селения, ни одного домишки, шёл сплошной лес. Пришлось ночевать под открытым небом.
Дружинники натаскали сучьев, построили шалаш, возле входа в него разложили большой костёр, который горел всю ночь. Утром Михаил встал бодрым, с аппетитом позавтракал и сам взобрался в возок. Но в полдень вдруг его одолел сильный кашель, он выворачивал его наизнанку и никак не останавливался. Не помогали ни отвары, ни настойки. Михаил измучился и настолько ослаб, что не мог сидеть, и пришлось в возке устраивать ему лежанку.
Так продолжалось вплоть до Москвы. В Москве братьев ждала радостная весть: их со своей дружиной встречал племянник Юрий, которого новгородцы изгнали после очередной ссоры. Это были опытные и надёжные воины, которых в своё время подбирал и обучал сам Андрей Боголюбский.
Михаил так обрадовался появлению племянника, что нашёл в себе силы сесть за стол. Все весело шутили и смеялись, когда неожиданно вошёл гридь и сообщил, что племянник Ярополк со своим войском приближается к Москве.
— Трубите сбор, немедленно выступаем! — приказал Михаил и стал надевать военное снаряжение.
— Брат, останься в тереме, мы сами справимся, — пытался уговорить его Всеволод, но Михаил был непреклонен:
— Сам поведу в бой воинов, сам добуду Владимир!
Войско быстро построилось в походную колонну и двинулось по владимирской дороге. И тут случилось непредвиденное: войска Михаила и Ярополка разошлись в безбрежных лесах. Когда об этом доложили Михаилу, он приказал:
— Продолжаем двигаться к Владимиру, а Ярополк пусть плутает там, где заблагорассудится!
Но Ярополк, поняв свою ошибку, не стал медлить и послал нарочного к брату Мстиславу: «Михалко болен, несут его на носилках, и дружины у него мало; я иду за ним, захватывая задние его отряды, а ты, брат, ступай поскорее к нему навстречу, чтобы он не вошёл во Владимир».
Мстислав, получив это известие, тотчас поднял дружину и выехал из Суздаля. Он мчался так стремительно, что дружина еле успевала за ним. Наконец в пяти вёрстах от Владимира он сумел настигнуть Юрьевичей. Те не ожидали появления противника и пришли в некоторое замешательство.
— Гляди! — крикнул Мстислав воеводе Давиду Борыничу. — Они уже бегут! Нападаем немедленно и растреплем их в пух и прах!
— Князь, — пытался урезонить его старый воевода, — половина дружины в пути, люди устали. Давай подтянем все силы, тогда и ударим.
— Нельзя медлить! Михалка перестроит своё войско, тогда его не взять! — в запальчивости ответил Мстислав, выехал перед своей дружиной и, гикнув, кинулся на неприятеля.
Как пишет летопись, воины Мстислава бросились вперёд со страшным криком, словно хотели пожрать войско Михаила. Но отвага эта оказалась непродолжительной. Когда с обеих сторон полетел рой стрел, Мстиславова дружина, даже ни разу не схватившись с противником, бросила стяг и побежала. Юрьевичи взяли много пленных. Взяли бы и больше, но многих спасло то, что победители не могли различить, кто свои, а кто чужие. Мстислав убежал в Новгород, а Ярополк в Рязань; мать их и жёны попали в руки владимирцев. Михаил и Всеволод с честью и славой вступили во Владимир.
Однако победного пира братья решили пока не устраивать: неизвестно было, как поведут себя Суздаль, Ростов и Рязань. Но ско