На все эти тревожные замечания положительный Феликс (тоже, в своём роде, alter ego самого писателя, сторонника оптимистического технократизма) отвечает «по-научному», но, если разобраться, в совершенно руссоистском духе:
…мозг — это ещё не ум, и сам он не вырабатывает ничего, в нём лишь отражается реальность.
— А для чего тогда извилины?
— В них-то всё и накапливается, в извилинах, в клетках извилин. И чем больше накапливается, тем человек, так сказать, умнее. То есть, что это значит? А то, что, когда в мозг поступает новое, оно в обогащённом мозгу и так и этак соотносится с уже отложенным там и получает свою, квалифицированную оценку. А если новое поступает в не обогащённый знаниями мозг, оно ни с чем не соотносится и болтается, как одинокая пуговица в пустой жестянке. Не зря же говорят: дураку и грамота во вред. Каков опыт у человека, мама, таков и запас у него в мозгу. Что наполучал, то и имею. Читаю Пушкина — отражаю Пушкина. Читаю про Джеймса Бонда — отражаю Джеймса Бонда. Читаю «Неделю» — отражаю «Неделю». То есть если мозг получает настоящее, он и отражает настоящее, глубокое, содержательное. Получает чепуху, он и отражает чепуху, пошлятину, обывательщину. <…>
… вот вы с отцом часто возмущаетесь тем, что идёт в наших кино, тем, что иной раз публикуется в журналах, недовольны некоторыми книгами. Вы правы, это — засорение мозга. И даром оно, как всякое засорение, не проходит. Озёра, реки засоряют — рыба дохнет. Дымоход засорят — дым в комнаты валит и глаза ест. Мозг засорят — совсем беда. Всюду пишут, что гангстерские фильмы в Америке способствуют росту преступности. Верно. Именно так, а не иначе и должны подобные фильмы отражаться в мозгу человека и сказываться на его сознании. А те наши фильмы, которые просто серы, убоги, бесталанны, пустопорожни, они тоже ведь сказываются. Допустим, не порождают гангстеризма. Но они порождают серость, убогость, бесталанность, пустопорожность. Зачем же молодёжь-то винить, отец?! Вините, дорогие товарищи взрослые, себя. Вините тех дядей, которые позволяют тратить народные деньги на постановку пустопорожних, бесталанных фильмов. Тех тётей, которые пишут об этих фильмах восторженные рецензии, сбивая зрителей с толку. Всех тех, кто ответствен за выпуск такой продукции на рынок. А ты говоришь, мы беспечничаем! Прежде всего беспечничаете вы. Почему вы открыли дорогу всему этому? Не мы же это сделали? Вы, вы! А почему? Испугались, видимо, что вас обвинят в консерватизме, в догматизме… Надеюсь, ты понимаешь, что, когда я говорю «вы», я не тебя имею в виду персонально?.. Испугались и попятились, отступили с господствующих над идеологическим противником высот в либеральные болотистые низины. И сейчас, если хочешь, вы на серёдке-половинке — и не консерваторы, и не либералы, и от вас, в общем-то, от таких половинчатых, растерянных, всем тошно. Вот что значит устареть: и нового не приобрести, и старое потерять, вернее, дать отнять его у вас крикунам и демагогам.
«Одинокая пуговица в пустой жестянке» — прекрасный образ! Однако сама теория, при всей её логичности, во многом ущербна и прямолинейна. Ах, если бы всё было так, то, читая «хорошее», мы бы непременно становились хорошими, одинаково хорошими с небольшими индивидуальными особенностями! То, о чём говорит Феликс, было известно ещё с античных времён под именем теории «чистого листа», «чистой таблички» (tabula rasa): якобы от рождения мозг человека совершенно чист и пуст, и его формируют внушаемые образы. Ну да, «читаю Пушкина — отражаю Пушкина. Читаю про Джеймса Бонда — отражаю Джеймса Бонда». В эпоху Возрождения не было ни Пушкина, ни Джеймса Бонда, но с наивным энтузиазмом рассуждали примерно так же: изящное искусство и здоровое воспитание сделают человека ангелом, а наоборот — дьяволом.
Эпоха Контрреформации стала временем пробуждения от возрожденческих иллюзий, которые были суммированы и блистательно разоблачены в драме Кальдерона «Жизнь есть сон»: отец-монарх, чтобы избавить сына от злосчастной судьбы, изолирует его от окружающего греховного мира, даёт ему безупречное христианское воспитание, но в итоге всё равно получает зверя, который, впрочем, возвращается в человеческое состояние исключительно усилием собственной воли.
Отсюда вывод: нельзя загадить мозги тому, чья душа отвергает загаживание вопреки тем скверным понятиям и образам, которыми пичкает его окружающий мир. «Аще и что смертно испиют, не вредит их», как сказано в Евангелии.
Да, но Евангелие адресовано мужественному человеку, трезвенному человеку, который укрепляется в вере сам, без понуканий и принуждения. Собственно говоря, и программа-максимум социалистического воспитания была, по сути, примерно такой же — рассчитанной на сознательность, однако эта иллюзия рассеялась ещё в середине двадцатых годов, когда стало ясно, что персонажи Зощенко — это не пародия на действительность, а сама действительность, что высшая ценность «сознательной комсомолки» — это осмеянные Маяковским «бюстгальтеры на меху», что состоянию гражданства советский человек предпочитает состояние крепостного подданства. Одним словом, и Сталин, и наиболее проницательные из партийцев увидели, что сознательное перевоспитание — это удел одиночек, что массовый гражданин, по уровню своего сознания — чисто дитя с ничем не заполненными извилинами, в которые просто неспособен проникнуть свет знаний, потому что и самого красноречивого и убеждённого лектора живые персонажи Зощенко всё равно заплюют шелухой от семечек. И именно поэтому, а не по чему другому упор был сделан на предельно массовую культуру самого примитивного, но и самого идеологически правильного содержания — так, чтобы гражданин смеялся и даже ржал, но всё-таки, в процессе этой ржачки, добывал зерно крайне просто, но очень образно представленной положительной идеи.
Так наступила эпоха бесконечного, в разных вариантах, фильма «Цирк».
Сложность и сознательность советскому человеку была предложена, но он её не потянул. Более того — он её просто не захотел: советский человек раскрестьянился, но не стал горожанином, то есть гражданином в римском смысле этого слова.
Таким образом, добронамеренный инженер Феликс совершил серьёзную ошибку: «пустопорожние, бесталанные фильмы» снимались не для того, чтобы развратить, оглупить народ, а потому, что таков был социальный заказ самого народа. Комедии Гайдая никто не назовёт бесталанными, по уровню профессионализма они выше всех похвал, но что можно сказать о народе, который с восторгом, десятилетиями смотрит кино про приключения трёх дебилов (безотносительно к высокому классу игры самих актёров)?
Только то, что этот народ — дебил, и этот собственный перманентный дебилизм приводит его в полный восторг.
Таким образом, круг замыкается.
Тем временем, пока Феликс витает, подобно одинокой пуговице, в светлом тумане своих возрожденческих и руссоистских иллюзий, грязнуля-интеллектуалка Жанна Матвеевна говорит «самую настоящую правду». Нет, она не убеждённая антисоветчица, как пришедшая к ней на поклон за компроматом Порция Браун. Жанна Матвеевна — виртуоз чистого искусства, искусства сбора и систематизации информации: если бы КГБ или ЦРУ, без разницы, были бы действительно заинтересованы в своих, так сказать, конкурентных преимуществах, то они, их начальство, валялись бы в ногах у Жанны Матвеевны, предлагая ей наиболее выгодные для неё условия — и она бы прекрасно руководила целым информационным департаментом любого, плевать какого, из этих ведомств, не выходя из своей загаженной квартиры с птичьими клетками и горами систематизированного хлама.
Однако профессионалов, по ходу, не ценит никто. Везде считают, что профессионал должен «ходить в присутствие» с девяти до шести, носить строгий костюм вместо привычного халата и выслушивать гундёж коллег.
Жанна Матвеевна самодостаточна. Ей наплевать и на красных, и на белых. Её вдохновляет сам процесс поиска и систематизации, чем она очень напоминает надомника-архивариуса Коробейникова из «Двенадцати стульев». Вот жизненное кредо Жанны Матвеевны:
Им, тем, тогдашним, действительно хотелось чего-то обратного. А мне?… Мне всё равно. Совершенно всё равно. Вы думаете, что я иначе бы жила в другое время и при другом строе? Или там у вас, на Западе? Нет, так же. Только там у меня были бы заработки хуже, там, подобных мне, не одна бы я была, конкуренция бы меня, пожалуй, задавила. Вот и всё. Здесь я почти вне конкуренции. Монополистка, так сказать. Это моё призвание, скажу я вам. Я люблю это дело, оно меня бодрит, я чувствую вдохновение, когда получаю интересный заказ.
Советская власть презирала и боялась профессионалов, если только они не были связаны с техникой и оборонной промышленностью. Профессионал-гуманитарий всегда вызывал у неё тревогу и ни на чём не основанную уверенность в том, что он непременно должен быть диссидентом. С чего бы это? Как раз диссидентов в этой среде было совсем не много; эти люди идеологией не заморачивались и занимались, каждый в своей сфере, чистым искусством.
Но как раз это и было подозрительно. Почему? Чёрт его знает, но наличие таких людей раздражало, как зуд неизвестного происхождения, и этих людей задвигали. Обходили. Не повышали. Игнорировали. Держали в каких-то узких загончиках.
Вы никогда не задумывались, почему блистательный эрудит, лектор и полемист Мельников из фильма «Доживём до понедельника», в исполнении Вячеслава Тихонова, торчит в стандартной школе-новостройке, а не возглавляет научный институт, не редактирует серьёзную серию научных исторических работ? — Потому что он слишком умный. Он лояльный, он надёжный «попутчик» старого социал-демократического склада. Да, он из старорежимной семьи, но он фронтовик, герой, он ничем себя не запятнал.
Так почему же? — Потому что он в очках, из-за которых иронично посматривают умные глаза. А ведь чёрт знает, что может скрываться за такой иронией, не правда ли?