Рязанцы собрали вече, после долгих споров приняли решение: «Князь наш Глеб и братья наши погибли из-за чужого князя. Не хотим пропасть и мы все». Отряд воинов выехал в Воронеж, схватил скрывавшегося там Ярополка и доставил во Владимир; Всеволод и его посадил в поруб.
Пока суд да дело, владимирцы успокоились и стали забывать про князей, во всяком случае на вече не требовали их немедленной казни. Всеволод вздохнул спокойно. И тут вспомнил про Поликсению. Видеть её не очень хотелось, но и откладывать встречу тоже было неловко и даже стыдно. Надо было идти к её терему, вызывать на свидание. Но он всё откладывал и откладывал своё посещение, пока вдруг нечаянно не встретил её идущей по улице под руку с парнем. Парень был высок, красив и силён, это Всеволод заметил с первого взгляда. А по тому, как она цепко держалась за его руку, с затаённой ревностью определил, что между ними существует нечто большее, чем дружба. Когда поравнялись, девушка торжествующе посмотрела на него и ещё теснее прижалась к своему ухажёру.
— Добрый день, Поликсения, — приветствовал он её.
— Здравствуй, князь, — ответила она с улыбкой.
И — разошлись.
Вот так, пока он думал и размышлял, как будут складываться дальнейшие отношения с девушкой, она сама разобралась во всём и посчитала, что ему не место в её жизни. Как видно, особым девичьим чутьём поняла, что не любил он её и никогда не полюбит. А может, просто сама особых чувств к нему не испытывала и обратила внимание только потому, что он — самый влиятельный человек в княжестве, и так заманчиво покорить такого, завоевать его любовь... Кто знает, что у неё было на уме. Но глубоких чувств она не питала к нему, теперь совершенно ясно... Что касается его, то он рад, что всё закончилось. Ноют в нём раны, полученные в далёкой Византии, не может он забыть Евстахию. И, наверно, никогда не забудет. Едва вспомнит то время, как невидимая волна накрывает его с головой и заставляет забыть про всё на свете и единственное желание появляется в душе: бросил бы всё, не раздумывая, и улетел на крыльях в те далёкие края, в прекрасный город, который русы называют Царьградом, а он по-прежнему именует Константинополем, чтобы пройтись по его замощённым тенистым улицам, вдохнуть солёный воздух, который веет с моря, и вновь окунуться в захватывающее чувство влюблённости, с которым жил там последний год...
Как раз в это время явился во Владимир посол от народа ясов. Когда-то это было могучее племя аланов, своей воинственностью приводившее в трепет соседние страны и народы. Его земли простирались по низовьям и среднему течению Волги и Дона. Но с востока накатывались гунны, сарматы и другие кочевники, шли долгие, жестокие войны, и пришлось некогда могучему народу оставить родные места и уйти на юг, в предгорья Северного Кавказа, где он продолжал отражать набеги сначала печенегов, а затем половцев. Ясы были христианами, это сближало их с Русью, обе страны стремились наладить дружественные отношения. Видно, и сейчас ясам нужна была помощь со стороны Суздальского княжества, иначе с какой другой целью мог приехать так издалека важный посланник?
Всеволод принял его в гриднице в присутствии бояр и старших дружинников. Сидел он на троне, который был сделан недавно по его заказу в подражание трону византийского императора, но уступал в красоте и великолепии.
Глашатай объявил о прибытии ясского посла, и в комнату вошли пять человек. Все они были одеты в разноцветные распашные бешметы, в талии собранные в складки и подпоясанные узкими кожаными ремешками, которые были украшены золотыми и серебряными бляшками; на ремнях висели кинжалы, богато инкрустированные драгоценными камнями; на ногах — кожаные туфли без каблуков, икры ног обтянуты чёрными ноговицами и обшиты шёлковыми шнурками. Из их рядов вперёд вышел сорокалетний мужчина, с маленькой чёрной бородкой и быстрыми глазами цвета маслин, мягко ступая, приблизился к трону, наклонил голову, прижал руки к груди и заговорил что-то быстро и напористо.
Толмач перевёл его слова. Тот от имени своего государя передал приветствия князю, пожелания здоровья и благополучия ему и всем его подданным.
— Передай послу, что я желаю того же государю ясскому, — ответил Всеволод.
Снова заговорил посол. При его словах четверо горцев вынесли подарки и положили к ногам князя. Здесь были: богато расшитые бешмет и башлык, искусно изготовленное оружие и разные драгоценные вещицы из золота и серебра.
Всеволод кивком головы поблагодарил за подарки и приготовился слушать дальше. И гут он заметил какой-то хитроватый блеск в глазах посла, и это его ещё больше заинтересовало. Он взглянул па толмача, у того тоже в улыбке шевельнулись краешки губ.
То, что перевёл толмач, Всеволода повергло в смущение, он почувствовал, что краснеет. Государь ясов предлагал породниться; Всеволод не женат, а у него растёт красавица дочь, которую он согласен выдать за него замуж.
Всеволод, выслушав, откинулся на спинку трона и оглядел присутствующих бояр и старших дружинников; те, поражённые, тоже молчали и смотрели на него. Предложение посла не было совершенно неожиданным, на Руси случаев династических браков было предостаточно, ведь и у Всеволода мать была византийской принцессой, а у старших братьев — половецкая княжна; просто никто не был готов к такому предложению, в том числе и сам Всеволод.
Посол заметил некоторую растерянность присутствующих, в его глазах зажёгся весёлый огонёк, но он тотчас стал серьёзным.
Наконец Всеволод произнёс:
— Я благодарю государя ясов за великую честь породниться с ним. Мы обсудим предложение и скоро дадим свой ответ.
Когда посол удалился, в гриднице началось оживление. Говорили все разом, а взгляд Всеволода становился всё серьёзней и серьёзней. Избранницы у меня нет, думал он, ни одна девушка меня не влечёт, а та, кому было отдано сердце, ныне далеко и пути к ней заказаны. Может, и вправду стоит дать согласие на брак с горянкой? В этом случае он получает надёжного союзника за спиной у половцев, и те лишний раз подумают, прежде чем решиться напасть на Русь.
И он сказал:
— Что ж, бояре думные и дружинники верные, подумаем, кого отправить сватами...
Тут же подобрали состав посольства, во главе его включили боярина Петра Бориславича, человека дотошного и в делах житейских сведущего. Вместе с ним снарядили телегу подарков: драгоценные меха, оружие и льняную ткань, славившуюся в южных странах.
Через два месяца посольство возвратилось с ясской принцессой Марией. Он встречал её перед дворцом. Подъехала крытая, красочно наряженная арба. Из неё, поддерживаемая служанками, сошла высокая стройная девушка и направилась к нему. Он шагнул навстречу и за эти короткие мгновения разглядел её. Она была красива той диковатой красотой, которая привлекает с первого взгляда. Большие чёрные глаза смотрели на него с интересом, но без испуга, пухлые губки улыбались сдержанной, заученной улыбкой. Была она ему по брови, а ведь ростом его Бог не обидел, и это ему понравилось. Он взял её ладонь с тонкими длинными пальчиками и повёл во дворец. И, ступая на крыльцо, он с какой-то острой болью вдруг подумал, что с каждым новым шагом отрезает себе окончательный путь к той единственной, о которой не переставал думать всё последнее время...
Он довёл её до светлицы, что была отведена ей, и оставил. Для неё и её сопровождающих уже были натоплены бани, столы уставлены кушаньями и напитками, слуги суетились, стараясь угодить дорогим гостям.
А потом начались приготовления к свадьбе. Всеволод отнёсся к ним со спокойной обречённостью. То, чему было положено свершиться, должно было произойти. Не век холостяковать, пора и семьёй обзаводиться. Поскольку родители невесты на свадьбу не приехали, ей назначили посажёных отца и мать, это были боярин Иван Радиславич с супругой. Затем выбрали тысяцкого, сидячих бояр и боярынь, старших и меньших дружков, назначены были свадебные дети боярские. Из слуг назначили свадебные чины: свечников, каравайников и фонарщиков. Сверх всех свадебных чинов был выделен один, очень высокий чин — ясельничий, в задачу которого было защищать свадьбу от всякого лиха и предохранять от колдовства и порчи, ибо свадебное время было особенно удобным для порч и колдовских лиходейств.
У простых людей в день венчания жених и невеста встречались в доме невесты; на свадьбе у князя всё это происходило в одном и том же дворце. Всеволод собрался в своей горнице. Там его благословил митрополит, и со всеми свадебными чинами он направился в горницу Марии; впереди шли протопоп и крестовый надельный священник. Священники кропили водою путь, тысяцкий вёл князя под руку.
На скамейку жениха и невесты было уложено сорок соболей. Всеволод уселся рядом с Марией и взглянул на неё. Щёки её были красны то ли от румянца, то ли были накрашены, он этого не разобрал; держалась она спокойно и строго, и это кольнуло его, ему почему-то хотелось увидеть её взволнованной и смятенной.
Разнесли кушанья, гости принялись за еду. Впрочем, они ели больше для приличия, потому что скоро все встали и приготовились выходить. Новобрачные подошли к родителям и приняли благословение. Сваха в это время бросала в толпу деньги, хмель, куски материи.
Перед дворцом стояло множество осёдланных коней, запряжённых возков. Хотя было лето, но новобрачным были поданы сани, украшенные лентами, коврами, дорогими материями; на сиденье были положены бархатные подушки, над дугою подвешены волчьи и лисьи хвосты. Невеста села в сани с двумя свахами, а жених вскочил на коня, и весь поезд двинулся к собору. Путь до собора был устлан камками — шёлковой узорчатой тканью, а двадцать детей боярских наблюдали, чтобы никто не переходил пути между женихом и невестой.
После венчания Мария отправилась в свою горницу, Всеволод, согласно обычаю, стал приглашать жену и гостей на пир...
Пировали с большим размахом всю неделю, а потом потекли обыденные дни. Особой радости от семейной жизни Всеволод не испытывал. Он видел, что жена его была наделена редкой красотой, что она умна и выдержанна, что сразу прониклась к нему уважением и любовью, но сам ничего подобного не испытывал. Её красота светила, но не грела. Он не питал к ней и доли тех чувств, которые познал с Виринеей и Евстахией. Едва выходил из дворца, как тотчас переставал думать о ней и вновь возвращался к мыслям о жене, лишь увидев её. Когда же отлучался на длительное время, то просто-напросто забывал, что он женатый человек, что кто-то его ждёт и любит, и спохватывался только при возвращении во дворец. Мария тотчас заметила холодность мужа, но, гордая горянка, не подала и вида, оставалась ровна и приветлива в отношениях с ним, только несколько замкнулась и ушла в себя, что Всеволод воспринял с полным равнодушием.