Я принялся за работу. Повалил с полдюжины деревцов, которые позже наверняка помешали бы свалить деревья покрупнее. Срезал с них салат, оттащил стволы поодаль, начал нарезать на чурбаны. А Гейб все смотрел за мной с задумчивым видом. Вскоре я замечаю, что на деле-то он смотрит не на меня, а на бензопилу. Еще через полчаса он встает, ступает на другую пилу и заводит ее здоровой рукой.
– Эй! – кричит он мне. – Попользуйся-ка этой пока что! Чтобы твоя не перегревалась.
Чушь собачья, все с пилой было в порядке. Но запал терять не хотелось, так что я отложил одну, взял другую и продолжил работу. Гейб взял из пачки еще бутылку, сел на поваленный арбутус и уставился на вторую пилу. Чуть погодя я устроил передышку.
– Гейб, не пора ли обратно на большую перейти? – спросил я. – С ней дело живее идет.
Приглушенно, будто слова причиняли боль, Гейб сказал:
– Не чувствуешь, будто одну из них тянет?
– Тянет? Влево или вправо?
– Влево или вправо! – заорал он вдруг, и меня потрясло, как с ходу он завелся. – Вверх или вниз! Хоть в какую-нибудь сторону!
С минуту я молчал.
– Нет, Гейб, – ответил я очень спокойно. – Признаюсь, не заметил, чтобы одну из пил куда-нибудь вело.
Он хмыкнул, но, клянусь, в выражении лица промелькнуло облегчение. Я снова заработал большой пилой, и про перегрев Гейб больше не упоминал. Он наблюдал за мной и попивал мое пиво. Я прикидывал, что двенадцати банок мне хватит в аккурат до полудня, но этот скупердяй вылакал три, так что к одиннадцати пойло закончилось. Последнюю банку я допил очень выразительно, но Таггсы намеков не понимают. И в этот самый момент сверху, со стороны дома, донесся звук заведшегося мотора, и я сказал Гейбу:
– Это там Уолтер выезжать собрался? Может, попросишь его нам пива на обратном пути захватить?
– Уолтера нет. Это Грант. Он вернется поздно, ему меняют гипс.
– А в доме у тебя пива не найдется, Гейб? У меня в горле пересохло, а мое уже кончилось.
Старый добрый Гейб только пожал плечами и радостно ответил:
– Черт его знает.
Я продолжил валить деревья. Решил, что в полдень съезжу за новой упаковкой, но на этот раз запру ее в салоне и буду доставать по одной банке, чтобы дошло даже до такого тугодума, как Таггс. И тут с пилой произошло чудное – и страннее этого происшествия со мной никогда в работе не случалось, включая тот, после которого я остался без вот этого сустава пальца, видишь? В общем, подошел я к маленькому дубку. Ствол у него делился на две большие ветви, они цеплялись за соседей, отчего ствол мог завертеться при вале, но рос он под явным наклоном над лощиной, так что уронить его надо было все-таки вниз. Ну, а случилось вот что: только я поднял пилу, как та дернулась, словно от мощного прилива сил, и одним махом задним ходом прорезала ствол!
Но ведь это невозможно. При такой-то подрубке уж точно. Сдвиг и завал ствола при прорезании основы сцапали бы и самую крупную пилу на раз. Сначала вес дерева надо чутка сместить подрезами, затем рассечь натяжение с другой стороны, тогда дерево отпрянет от пилы – по-другому не получится.
Только вот у меня взяло и получилось. Представляешь, какая скорость цепи там была? Лезвие с ревом пролетело сквозь дерево – и ей-богу, я буду стоять на своем: такой мощности в той пиле быть не могло. Она пропорола ствол под безумным углом – тот накренился, с треском срывая одну из веток с соседнего дерева, и, завернувшись, рухнул ровно на бревно, на котором устроился Гейб.
Гейб, как и все Таггсы, был тот еще шустряк. Он только и успел, что вспрыгнуть, как повалившийся дубок прижал его поперек арбутуса – грудь и правую руку зажало меж стволов, а голова с левой рукой торчали со стороны. И, будто и так странностей не хватало, падение тоже получилось необычным. Дубок приземлился на одну из веток – та треснула, но не обломилась, а, словно дверная петля, опустила поваленное дерево ровно так, чтобы крепко придавить Гейба, и в то же время удерживала ствол на весу, чтобы надломить от силы два-три ребра. Очухавшись, Гейб проморгался и страшно выругался.
– Вот дьявол, Гейб, – сказал я ему. – А ты не шутил – ее и впрямь ведет! Видел, как она взбрыкнула?
Гейб все сыпал проклятиями, и голос его звучал странно – яростно и в то же время, считай, тихо, – пришибленные легкие еще болели, не давая сделать вдох, так что проораться он не мог. Мне было жаль, что такое с Гейбом приключилось от моей руки. Он, конечно, и сам, верно, подозревал, что бензопи`лы его барахлят, но парни вроде Гейба не прощают пару сломанных ребер, даже по случайности. После долгих лет употребления всего, что горит, в кругу таких же чокнутых бродяг он утратил способность вникать в тонкости происходящего. Я думал, как его освободить.
– Слушай, Гейб, – сказал я ему. – На ствол давит вон та ветка, что сбоку. Отрежу ее, и он должен приподняться.
– Живо доставай меня, тупой клоун! – закричал Гейб, но тут же ойкнул, так как слишком повысил голос.
Я приложил лезвие к боковой ветке – пила прошла ровно и исправно, без причуд. Добрых триста фунтов веса плюхнулись на землю. Но будь я проклят – дуб не поднялся ни на йоту. А наоборот – не пойми как повернулся и, похоже, еще сильнее прищемил бедного Гейба.
– Ну, Гейб, хоть пила работает исправно, и то хорошо, – сказал я ему. – Думаю попробовать срезать ветку над тобой, может, получится…
– ВЫТАЩИ. МЕНЯ. ОТСЮДА! – прохрипел Гейб и застонал – хрипеть тоже было больно.
Ветвь была неглавной, но увесистой, и я, прикинув, решил, что смогу ею, как рычагом, чутка приподнять дуб и Гейб выберется сам. Голова его торчала чуть ниже и сбоку от ветки, и, уйдя на другую сторону, я поднял лезвие.
– Закрой глаза, – посоветовал я, – опилки будут на голову сыпаться.
Гейб в ответ лишь снова застонал и сжал челюсть. Я включил пилу и приставил ее к ветке.
И с того момента – ровно с той секунды – началась настоящая чертовщина. Будто стоило мне прикоснуться к коре, как мы оказались в эдаком кошмаре, который все накалялся и накалялся, пока… Впрочем, лучше я расскажу обо всем по порядку.
Вот я касаюсь пилой сучка, да? Лезвие входит в дерево, ну, скажем, наполовину, я успокаиваюсь, уже не так бдительно за ним слежу – и тут пилу пробивает еще одним скачком мощности! Она пролетает – именно что пролетает – сквозь древесину за секунду. А я не могу убрать с кнопки газа палец! Не могу отпустить ручку! Вжух! – через сук и вниз, а затем – хрясь-врум! – по шее бедного Гейба Таггса. Так лихо пронеслась пила, что голова Гейба и сучок ударились о землю, считай, секунда в секунду, а я только и успел, что бросить инструмент и отпрянуть, чтобы не получить веткой по рукам – а она упала прямо на брошенную пилу и раздавила ее вдребезги.
Я стоял, бранясь, но словно ушел в какой-то транс. Обошел древесный сэндвич и бродил туда-сюда, беспомощно качая головой и чертыхаясь. Старался не молчать, дабы голос глушил страшные звуки крови, хлеставшей из Гейба. Со стороны, где был я, казалось, будто он обычный парень, взял и вальяжно перегнулся через забор или еще какую перекладину, – если не считать, конечно, дуба поверх тела. Но в мыслях у меня все еще стояла его другая, ужасная, обрубленная сторона. Я убедил себя остановиться. Сделал глубокий вдох и выдох.
– Ну, брат, – сказал я себе вслух, – такой засады с тобой за всю долгую и блестящую карьеру неудач еще не случалось. Так что бери-ка ты себя в руки, потому что на этот раз ты попал по-крупному.
До этого я с собой вслух никогда не разговаривал, и то, что в тот момент вдруг начал, уже говорит о том, как сильно меня покоробило, однако же мне отчего-то стало легче и я продолжил:
– Придется тебе запрятать бедного Гейба. Закопать. Ведь ни Уолтер, ни Грант ни в жизнь не поверят твоим разумным объяснениям этой трагической случайности. Так завтра, как приедешь, надо будет им сказать вот что: после того, как Грант укатил в больницу, Гейб тоже куда-то подался, да так и не вернулся к тому времени, как ты погрузил свою долю древесины и уехал домой.
Лично мне рассказ показался толковым, и с плеч будто груз свалился. Я снова обошел сваленные деревья. Но шок не проходил. Еще какое-то время я только и мог, что глядеть на останки и ужасную кровавую лужу, расползавшуюся по земле и древесине. А потом сказал себе не медлить, но мне не придумалось ничего лучше, чем поднять голову бедного Гейба за хвостик на затылке и спрятать ее в кустах толокнянки – если подумать, довольно нелепое действие: туловище-то все еще зажимало стволами. Дубок вытянулся вдоль арбутуса, едва ли не в одну линию. Проще и аккуратнее всего было разрубить его на чурбаны от кроны, от нее было ближе; не хотелось и дальше калечить тело, да и шина могла застрять в стволе.
– Ну что ж! – сказал я себе. – Режем ствол, вытаскиваем его, закапываем, а кровь припрячем землей. Потом сложим окровавленные чурбаны в грузовик, поверх заставим чистыми, с кроны, а потом руки в ноги – и прочь отседа к чертовой матери, пока не вернулся Грант или Уолтер.
Вышло вполне разумно, и я воспрянул духом. Чуть дальше по склону пролегало устье оврага, куда Грант Таггс скидывал землю, которую его попросил убрать дядюшка. Часть рыхлой кучи осталась в лощине, и тело Гейба в ней можно было спрятать без труда.
Мысли снова набирали ход. Я включил пилу поменьше и принялся за крону дуба, укорачивая его чурбан за чурбаном. Эта вторая пила пока не артачилась, но я, разумеется, держал ее как можно дальше от тела.
Ты не подумай, мне, естественно, было жалко Гейба. Даже у последнего подонка все же какие-никакие человеческие качества сохраняются – их надо углядеть и признать, когда сам человек отходит в мир иной. Стало быть, я и старался припомнить все лучшее в Гейбе, пока распиливал дерево, хотя после средней школы мы с ним, считай, не общались и о его жизни знал лишь понаслышке. Помню, будучи на службе, узнал, что они с Уолтером заделались подрядчиками, септики очищали. Они наняли двух ребят – которым, судя по всему, поручали часть работ, – так вот вся четверка наловчилась якобы случайно прихватывать вещи заказчиков. А потом был случай с разведенной дамой и ее дочерями: жили они в большом доме в предгорье и вызвали парней установить септик для нововыстроенного крыла. Быть может, дама оказалась излишне доверчивой и общительной, но Гейб с парнями, у которых с собой было взято несколько бутылок спиртного, устроили там какую-то дикую вечеринку, и в итоге всех четверых посадили за изнасилование, растление несовершеннолетних, взлом с проникновением и за что-то там еще. Потом до меня доходили всякие слухи, что в тюрьме Уолтер и Гейб навыки изнасилования отточили пло