Возможно, все было бы не так скверно, если бы Эмберги задавал мне вопросы, пока я проводила вскрытие, и если бы он держал язык за зубами потом. Но в Эмберги боролись врач и политик. Победил последний — именно поэтому наш спецуполномоченный поделился с журналистами, оцепившими морг, «конфиденциальной информацией»: смерть члена городского совета наступила в результате выстрела из дробовика с близкого расстояния, свидетельством чего являются многочисленные следы от ранений дробью в верхней части грудной клетки. Позднее мне пришлось применить все свои дипломатические способности, объясняя журналистам, что «многочисленные следы от ранений дробью» были на самом деле следами от крупнокалиберных игл, с помощью которых санитары пытались сделать пострадавшему переливание крови, втыкая их в подключичные артерии. Смерть же члена городского совета наступила в результате единственного пулевого ранения в затылок.
Журналисты тогда неплохо воспользовались идиотской ошибкой спецуполномоченного.
— Вся беда в том, что Эмберги по образованию врач, — сказала я Биллу, — и то, что он знает о человеческом организме, дает ему повод считать себя экспертом в судебной медицине. Эмберги уверен, что смог бы справляться с моим делом лучше меня, а ведь он в нем ни черта не смыслит.
— И ты допустила ошибку, дав ему это понять.
— А что мне было делать? Кивать и притворяться, что знаю не больше Эмберги?
— Итак, мы имеем дело с самой обычной завистью, — подытожил Билл. — Такое случается.
— Я не знаю, с чем мы имеем дело. Откуда у тебя такая уверенность? Да люди в половине случаев не в состоянии объяснить свои поступки. Может, я напоминаю Эмберги его мамашу — так бывает, я читала.
Мое раздражение обрело второе дыхание, и по лицу Билла я поняла, что слишком разошлась.
— Полегче, Кей, — сказал он и поднял руку, будто жестом хотел погасить мой гнев. — Не надо на мне зло срывать. Я здесь ни при чем.
— Но ты же был на сегодняшнем совещании.
— А что ты хотела? Чтобы я сказал Эмберги и Таннеру: «Извините, ребята, у нас с Кей особые отношения, поэтому я не могу присутствовать на совещании»?
— Может, и хотела, — сказала я, чувствуя себя совершенно несчастной. — Может, я хотела, чтоб ты Эмберги морду набил.
— Неплохая мысль. Только проблема в том, что скоро перевыборы прокурора штата. И ты вряд ли станешь вызволять меня из кутузки. И залог за меня не внесешь.
— Смотря какую сумму запросят.
— Вот видишь!
— Почему ты меня не предупредил?
— О чем?
— О совещании. Ты наверняка знал о нем еще вчера. — А может быть, и за неделю, чуть было не сказала я. Не исключено, что именно поэтому Билл даже не позвонил мне на выходных! Я осеклась на полуслове и мрачно посмотрела на него.
Билл снова начал изучать свой бокал. Он явно обдумывал ответ. Наконец он произнес:
— Я не видел смысла в том, чтобы предупреждать тебя о совещании. Ты бы только лишние дни волновалась, к тому же мне казалось, что совещание — обычная формальность.
— Хороша формальность! — Я бросила на Билла недоверчивый взгляд. — Эмберги чуть меня не съел, офис мой распотрошил, а ты называешь это формальностью?
— Разве не ясно, что энтузиазм Эмберги был вызван лишь твоим замалчиванием факта взлома базы данных? А вчера я об этом не знал. Да что я — вчера даже ты, Кей, об этом не знала.
— Где ж неясно — ясно, — холодно произнесла я. — Никто не знал о взломе, пока я сама все не рассказала.
Повисло молчание.
— Ты на что намекаешь?
— Удивительное совпадение — Эмберги вызвал меня на совещание всего через несколько часов до того, как мы обнаружили взлом базы данных. Я почти уверена, что он каким-то образом это выяснил.
— Может, и выяснил.
— Мне от этого не легче.
— Все равно теперь уже ничего точно установить невозможно, — продолжал Билл таким тоном, словно речь шла о пустяках. — Допустим, Эмберги знал о взломе к началу совещания — и что с того? Может, кто-то сболтнул лишнего — например, системный администратор. И слух дошел до двадцать четвертого этажа. — Билл пожал плечами. — Эмберги подумал: «Только этого нам и не хватало». Ты правильно сделала, что сказала правду, — так ты сняла с себя подозрения.
— Я всегда говорю правду.
— Не всегда, — кокетливо заметил Билл. — Ты лжешь о наших отношениях — то есть ты недоговариваешь…
— Возможно, Эмберги знал, — перебила я. — Мне только хотелось услышать, что ты был не в курсе.
— Клянусь, я ни сном ни духом, — уверил меня Билл. — Если бы мне что-то стало известно, я бы тебя предупредил. Кей, я бы ринулся к ближайшей телефонной будке и…
— …и супермен бы отдыхал.
— Черт, — пробормотал Билл, — ты что, смеешься надо мной?
Болц напустил на себя мальчишескую обидчивость. У него всегда было в запасе множество ролей, и с каждой он великолепно справлялся. Иногда я сомневалась в том, что он влюблен в меня. Может, это просто очередная роль.
Я бы голову дала на отсечение, что половина женского населения Ричмонда видела Билла Болца в самых сладких снах, и менеджер, проводивший предвыборную кампанию, умело этим пользовался. Билл улыбался с фотографий, развешенных у дверей ресторанов и супермаркетов, с телеграфных столбов и жилых домов. И кто же устоит перед таким красавцем — светловолосым, загорелым (недаром Билл часами играет в теннис на открытом воздухе)? Лицо мистера Болца прямо-таки притягивало взгляды.
— Билл, никто над тобой не смеется, — устало ответила я. — Давай не будем ссориться.
— А я и не ссорюсь.
— Я так устала. Ума не приложу, что делать.
Билл явно уже думал об этом, потому что сразу сказал:
— Было бы неплохо, если бы ты прикинула, кто интересовался твоим компьютером. — Он выдержал паузу. — А еще лучше, если бы нашла доказательства своим подозрениям.
— Доказательства? — Я так устала, что еле ворочала языком. — Ты хочешь сказать, что кого-то подозреваешь?
— Да. Только у меня нет никаких видимых оснований.
— Кого? — Я зажгла сигарету.
Билл обвел взглядом кухню.
— Первая в списке подозреваемых — Эбби Тернбулл.
— Очень свежая мысль.
— Кей, я серьезно.
— Да, она амбициозна, — и что с того? — нетерпеливо бросила я. — Тебе не кажется, что ее имя упоминается слишком часто? Эбби не настолько влиятельна, как кое-кому хотелось бы думать.
Билл со звоном поставил бокал на стол.
— Конечно, не настолько, черт возьми, — резко произнес он. — И все же Тернбулл — настоящая змея. Я знаю, что она карьеристка и все такое. Она даже хуже, чем кажется. Эбби злая и умеет манипулировать людьми. Она очень, очень опасна. Эта сука способна на все.
Билл говорил с такой горячностью, что я просто опешила. Обычно он не употреблял подобных выражений по отношению к кому бы то ни было. Особенно если знал человека недостаточно — а по моим предположениям, Билл знал Эбби недостаточно.
— Вспомни, что она обо мне писала всего месяц назад.
Недавно «Таймс» наконец поместила очерк (между прочим, обязательный) о прокуроре штата. Очерк был длинный, вышел в воскресном номере, и я не помнила, что конкретно Эбби в нем настрочила. Единственное, что мне врезалось в память, — это нейтральный стиль. Зная Эбби, можно было ожидать гораздо более яркой статьи.
Об этом я и сказала Биллу:
— Насколько помню, статья была беззубая. От таких ни холодно, ни жарко.
— Это неспроста, — вспылил Болц. — Подозреваю, что она собиралась написать совсем не то, что ее в конце концов заставили.
Билл намекал совсем не на нейтральность очерка. Нет, тут крылось что-то другое. Я напряглась.
— В тот день она мне всю душу вымотала. Таскалась со мной повсюду, на все встречи, даже в химчистку поехала, и все в моей машине. Ты же знаешь, до чего эти журналисты назойливые. Стоит зазеваться — и они в туалет за тобой проскользнут. Ну, так вот, чем ближе к вечеру, тем более неприятный и неожиданный оборот принимали дела.
Билл замолчал, чтобы уяснить, понимаю ли я, куда он клонит.
Я прекрасно понимала.
Билл с серьезным лицом продолжал:
— Она просто довела меня своим постоянным присутствием. На последнюю встречу мы поехали примерно в восемь. Потом она настояла на совместном ужине. Ужин оплачивала газета, а эта выдра еще не все вопросы мне задала. Не успели мы выйти из ресторана, как Эбби заявила, что ей дурно — перебрала, а может, переела. Короче, она хотела, чтобы я отвез ее не в редакцию, где была припаркована ее машина, а прямо домой. Я так и сделал — доставил ее к дому. И только я затормозил у ворот, как она повисла у меня на шее. Вот был кошмар.
— А ты что? — спросила я с деланым равнодушием.
— Да ничего. Она, естественно, обиделась — это же надо, отказал, когда женщина просит! С тех пор она пытается стереть меня в порошок.
— И в чем это выражается? Она тебе звонит, а может, шлет письма с угрозами? — Я, конечно, спросила в шутку. Но ответ Билла меня весьма озадачил.
— А ты посмотри, что она обо мне пишет. А твоя база данных? Может, я псих, только мне кажется, что тут присутствуют личные мотивы…
— Утечка информации? Ты думаешь, Эбби влезла в мой компьютер и пишет статьи с сенсационными подробностями, чтобы стереть тебя в порошок?
— А если дойдет до суда, кому, по-твоему, не поздоровится?
Я не ответила. Я смотрела на Билла, не веря собственным глазам.
— Мне, кому же еще. Я буду вести эти дела. Преступления и без того гнусные, процесс и так станет сенсацией, а Тернбулл своими статейками еще более усугубляет ситуацию. Меня по головке за это не погладят. И Тернбулл это знает, Кей, можешь не сомневаться. Она мне подлянку готовит.
— Билл, — произнесла я, понизив голос. — У Эбби работа такая — вынюхивать, делать из мухи слона. На то она и журналистка. Но не это главное. Главное — с помощью ее статей можно будет оказать давление на суд, только если единственной уликой будет признание обвиняемого. Тогда защита станет склонять его отказаться от своих показаний. Защита будет построена на том, что обвиняемый страдает психозом, а подробности убийств узнал из газет. Он якобы лишь воображает, будто совершил эти преступления. Выродок, что убил несчастных женщин, не признает себя виновным, нечего и рассчитывать на это.