спрятаться. Убить ее представляется мне в данный момент практически невозможным. Однако мне пришло в голову, что, поняв ее принцип питания, мы сможем ее отравить. Хотя, не скрою, именно способ ее питания, устройство пищеварительной системы, озадачивает меня особо. Эти якобы независимые стаи. Когда они заканчивают с добычей, от нее остается лишь скелет. Если они сами и есть пищеварительный аппарат, то как тогда передают вобранные ими питательные вещества в макроорганизм? Сам Полифем есть не что иное, как гигантский детритофаг, питающийся падалью, не доеденной акулами и каракатицами. Но, спрашивается, к чему тогда такая диспропорция? Почему сам Полифем получает процентов сорок от каждой добычи, и это еще в лучшем случае, а его хищные сапрофиты – целых шестьдесят? Чтобы это понять, вам придется особенно внимательно изучить его донные органы – это касается вас, Сарисса и Немо. За этим я и поставил вас на такую высоту. Высматривайте… остатки пищи, как они связаны с донным ландшафтом Полифема. Как он устроен там, внизу? Яфет и Пенни будут особенно внимательно изучать стаи, однако я прошу вас всех – изучая частности, не упускайте из виду целое. Что до акул и каракатиц, то тут важно следующее. Во-первых, внимательно следите за тем, испражняются ли они как-нибудь. Не исключено, что они производят отходы, что-то вроде удобрений, которыми Полифем живет. Во-вторых: вы все говорили мне, что каракатицы едят гораздо меньше, чем акулы, а может, и вообще не едят. Тогда что же они делают? Вот этим и займитесь. Пока всё. Что касается продуктивных догадок, то мне нечего вам предложить. Эта штука превосходит всякое воображение. Да поможет нам Бог выработать конструктивную идею всем вместе, потому что я пока блуждаю в потемках.
Разгар утра на Файрбэрне – время самого золотистого света, еще более золотым он бывает, пожалуй, только на закате. Пустоши пестрят красками, которые словно плавятся и перетекают друг в друга, дымясь под сверкающим куполом неба так, будто планета еще не вышла из своего огненного младенчества. А здесь, в этом месте, юное солнце высветило своими лучами особую драгоценность, еще более ослепительную, чем отшлифованная до блеска кольцевая стена или окруженные ею воды. Карабкаясь на отведенный ему уступ, Немо взирал на нее с любопытством, но и с отвращением. Внутри глянцевитой янтарной сферы патрулирующие стаи прошивали нитями своих, отличных от окружающего цветов, черно-фиолетовые заросли келпа. Те, кого Уэверли называл акулами, были особенно выразительны. Их тела-торпеды покрывали пигментированные прожилки, которые радужно вспыхивали в пропущенном через янтарную оболочку солнечном свете при каждом движении хищников. Немо подумал о бухте – невидимой для него из-за выступа, на котором стояла Сарисса, – откуда он только что пришел. Гелион, угрюмый и немногословный, отдал им инструкции, после чего развернулся и сразу пошел в воду, где и скрылся под брюхами взнузданных для него животных. Но Якс задержался у края, чтобы успеть пожать Немо руку. Немо сказал ему:
– Счастливчик. Через час ты будешь в пескоходе, слать радиограммы с просьбой о помощи.
Здоровяк улыбнулся и выразительно поглядел на бинокль, болтавшийся на волосатой груди катермандианца, – тот тоже невольно опустил на него взгляд, и его сердце зашлось от непрошеной боли. Но Якс с ухмылкой ответил:
– Точно. Смотри в бинокль внимательно, и увидишь, как я помашу тебе, когда выберусь на берег.
Немо занял свою позицию, но, прежде чем дать Сариссе знак, снова посмотрел на врага внизу. Потом прижал оба сжатых кулака к груди – так катермандианские охотники приносят особо торжественные клятвы – и сказал:
– Слушай меня, Полифем. Мое имя Немо. Немо Джонс. И я вырву у тебя жизнь. Мы вместе придумаем как, но вырву ее у тебя я, своими руками.
Он поднял руку и просигналил невысокой тоненькой фигурке, стоявшей у пушек на следующем мысу. Он уже отворачивался, когда маленькая подробность царапнула ему глаз. Схватив бинокль, он навел его на прозрачную сферу, туда, где просматривались корни травы.
Сарисса мешкала. Яфет, Пенни, Немо – все были уже на местах, но она никак не находила в себе сил передать сигнал в бухту. В который уже раз она проверила швартовы из сплетенных вместе тросов, которыми Яфет закрепил гарпунные пушки, и повторила себе, что раньше утес у нее под ногами обрушится в воду, чем эти пушки соскользнут с него. Потом она посмотрела вниз, где ждал Орсон, готовый по ее слову открыть проход в озеро. Якс и Гелион держали дельфов наготове – не у самой сетки, а у берега, ведь, прежде чем выйти на просторы озера самим, им предстояло прогнать впереди себя большую часть косяка, да и потом, выйдя в опасные воды, окружить себя стадом со всех сторон, насколько это будет возможно.
Дельфы всегда проплывали вблизи Полифема совершенно безнаказанно; иные, срезая путь, даже проскальзывали по краю поля его травянистых отростков. Это колонисты заметили еще вчера, когда первое оцепенение ужаса прошло, и они начали восстанавливать в своей жизни подобие порядка. Тогда план показался всем отличным. Сейчас, даже несмотря на отсутствие у Сариссы биологической подготовки, которая, как в случае с Уэверли, только усиливала бы ее пессимизм, она была мрачнее тучи, как и он. Ничего не получится. Все пойдет не так, хотя бы потому, что теперь ей, Сариссе, есть что терять, кроме собственной жизни, – ведь у нее появился Немо. Как известно, удача изменяет именно тогда, когда сердце только о ней и просит. Она поднесла к лицу рупор из сложенных ладоней и лишь немного громче, чем обычно, сказала:
– Пора.
Орсон, стоя в семидесяти метрах под ней, потянул за шнур. Гелион и Якс, увидев проход, устремились к нему каждый со своего края бухты, гоня перед собой около двух третей стада, отрезанного от озера.
– Закрывай, – сказала Сарисса. Орсон отпустил шнур, и ворота вернулись на место. Если вылазка не удастся, оставшимся надо будет что-то есть.
А между тем продвижение вперед связанных по трое дельфов начиналось неудачно. Каждое из животных в обеих тройках, взятое в отдельности, было достаточно крупным, чтобы не уступать в скорости своим свободным собратьям, но в связке они работать не привыкли, и потому направить их туда, куда нужно, оказалось нелегко. Когда обе упряжки проскочили выступающий каменный рог бухты, стадо вокруг них стало быстро рассеиваться – долго запертые без движения, дельфы теперь хотели поиграть, растратить накопившиеся за ночь силы, и потому устремлялись кто куда, поодиночке и парами. Сарисса беспомощно смотрела, как у людей тает защитный экран, растекаясь во все стороны серебристыми ручейками, быстрыми, словно ртуть. Скрипнув зубами, она перевела взгляд на Полифема.
Гигант плавал на другой половине острова – выступ, на котором она стояла, прикрывал от его зрения беглецов – если, конечно, у него было зрение. А если капитан и Якс, выйдя в открытую воду, сразу повернут в противоположную сторону, то окажутся на расстоянии двух третей длины острова от хищника прежде, чем мыс перестанет прикрывать их отступление. Казалось невероятным, чтобы двух людей – да что там, тени людей – прильнувших к живым щитам, которые вдвое превосходили их своими размерами, можно было разглядеть с такого расстояния. И все же Сарисса издала невольный стон, видя, как сжимается защитный экран стада. Казалось, чем шире становится водяной простор, тем сильнее неуклюжее ковыляние связанных между собой дельфов раздражает животных вокруг и даже понуждает их к бегству.
А потом ей показалось, что два человека оставили бесполезные попытки удержать рядом с собой стадо и решили сосредоточиться на своем продвижении вперед. От берега их отделяли уже несколько сотен метров, и на ее глазах они одолели еще метров пятьдесят с той же скоростью, что и раньше. Словно иллюстрируя ее мысли о везении, довольно большая группа дельфов осталась с ними и без всякого понуждения плавно двигалась теперь впереди беглецов.
Вдруг Сарисса поняла, что уже около минуты они находятся в пределах прямой видимости Полифема. И резко повернула голову в сторону колосса. Заполненная мельтешащими тенями сфера лежала на своем месте – или, кажется, чуть-чуть отодвинулась от берега? Ее взгляд снова метнулся к крошечным серебристым блесткам – уходящим тройкам, – но, не успев даже сфокусироваться на них, стал возвращаться к Полифему. И вот, примерно на середине расстояния, разделявшего сейчас пловцов и монстра, метрах в ста пятидесяти от того места, где стояла она сама, узкая кипящая полоса шрамом прорезала воду. Это был след, который оставлял на поверхности подводный бросок: нечто, пущенное наперехват двум удирающим трио.
Сарисса шагнула к той пушке, угол обстрела которой полностью покрывал сектор между ней и бухтой, подняла ствол для дальнего прицела, навелась на точку, где должны были пересечься пути водяного шрама и беглецов. Прикосновение к пушке, которое всегда прибавляло ей уверенности, на этот раз нисколько не успокоило – в сердце были пустота и ужас. Люди под дельфами, должно быть, увидели то, что к ним приближалось. Две тройки развернулись лицом к нападению секундой раньше, чем щупальца нанесли свой удар, и вода вокруг них заполнилась ядовитыми волокнами Полифема. Еще через две секунды Сарисса сделала первый выстрел.
Цель была в двухстах с лишним метрах от нее – на самом пределе поражающей силы гарпунной пушки. Только благодаря вертикальной наводке такой выстрел вообще был осуществим. Серебристая стрелка гарпуна, запев, взвилась высоко в воздух и тут же стала опускаться. Сарисса невольно затаила дыхание, словно боясь сбить с правильной траектории снаряд, который, как она видела еще в момент его выхода из ствола, пошел точно в цель. Тем временем ядовитые выросты уже опутали переднюю тройку, как медуза опутывает своими щупальцами нечаянно заплывшую в них жертву, и вытолкнули серебристых зверей на поверхность, так что они заискрились, словно свежий памятник посреди черной кладбищенской травы, которая продолжала трудиться над тем, что было под ними. Ее движения своей неслучайной точностью напоминали движения человека, который приподнимает откидную крышку с целью достать то, что находится под ней. Линь вытянулся на свою максимальную длину, и вдруг обмяк и вздрогнул, когда гарпун вонзился в спину среднего дельфа из первой тройки. Одной рукой Сарисса рванула рукоять лебедки, и линь снова натянулся – похоже было, будто крошечная машинка задумала поиграть в кто кого перетянет с гигантом Полифемом. Другой рукой она уже перезаряжала пушку.